Они жаждут

Он постучал в первую дверь, к которой подошел, и наружу выглянул Карлос Альва, красные глаза его выпучились поверх грязного носового платка, которым он прикрывал нижнюю половину лица.

— Карлос! — крикнул Сильвера, хотя он стоял всего лишь в футе от человека. — Бери жену и детей! Пойдемте со мной в церковь!

Похоже, что Альва не понимал его, поэтому Сильвера повторил все, прокричав слова прямо в ухо Карлосу. Тот кивнул и исчез в комнате. Сильвера перешел к следующей двери.

На то, чтобы собрать всех обитателей дома на первом этаже, потребовалось около трех четвертей часа. Тридцать три человека, не считая детей на руках матерей. Сильвера предполагал вывести их живой цепочкой, где каждый держит за руки идущего впереди и позади него, но маленькие дети оказались проблемой.

— Слушайте меня все! — крикнул Сильвера. — Мы должны во что бы то ни стало добраться до церкви! Слышите, звонит колокол? — Звук колокола казался приглушенным и отдаленным, и Сильвера понимал, что маленькому Леону долго не выдержать там наверху. — Мы пойдем на этот звук, — крикнул он, указывая в сторону церкви. — Каждый берется за плечо человека, стоящего впереди, и держит его крепко! Женщины, передайте детей мужьям! Ветер снаружи очень сильный, поэтому идти нужно крайне осторожно. — Он видел их испуганные глаза. Слышались возгласы отчаяния, обращенные к Всевышнему, молитвы.

— Все будет в порядке! Не бойтесь, только крепче держитесь за плечи идущего впереди. И как следует закройте лица детей. Все защищены? Тогда отлично. Все готовы? — Кто-то начал всхлипывать. Карлос Альва с маленьким сыном на руках сжал плечо Сильверы. Сильвера сделал первый глоток жгучего воздуха и вышел на улицу. Люди цепочкой потянулись за ним.

На несколько секунд колокол замолчал.

« Звони же, Леон!» — мысленно взмолился отец Сильвера. Потом он снова услышал звуки, словно плач по пропащим и потерянным. Позади него трепетала на ветру человеческая цепочка. Кое-кто из людей падал, приходилось поднимать его на ноги. Улица казалась ужасно широкой. Сильвера чувствовал, что они уже посередине, потому что обе стороны улицы пропали за пеленой песка, но он не был в этом уверен. Внезапно он услышал пронзительный крик позади. Крик повторился еще раз, еще раз.

— Что случилось? — спросил Сильвера через плечо у Альвы. — Кто кричал?

Альва передал вопрос по цепочке. Несколько секунд спустя он сообщил священнику:

— Миссис Мендоза исчезла! Кто-то выдернул ее из цепочки.

— Что?! — крикнул Сильвера. — Оставаться всем на месте!

Он наощупь перешел к тому месту, где вместо миссис Мендозы образовалась дыра между ее мужем и мистером Санчес.

— Что с ней случилось? — спросил он смертельно побледневшего мужа. Мужчина ничего не мог ответить, он только продолжал бормотать:» Мария, Мария..»., снова и снова. Сильвера оглянулся по сторонам, пытаясь что-либо увидеть, но напрасно. Он посмотрел на Санчеса. — Что здесь произошло?

Зубы Санчеса стучали.

— Не знаю, отец, — крикнул он. — Она держалась за плечо, и в следующую секунду… ее уже не было! Я услышал крики, и оглянувшись… мне показалось… я увидел… увидел… увидел…

— Что? Что это было?

— Что-то, похожее на человека… Он утащил ее прочь…

Сильвера всмотрелся в темноту, песок сыпался за воротник.

Там ничего не было, абсолютно ничего… Он услышал свой собственный голос:

— Сомкнитесь!

Потом он, так же перебирая руками плечи стоящих, вернулся к началу цепочки. Сердце его бешено колотилось, страх судорогой сводил желудок. Альва снова вцепился в плечо, и они двинулись вперед. Через десять секунд послышался новый вопль, быстро затихающий вдали. Сильвера стремительно завертел головой, пытаясь что-нибудь увидеть в крутящейся мгле.

— Фелиза! — услышал он плач женщины. — Что с моей малюткой? Фелизаааа! — женщина хотела выпрыгнуть из цепочки, но Сильвера крикнул:

— Держите ее! Мы продолжаем идти вперед!

Внезапно впереди пробежал человек, мгновенно исчезнув в завесе урагана. Он остановился так неожиданно, что люди в цепочке едва не падали, наталкиваясь друг на друга. Сильвера ясно увидел, что пробежавший был подростком в кожаной куртке с серебристо горящими глазами на черепообразном лице.

« Славный Боже, защити нас! — подумал священник. — Пожалуйста, помоги нам добраться до порога, пожалуйста!» Рука Альвы крепко вдавилась в плечо. В самом конце цепочки раздался новый крик.

— Продолжаем идти! — крикнул Сильвера, хотя там, позади, они едва могли его услышать. Он надеялся, что они успели догадаться заполнить пробел в цепочке, и теперь тоже двигались вперед. Теперь со всех сторон ему чудилось движение — пробегающие за завесой песка фигуры, казавшиеся бесформенными. Нога его коснулась бровки противоположного тратуара. Дверь церкви была всего в нескольких футах от него. Оставалось еще преодолеть пять ступеней крыльца.

— Мы пришли! — крикнул он, и вдруг почувствовал, что рука Альвы больше не сжимает его плечо. Когда он обернулся, то вместо Альвы и его жены увидел лишь маленькую дочь, замершую в ужасе, с протянутой рукой, которой она только что сжимала юбку матери. Сильвера взял малышку за руку. Над головой яростно пел колокол. Сильвера распахнул дверь и остался стоять сбоку, считая тех, кто входил в церковь. Из тридцати трех только двадцать шесть добрались до церкви. Когда последний перешагнул порог, Сильвера захлопнул дверь, навалился на нее, хрипло дыша. Несколько человек опустились на колени перед алтарем, они начали молиться. Крик, всхлипы, неразбериха.

До сих пор он не верил в гипотезу о вампирах, теперь он не был так уверен, но одно знал наверняка — те, кто под прикрытием урагана бродил сейчас по улицам, не были людьми. Он коснулся плеча Хуана Ромео.

— Поднимись на колокольню и смени Леона, — сказал Сильвера. — Продолжай звонить, пока я не пришлю кого-нибудь еще. Скорей!

Хуан рванулся наверх. Все, кто услышит колокол, размышлял Сильвера, могут попытаться добраться до церкви, до безопасного убежища. Он спрятал лицо в ладони и принялся молиться. Пусть Господь даст сил ему и этим несчастным. Ему придется снова выйти в ураган, оставалась еще дюжина домов, окружавших церковь, и он должен помочь их обитателям найти убежище. Он опасался, что их осталось уже не слишком много. Но на этот раз он уже не пойдет беззащитным.

Он подошел к алтарю и взял тяжелый медный крест-распятие, в гранях которого мерцали огоньки свечей. Но было так холодно! Хотя холод металла и был символом надежды, сам священник был полон мрачной безнадежности. Он сжал ладонью основание распятия с жесткими гранями, чувствуя, как все глаза сейчас устремлены на него. С помощью этого распятия можно пробиться в продуктовую лавку, набрать там консервов и воды в бутылках. Изображение Иисуса на стекле витража, которое время от времени содрогалось под порывами урагана, смотрело на Сильверу строгим взглядом серых глаз.

« Ведь ты все равно умираешь, — сказал сам себе Сильвера. — Так чего же ты боишься? К чему цепляться за жизнь? Пусть твои последние дни хоть что-то значат. Они сочтены в любом случае «.

Потом он крепко сжал распятие, закрыл лицо полотенцем и вышел за дверь в крутящийся воющий Мальстрем песчаной бури.

13

— Это напоминает мне снежные бури, которые бывали у нас дома, — сказал Вес тихо, наблюдая, как песок закрывает последний чистый квадратик ветрового стекла. Теперь они с Соланж сидели в полной темноте. Она прижалась к нему, положив голову на плечо, и хотя было ужасно жарко, Вес не протестовал, так же, как и она. Почему-то вблизи друг друга они чувствовали себя увереннее и спокойней.

— Еще вчера Винтер Хилл — пейзаж в золотых и красных тонах. Потом ночью проносится метель, ты выглядываешь из окна — весь мир белый, до самого горизонта. Деревья, дома, поля… все. Вверх и вниз по Винтер Хилл снуют сани. Я тебе рассказывал, что умею ходить на снегоступах?

— Нет, — прошептала Соланж.

— А что я тебе не рассказывал?

— Как ходить на снегоступах.

— Громче.

— Как ходить на снегоступах.

— Ну, так о чем это я? Ах, да, насчет саней. Когда я в последний раз ездил домой на Рождество, там уже все накупили снегомобили. Прогресс, верно? Ну, так вот… — Тут он понял, что лучше бы ему помолчать, потому что вдруг Вес почувствовал, что больше не может вдохнуть. Наконец ему удалось сделать вдох. Но ему хотелось немного развеселить Соланж, потому что если они долго молчали, она начинала плакать. Из тысячи шуток, которыми он смешил аудитории Лос-Анжелеса, Лас-Вегаса и Сан-Франциско, он теперь, казалось, не мог припомнить ни одной, кроме обрывков какой-то комедии — совершенно бессмысленных.