Опаленная юность
Шрифт:
Андрей много занимался, особенно по математике. Вечерами он почти не выходил из дому, просиживая над учебниками и тетрадями. Иногда заходил Ника, и они немного отвлекались от занятий. Ника соблазнял Андрея сходить в кино или побродить по лесу. Возвращаясь поздно вечером, Андрей всякий раз заставал отца склоненным над бумагами — он всегда что-то писал, всегда вокруг него были люди, которым он помогал.
Как-то вскоре после веселых майских праздников Андрей застал у отца пожилую женщину. Присмотревшись, он узнал мать Лени Захарова. Слегка удивленный ее приходом, Андрей прошел к себе и долго дожидался, когда она уйдет. Из смежной комнаты доносились
— Не спишь?
— Нет, читал…
— Пинкертоновщина? Хм! Дрянь. Горького читай, Островского, Фурманова. Понял? Настоящие люди!
Иван Савельевич сердито тряхнул серебряным витым чубом.
— Да ведь интересно, папа…
— Э… чепуха! Вот была у меня сейчас Захарова Елена Васильевна, рассказала… Вы что же с парнем сделали, а? Из комсомола исключили, из школы ушел.
— Он работает на заводе и учится там…
— А почему вы его упустили? Ошибся человек, и всё — значит, бей, топи, гони. Что он, такой неисправимый?.. Ну, чего ты молчишь?..
— Его исключили за драку.
— Эх вы, товарищи! Воспитывать надо, учить, а вы гоните. Ну, я с секретарем партийной организации поговорю.
— Ленька сам ушел из школы…
— И правильно сделал, нечего ему среди таких друзей, как вы, находиться. Заводские ребята дружнее…
Иван Савельевич ударил по самому больному месту. История с несправедливым исключением Захарова, которое произошло отчасти и по его, Андрея, вине, не давала покоя. Правда, в школе поговаривали, что райком комсомола не утвердил решения школьной организации и ограничился выговором, но и этого наказания Захаров, по совести говоря, не заслуживал.
«Отец прав, — подумал Андрей, — я поступил мерзко, Надо будет во что бы то ни стало поговорить с Ленькой».
Последний месяц весны. В садах бушует вишневая метель. Ночью земля горяча — отдает набранное за день тепло. Тонкий, только что народившийся серебряный серпик луны прокладывает путь по небу, отражаясь в дегтярной воде пруда.
Ну разве можно в такое время спать? Кто из семнадцатилетних усидит дома?
В эту ночь одноклассники, как всегда, на своем старом, излюбленном месте — на берегу пруда. Пылает костер, выхватывая из темноты радостные лица, хмельные от пьянящего ночного воздуха, напоенного ароматом цветов и отдающего терпким запахом зацветающей сосны. Вспыхивает и угасает пламя, вспыхивает и гаснет разговор. В такую пору неплохо и помолчать, особенно когда рядом с тобой любимая девушка, когда тебя касаются ее локоны, ты слышишь ее дыхание, слышишь торопливые удары двух сердец.
В такую пору не везет рассказчикам. Петя Родин принялся было расхваливать разнообразную фауну пруда (караси, жуки-плавунцы и головастики), но ему коротко посоветовали:
— Заткни фонтан!
Даже Кузя, отчаянный выдумщик, сегодня не в почете.
К берегу подходит милиционер. Его знает все население поселка. Грозный страж порядка неодобрительно смотрит на костер: «Запрещено!»
Ребята упорствуют. Милиционер говорит задумчиво:
— Пожалуй, он только красоту портит… Заря плывет…
…Дымит затоптанный костер, дымится земля, белесые полосы тумана колышутся над сонной водой.
Милиционер, охватив руками колени, смотрит вдаль, туда, где разливается вишневый сок зари.
Слышен стук каблучков на ветхом мостике. Негромкий
девичий смех. Звук поцелуя. Кузя повторяет его, чмокая на всю округу. На мостике движение — дробь каблучков. Кузя режет предрассветный сумрак двухпалым свистом. От мостика плывет искорка — яркий глазок огня. Пыхая папироской, подходит высокий молодой человек. Это Мишель Сорокин. Он затягивается папиросой, и огонек на мгновение освещает красивый тонкий профиль, косо подрубленные бачки.— Я, кажется, спугнул твою девушку, — виновато замечает Кузя. — Прости, Мишель.
— Наоборот, ты меня выручил — надоела.
Смех. Лара бросает, не оборачиваясь:
— Это подлость!
— Да, да, да! — вторят Надя и Нина. — Не нравится — не ходи.
— Пожалуй, — охотно соглашается Мишель. — Но мир держится на подлости. Я по сравнению с другими — комашка.
Странный человек Мишель Сорокин. Он молод, недурен собой, неплохо зарабатывает, но для него нет ничего святого. Он охотно вступает с ребятами в споры, но отвечает снисходительно, хотя немногим старше их.
Вот и сейчас Мишель Сорокин не смог отказать себе в удовольствии задеть ребят.
— Мир стоит на подлости? — удивленно говорят Надя и Нина, поглядывая на Лару.
— Смотря какой мир. Горький об Америке что писал?
— Он и о России кое-что писал… У нас и сейчас прохвостов и негодяев немало…
— Ну, сел Мишель на своего конька! — бросает Бобров. — Начинается демагогия — развешивайте уши.
— Не буду вам мешать. — Сорокин поднялся. — Наслаждайтесь природой, цыплята, пока живете на родительской шее, а слезете с нее — жизнь вас не помилует. Не думайте, что кругом все в ажуре…
— Не пугай, не пугай! Живы будем — не помрем, — перебил его Кузя, — а помрем, так спляшем!
Сорокин ушел.
Ника проводил его недобрым взглядом:
— Вот человек, который смотрит на окружающее через черные очки. Пессимист. А вокруг столько красивого — леса, например, или пруд. А тайга? Это же дивная сила! Мощная, самобытная, необъятная.
— Твоя тайга — что. Заводы наши — вот это действительно грандиозно, — перебил его Бобров. — Техника лежит теперь в основе нашей жизни, все остальное — третьестепенное.
— Не забудьте и об искусстве, — заметила Лара. — Оно помогает людям, учит их. Инженеры, техники и рабочие тоже ходят в театр и любят его.
— Я, собственно, не то хотел сказать, — смешался Бобров. — Я понимаю…
— Чувствую, Валя. Человеку дано ошибаться.
«Какая она умная! — восторженно думает Андрей. — Замечательная девушка!»
Рассвело. Ребята разошлись по домам.
Двадцать первого июня Андрей возвратился домой за полночь. Наскоро поужинав на террасе, он принялся не спеша собирать вещи. Утром должно было осуществиться наконец то, о чем старшеклассники мечтали весь учебный год, — экскурсия по Волге.
К этой поездке ребята готовились целую зиму. Копили деньги, натачивали рыболовные крючки, закупали блесны и лески. Андрей и Валька Бобров бродили по лесу, пристреливая ружья, набивали легкие картонные гильзы тяжелой дробью.
Глава экспедиции, Иван Григорьевич, учитель русского языка, списался со знакомым бакенщиком и заказал две лодки. Маршрут вырабатывали всем классом. Иван Григорьевич, объездивший и исходивший весь Союз, пригласил консультанта из Московского клуба туристов. Консультант одобрил маршрут и рассказал о предстоящем путешествии столько интересного, что собрание затянулось до поздней ночи.