ОНО

В голосе клоуна было что-то до того нехорошее, жуткое, что Бен хотел было дать деру, но его ноги замерли, точно припаянные к земле, как качели на школьном дворе.

— Они летают, Бен. Какой ни возьми. На, попробуй.

И клоун двинулся по льду к мосту, на котором стоял Бен. Бен наблюдал за ним как оцепенелый; точно так птица застывает на месте, видя приближающуюся змею. Воздушные шары должны были лопнуть на таком морозе, но они не лопались, они взмывали вверх и качались впереди клоуна, тогда как по логике вещей должны были бы качаться за спиной клоуна, отнесенные ветром в сторону Пустырей. У Бена мелькнула мысль, что это странное существо появилось именно оттуда.

Он заметил еще кое-что странное.

Хотя последние лучи заходящего солнца расцветили лед розоватым сиянием, клоун не отбрасывал тени. У него вообще не было тени.

— Тебе здесь понравится, — сказал клоун. Теперь он подошел уже довольно близко и слышалось цоканье его странных ботинок по неровному льду. — Тебе здесь очень понравится, вот увидишь. Всем мальчишкам и девчонкам, которых я знаю, здесь очень нравится: все равно что «Остров Чудес» из «Пиноккио» или «Небывалая страна» из «Питера Пэна». Им вовсе уже не нужно дальше расти, чтобы стать взрослыми. Это ли не мечта всех детишек? Ну что же ты, смелее. Посмотришь наши достопримечательности. Возьми-ка шарик. Будешь кормить слонов, кататься на чертовом колесе. Знаешь, как тебе понравится! Знаешь, как ты будешь летать!

И несмотря на страх, Бен обнаружил, что в душе отчасти желает получить воздушный шар. У кого еще на свете будет шар, который полетит против ветра? Слыханное ли это дело? Такого никто не видел. Да, он хочет воздушный шар и хочет заглянуть в лицо клоуна, который, нагнув голову, смотрит на лед, точно пряча лицо от убийственно резкого ветра.

Кто знает, что бы могло случиться, не раздайся звон часов на городской ратуше. Пробило пять часов. Бен не знал, что бы тогда было, да и не хотел знать. Самое главное, что звон этот раздался, гулко отозвавшись в морозном воздухе. Клоун поднял голову, точно вздрогнул, и Бен увидел его лицо.

«Мумия! Боже, да это же мумия!» — первым делом мелькнуло у него в сознании, и сразу накатил головокружительный, обморочный страх. Бен невольно стукнул руками по ограде моста, чтобы не упасть в обморок. Разумеется, это была не мумия, не могло быть мумией. Бен это знал, но первой мыслью было, что это мумия из старого фильма, который он смотрел как-то вечером в прошлом месяце в передаче «Театр ужасов». Роль этого запыленного от времени чудовища исполнял Борис Карлофф.

Нет, все-таки это не мумия, не может быть. Мумии в фильмах ненастоящие, выдуманные. Всем это ясно, даже детям. Однако же…

На лице у клоуна не было грима, не было и накладных бинтов. Были бинты, но в основном на шее и на запястьях; они болтались, их отдувало ветром, однако Бен отчетливо рассмотрел лицо клоуна. Оно было в глубоких морщинах, кожа сухая цвета пергамента, бинты на щеках оторвались и истрепались в клочья. Кожа на лбу потрескалась и была совершенно бледной, бескровной, губы растянулись в ухмылке, а во рту торчали огромные резцы. Десны, как у мертвеца, были гнилые, изрытые, черные… Глаз Бен не разглядел, но в черных морщинистых глазницах что-то тускло светилось, точно глазки египетских скарабеев. И хотя ветер дул в сторону Канала, Бену почудился запах корицы и каких-то других пряностей, гниющих погребальных одежд, отдающих лекарствами, песком и запекшейся кровью такой давности, что она казалась крупицами ржавчины.

— Мы все тут летаем, плаваем, — проворчал клоун, и Бен с ужасом понял, что каким-то немыслимым образом до моста дотянулась и оказалась прямо у ботинка сухая изогнутая рука с шелушащейся кожей. Кожа шелестела и даже хлопала на ветру, точно флажки, сквозь нее просвечивала желтоватая кость, по цвету будто слоновая.

Одним, по сути дела, бесплотным пальцем клоун прошелся по носку ботинка, как будто ласкал его. И Бен со всех ног пустился бежать, стуча ботинками по железу моста, в ушах его всю дорогу не смолкал фабричный гудок и смолк лишь тогда, когда он добежал до другого берега.

«Нет, это, должно быть, мираж. Наверное, мираж». Клоун никак не мог приблизиться к нему за десять — пятнадцать секунд, когда Бен еще на мосту услышал фабричный гудок.

Но страх был вовсе не миражем; горячие слезы, брызнувшие из глаз и застывшие на морозе через секунду, тоже были реальны. Бен бежал, стуча ботинками по тротуару. Он слышал за спиной, как мумия, облаченная в клоунский костюм, взбирается со льда Канала на мост, скрежеща своими древними, окаменелыми ногтями по железу. Ее сухожилия скрипели, как несмазанные двери. Бен слышал сухое, свистящее дыхание, вырывавшееся из ноздрей мумии, ноздрей, высохших, точно туннели под пирамидой Хеопса. До него доносился пряный запах специй и песка. Бен понял, что через мгновение когтистые руки мумии опустятся ему на плечи. Они схватят его и повернут к себе, и он оторопело будет смотреть на это морщинистое лицо, расплывшееся в ухмылке. Гнилой запах изо рта клоуна обдаст его волнами, и он захлебнется. И над ним склонятся эти черные глазные впадины, светя на него тусклым огнем. Беззубый рот раскроется, точно в зевоте, и он, Бен, получит воздушный шар. Один, а может, и все. Сколько угодно шаров.

Но когда он, рыдая и задыхаясь, добежал до угла своей улицы (сердце его бешено колотилось, отдаваясь в ушах) и оглянулся, на улице никого не было. На горбатом мосту с низким бетонным парапетом тоже никого не было. С того места, где стоял Бен, Канала не было видно, но он почувствовал, что если бы и видел, то все равно ничего бы на нем не нашел. Нет, если мумия не галлюцинация и не мираж, если она настоящая, она бы поджидала его под мостом, точно злой тролль из «Трех козлят».

Да, под мостом. Затаившись, прячась от посторонних глаз.

Бен поспешил домой, оглядываясь через каждые пять метров, и наконец дверь надежно за ним захлопнулась, затворилась; Бен задвинул засов.

У матери был на редкость трудный день на работе, она пришла усталая как выжатый лимон и, по сути дела, даже не успела соскучиться по нему. Бен объяснил, что задержался в школе: помогал миссис Дуглас принимать на учет учебники. Затем сел за стол и подкрепился лапшой с остатками рождественской индейки. Умял три порции, после этого мумия показалась чем-то далеким, сказочным, точно сновидение. Она была нереальной; подобные вещи всегда нереальны, они оживают только в перерывах между рекламой и ночными фильмами по телевизору в субботние дневные сеансы, когда за четвертак можно посмотреть два фильма ужасов, а если б был еще один четвертак, так можно накупить хрустящих хлопьев кукурузы и наесться до отвала.

Нет, все это было ненастоящее — телемонстры, монстры из кинофильмов и комиксов, все они были как бы понарошку. И только когда наступало время ложиться спать, а сон не шел, только когда четыре конфеты в шуршащих обертках были съедены, а сама кровать превращалась в озеро прогорклых снов, и ветер завывал на улице, и было страшно взглянуть в окно, потому что там могло появиться это лицо, осклабившееся в ухмылке, высушенное, как старый лист, с черными глазными впадинами, откуда тускло светились алмазные бусины, только когда когтистая рука с шелушащейся кожей протягивала связку шаров и раздавался голос: «Посмотри, что тут. Возьми шарик, покорми слонов, покатайся на дьявольской карусели, на горках. Знаешь, Бен, как ты полетишь…» Только тогда…

12

Бен почувствовал, что задыхается, и проснулся; сон про мумию еще не рассеялся, темнота, окружавшая его со всех сторон, казалось, вибрировала, и Бена охватила паника.

Он увидел свет и пополз ему навстречу. Он выбрался на солнечный свет, где слышалось журчание ручья, и все опять встало на свои места. Было лето, а не зима. Мумия не утащила его в подземный склеп. Бен сам спрятался от больших ребят в пустую песчаную нору под деревом, наполовину вырванным из земли. Он был на Пустырях. Генри и его дружки, оставшись с носом, сорвали злобу на двух ребятах, игравших у ручья: им не удалось найти Бена и отыграться на нем по-крупному. «Ку-ку, мальки. Хорошая была плотинка, но вам без нее будет лучше».