Они жаждут

— Но ты ведь не… Энди, что на тебя нашло?

— Я понял истину, — тихо сказал Палатазин. — А ты, Джо, должна поскорее уехать отсюда. Бери машину, уезжай как можно дальше от Лос-Анжелеса. Направляйся через горы на восток. Ты ведь сделаешь это для меня?

Она шагнула к нему, сжала его руку.

— Мы поедем вдвоем, — сказала она. — Мы устроим настоящий отпуск, целые две недели! Завтра утром уложим вещи и уедем. Отправимся до Сан-Диего, а потом…

— Нет! Нужно куда-нибудь подальше, потому что когда они поползут во все стороны, как тараканы, то их ничем не остановишь. Горы — более надежная защита, поэтому между тобой и Лос-Анжелесом должны быть горы. И ты должна уехать сейчас.

— Но я не уеду одна, — сказала Джо, в глазах у нее блестели слезы отчаяния. — Черт побери, я не поеду без тебя! Что бы ты не говорил!

Он взял ее за плечи и несколько мгновений смотрел ей прямо в глаза.

— Джо… когда ОНИ ПРИДУТ — а они обязательно придут, это вопрос всего лишь времени — то я не смогу защитить тебя. Я даже не смогу защитить самого себя. Но я должен остаться здесь, я должен попытаться спасти город… сделать что-нибудь! Бегство это ничего не даст. Они будут наступать, и рано или поздно все человечество окажется разделенным на небольшие районы-западни, и туда тоже придут вампиры, и тогда… это будет конец всему, ты понимаешь? Вампиры, в конечном итоге, уничтожат сами себя, но перед этим они уничтожат и все человечество, выпьют всю кровь до капли. Кто — то должен хотя бы попытаться остановить их!

— Но почему ты? Именно ты, из всех людей в мире?

— Потому, — тихо сказал он, глядя прямо ей в глаза, — потому что я оказался здесь. И я знаю их повадки. Кто еще знает о том, что ОНИ придут?

— Пусть этим занимается полиция!

— Полиция? Ну, я знаю из первых рук, как эффективна бывает полицейская служба. Нет, кроме меня за это дело взяться некому. И я пойду один, если такова воля божья. Поднимайся теперь наверх и собирай чемодан. — Он снова повернулся к бумажному мешку, который все время лежал, забытый, на кухонном столе.

Джо осталась стоять.

— Я не поеду, — запротестовала она. — Ты не заставишь меня.

— Глупо, — сказал он.

— Но я тебя люблю.

Палатазин повернулся:

— Тогда вдвойне глупо. Неужели ты не поняла ни слова из всего того, что я пытался тебе втолковать?

— Я знаю только, что должна быть рядом с тобой. Я не уеду.

Он долго смотрел на нее, в тишине она почувствовала, как жжет ей лицо взгляд мужа.

— Ладно, — сказал он наконец. — Если ты останешься до утра, то поможешь мне подготовиться. Начинай резать головки чеснока на кусочки.

Она пошла за ножом, а Палатазин достал из мешка аэрозольный баллон с черной краской.

Палатазин открыл дверь наружу, встряхивая тем временем баллон. На дереве дверного проема он нарисовал струей краски распятие, а ниже по-венгерски «ОВАДЖОДИК» — Б Е Р Е Г И Т Е С Ь !

13

В коридорах Фарфакской высшей школы прозвенел последний звонок. Классы быстро опустели. «Тойоты» и «Триумфы», повизгивая покрышками, начали покидать площадки стоянок, выруливая на Фарфакс-авеню, оставляя черные следы резины на асфальте, как стрелы, указывающие к ближайшим барам Мак-Дональда.

Томми Чандлер, один из немногочисленных одиннадцатилетних первокурсников школы, когда-либо проходивших по ее коридорам и залам, аккуратно набрал комбинацию на замке своей ячейки, потом открыл дверцу. Внутри лежали его учебники, пачка прозрачных шариковых ручек «бик», несколько блокнотов. К внутренней стенке ящика была приклеена журнальная фотография Орлона Кронстина в гриме Джека Потрошителя из фильма «Вопли ночного Лондона». Фотография была безжалостно вырезана из старого номера «Знаменитых Монстров страны Кино». Тут же имелось изображение Райчел Уелч в бикини, но она была помещена на менее почетное место. Томми вытащил из ячейки учебники истории и алгебры вместе с соответствующими блокнотами. Мистер Китчен, скорее всего, устроит завтра тест по истории, кроме того, Томми собирался почитать немного по алгебре, забежать вперед — то, чем они занимались сейчас, было так скучно! У противоположной стены камеры хранения стояли Джим Бейнс и Марк Сутро, обсуждая достоинства Милинды Кеннимер, ведущей мажоретки из маршевого оркестра Фарфакской школы — неприкосновенной, но восхитительной старшекурсницы.

— Я ее сегодня видел в холле на пятом часу, — говорил Марк, вытаскивая из своей ячейки учебник биологии и тетрадь по геометрии. — Бог мой, я чуть не испачкал свои джинсы! Она мне улыбнулась. Честное слово! У нее улыбка, как у Фарры Фассет.

— Даже лучше, чем у Фарры Фассет, — запротестовал Джим. — Скорее, как у Бо Дерек. Но бог мой, какой станок! Я слышал она встречается со Станом Перри, везет же паршивцу! На прошлой неделе на репетиции, когда она покачивала своими бедрами, а ударная секция выдавала «Ритм джунглей», я думал, что подпрыгну до луны. Нет, девушка не должна быть такой красивой. Это неестественно. Нет, она явно стерва.

— Ну и что? Я таких люблю. Ты уже назначил кому-нибудь свидание на день Возвращения?

— Нет пока. Думаю пригласить Ронни Мак Кей.

— Ха! — Марк громко хлопнул дверцей своей ячейки и повернул диск замка. — Поздно! Джонни Джексон уже пригласил ее, и она сказала «да».

— Вот черт! А я уже настроился. А ты кого приглашаешь? Сельму Вероун?

Марк скорчил кислую мину:

— Смеешься! Старая птица Вероун? Лучше останусь на бобах. — Он ткнул локтем в ребра Джима, показав на Томми. — Но старушка Сельма пойдет с Чандлером, если он ее попросит.

«Ну вот, — подумал Томми. — Начинается. Надо скорей уходить».

— Эй, Чандлер! — окликнул его через проход Марк. — Почему бы тебе не пригласить Сельму Вероун на Возвращение домой? Ты ведь так любишь монстров! Она тебе подойдет как нельзя лучше.

— Сомневаюсь, — пробормотал Томми. Он слышал, как открылась и закрылась дверь в камеру хранения, но его волновало, что будет дальше, поэтому он не обратил внимания на того, кто вошел. Томми закрыл дверцу, повернул диск замка, повернулся сам и едва не ткнулся носом в глыбу мяса, облаченную в футболку с надписью «Аэросмит». Из пустоты выстрелилась рука, поймала Томми за воротник, толкнула спиной к металлу стены ячеек. Он ударился о металл головой, в ушах сразу зазвенело, словно завыла тренировочная пожарная сирена. Очки повисли с уха на одной дужке, но он и так знал, кто стоит перед ним. Он услышал грубый смех, словно захрюкали свиньи. Джим Байенс и Марк Сутро внезапно стихли.

— Что ты путаешься под ногами, сопля? — проворчала глыба мускулов.

Томми поправил очки. Перед ним стояли трое — Жюль Тэтчер, прозванный «Быком», и его обычный эскорт — дружки Бадди Карнес и Росс Вейр. У Тэтчера было широкое уродливое лицо, все изрытое оспинами и такое же враждебное, как поверхность Луны. У него были темные волосы до плеч, черные глазки хорька, излучавшие ненависть. Он навис над Томми, как башня. Он довольно неплохо играл защитником в футбольной команде колледжа, но две недели назад его выгнал тренер, поймавший Быка за продажей порнографических открыток на стоянке. По возрасту он должен был быть старшекурсником, но шестой и восьмой класс оказались вне пределов его возможностей. Теперь он сдавал экзамены только благодаря шпаргалкам. Глаза его, устремленные на Томми, кровожадно мерцали. Томми вполне верил рассказам о любви Быка к насилию, особенно если посмотреть на его жестокий тонкогубый рот. К несчастью, его ячейка находилась рядом с ячейкой Томми.

— Я же сказал, ты мне мешаешь… так тебя разтак! — мрачно сказал Бык, уперев руки в бока.

— Извините… — сказал Томми, потирая ключицу. — Я уже ухожу.

— Он «уже уходит», — передразнил тонкий голос Томми Росс Вейр. — Какой у него голосок, как у феи. Эй, пацан, ты фея?

— Парни, вы что, с луны свалились? — вступил в разговор Бадди. — Это маленький гений. У него мозги. Он в моем классе по алгебре получает одни пятерки, по всем контрольным. Из-за него я и проваливаюсь на каждом тесте.