Оно
Шрифт:
Я вышла утром: он стоит у подъезда с букетом цветов.
— Давно тут стоишь?
— С вечера.
Был он помятым, букет тоже. Наверно, вечером выпил, искал меня, ходил по квартирам (сквозь сон я слышала какие-то звуки: отдаленная ругань, двери хлопали). Не нашел, спал в подъезде — и вот.
Я взяла цветы, выбросила их и сказала, что мне это надоело. И что сейчас выйдет муж, будет большая неприятность.
— Нет у тебя мужа. А
— Спит он еще. И все, Леша, забудь обо мне.
— Не могу. Ты представь: я ни разу не встретил женщину, которая похожа на ту, которую я ищу. Ты первая. Я могу теперь такую никогда не встретить. Ладно, не буду приходить с цветами. Хотя бы позволь тебя видеть раз в три дня.
Я сказала: раз в месяц.
Сторговались на неделе: будем встречаться в городе, пить кофе, говорить о жизни — и до свидания.
18.09.91.
Сегодня я женщина.
Это только кажется (мужчинам в первую очередь), что женщине легко избавиться от приставаний и преследований. Мужчины считают, что, в отличие от них, женщина имеет больше прав на отказ. Может быть. Но зато, я думаю, если женщину пошлют подальше, у нее хватит гордости исчезнуть. Мужчина же считает, что, если его посылают, это только игра, женский прием. Он никак не может поверить, что это серьезно.
Мы уже два раза встречались с Павловским, и я ему подробно объяснила, что у него нет никаких перспектив. Он соглашается, кивает головой, а потом говорит:
— Просто ты меня не знаешь.
— И не хочу знать.
— Ты странная. Как это — не хочу знать? Ты ведь даже не знаешь, чего ты не хочешь знать. (Совсем запутался в словах, бедняга). Например, ты же не можешь сказать: я не люблю Скандинавию или, наоборот, Африку. Потому что ты там ни разу не была. Я для тебя терра инкогнита, извини.
— А я вот именно не люблю ни Скандинавию твою, ни Африку. Там холодно, а там жарко.
— Хорошо, возьмем Италию.
— И Италию не люблю. Я ничего не люблю. Я люблю свою родину. Свой дом. И своего мужа.
— А кто он у тебя?
— Тренер.
— Ясно.
Он сказал это с анемичной иронией интеллектуала, презирающего физическую силу.
А я, ляпнув, поняла, что имела в виду Александру.
В самом деле, как отвязаться от мужчины, не травить же его насмерть? Покажу ему Александру и скажу, что это мой молодой человек.
Позвонила Александре, спросила, как идет жизнь.
Она сказал (шутка — ?), что жизнь идет нормально, схоронил отца. Сидит в одиночестве, выпивает.
— Ну и хорошо, — сказала я, — теперь ты свободна, никто не морочит голову. (Я стала вообще какой-то бессовестно искренней и получаю от этого удовольствие. Наверно, об этом говорил Сотин).
Она сказал, что в точку, что выпивает именно с радости, а не с горя. Рад, что я его понимаю.
Я пригласил ее выпивать ко мне.
Она ответил, что сегодня уже навыпивался, завтра.
19.09.91.
Сегодня я мужчина и женщина.
Встретил Александру мужчиной — он привык к этому моему виду.
Потом признался, что увлекся переодеваниями. Развлекаюсь. Просто так. Переоделся.
Александра оценил, ему понравилось.
— С такой телочкой пройтись бы! — сказал он.
— Давай пройдемся.
Он загорелся и даже заволновался.
— А я не в виде. У тебя вон какой прикид, а я...
— Решаемо!
Пошли с ним в комиссионку. Купили отличный костюм, плащ, даже шляпу. Он совсем стал похож на мужчину, поэтому никто не удивлялся. А по моему поводу тем более.
Выбросили старье в урну возле магазина, пошли.
Я направила его так, чтобы несколько раз пройти мимо редакции. Рассчитывала, что появится Павловский. Расчет наугад, но мне повезло, он появился. Причем с Салыкиным. Я забеспокоилась, что Салыкин меня опознает, но нет. То есть он пялился, но не узнал.
Я сказала: познакомьтесь, это мой муж.
Павловский растерялся, надо было видеть. Побледнел. Вернее, посерел. А Салыкин стоит тут же. Тоже мне интеллигенты, никаких манер.
Павловскому бы пройти дальше, а он начал разговор. Какие-то пустяки.
А Александра изображал ревнивого мужа. Спросил:
— Откуда это вы друг друга знаете?
Я говорю: познакомились на почве журналистики, я давала туда заметки, разве не помнишь? (Это правда, Павловский вербовал меня, просил писать, хотел, чтобы я тоже стала журналисткой. Чтобы общаться чаще).
— Это я понял, — сказал Александра. — Я не понял, чё он так с тобой разговаривает? Ты чё, мужик, глаз, что ли, на мою жену положил? Допрыгаешься!
В Павловском взыграла гордость. Он сказал, что не надо хамить.
— Я не хамлю, а говорю по делу, — сказал Александра и вдруг пинает Павловского ногой. Тоже по ноге, норовя в колено. Любимый прием.
Павловский отскакивает, а сам выставляет кулаки. Дурак. Александра обрадовался — ты руками машешь? Нарываешься? И началось.
Сходу дал ему несколько раз по морде и тут же ногами в разные места. Павловский согнулся. И пропыхтел: