Опанасовы бриллианты
Шрифт:
Сергей Николаевич был точен. В шесть часов утра он постучал в окно белой хатки-мазанки, а оттуда сразу показалась голова Нины Гавриловны. Зажимая в зубах заколки и придерживая руками волосы, она кивнула ему. А через несколько минут вышла в сад. Она была в легоньком шелковом платье с пелериной, от которого неслось благоуханье дорогих духов, в босоножках с красными переплетами. Розовое ото сна и холодной воды лицо ее было особенно красиво, и спутник невольно опустил глаза. Они вышли на дорогу, свернули на тропинку и пошли мимо виноградников, посаженных длинными рядами. Виноград созревал. Гроздья матовых от пыльцы ягод
— Вас не восхищает это творение природы? — спросил он. — По-моему, им нельзя не восхищаться. Посмотрите, как все рассчитано, ничего лишнего, все необходимо. Какая крепость ветки! И справедливо, иначе она бы рвалась от такой тяжести.
— Вы как будто вышли из заточения! — воскликнула Нина Гавриловна. — Я, по совести говоря, никогда не рассматривала виноград, да и не только виноград… Я знаю одно, — что он вкусный.
— А ну-ка, попробуйте.
Женщина оторвала ягоду, и положив в рот, сморщилась:
— Кислый, еще не созрел.
— Жаль. Но ничего, мы возьмем его с собой: будет жарко, вы захотите пить и утолите жажду.
Кончились виноградники, начался лес. Спутники то поднимались в гору, то опускались, из-под ног катились куски известняка…
— Хороша здесь природа, ничего не скажешь. И главное, все съедобное растет само по себе, и никто не сторожит. Грецкие орехи, алыча, кизил! Сюда бы заготовителей… Надо будет взять патент на это предложение, как вы считаете? Половина премии вам…
— Я даже согласна на тридцать процентов…
— Вам нельзя, даже тридцать.
— Почему?
— Ваш муж увидит у вас капитал и спросит: откуда? — шутливо говорил Сергей Николаевич, пробасив последнее слово — так должен был спросить грозный муж.
— А я скажу, что шли мы однажды с одним приятным молодым человеком… — представляла разговор Нина Гавриловна.
— Разве он у вас не ревнивый? — перебил ее спутник.
— К сожалению, ревнивый, как все мужья, — вздохнув, вдруг серьезно проговорила женщина.
Так болтая, они прошли почти весь путь. Сергей Николаевич шутил, рассказывая, как он сдавал зачеты, в лицах изображая разговор со студентом, который проваливается на экзамене, как он однажды решил посвятить себя артистической деятельности и как был изгнан «за отсутствием ярко выраженных способностей»… Нина Гавриловна от души смеялась его рассказам, в которых трудно было определить, что правда, а что вымысел. Чтобы не остаться в долгу, она говорила ему о своей жизни, заботах…
Вдруг Сергей Николаевич свернул с тропинки, по которой они шли, и повлек за собой спутницу. Они очутились в чаще. Густая листва скрыла солнце, по телу скользнула прохлада. Сумрак и лесная тишь окутали путников таинственностью, и женщина вдруг почувствовала себя неспокойно. Но молодой человек бодро шел вперед, пока перед ними неожиданно не раскрылась площадка. Посредине стоял странный серый дом, сложенный из каменных плит, массивных, тяжелых, без окон, с одной лишь круглой дырой чуть выше земли.
— Вот вам и дольмен, что значит «каменный стол», — проговорил Сергей Николаевич. — Хорош столик? Знаете, сколько ему лет? Тысяч десять! В нем хоронили старейшин племени во времена бронзового века.
— А дыра зачем?
— Чтобы душа могла ходить гулять и возвращаться, — смеялся юноша.
Он пролез в отверстие и выглянул оттуда:
— Я сейчас буду вместо души…
— Что там внутри?
— Пусто. Хотите сюда, ко мне?
— Нет уж, я лучше останусь здесь.
Сергей Николаевич выбрался обратно, и они присели на траву, осматривая древнее сооружение. Слушая объяснения, Нина Гавриловна поражалась,
откуда молодой человек так много знает о памятниках, о которых она никогда не слышала, хотя и отдыхала в Геленджике несколько лет… Вдруг он заметил парящего над ними коршуна и замолчал.— Красивая, сильная птица, но… хищник, — сказал он наконец. — Хорошо бы ее сейчас из ружья… Вы умеете стрелять?
— Нет… Муж у меня охотник. Разве этого не достаточно?
— Неужели вы никогда не пробовали выстрелить?
— Пробовала, только не из ружья…
— Из пушки? — улыбнулся Сергей Николаевич.
— Из пистолета… Мне муж давал выстрелить.
— Разве он у вас военный?
Женщина изменилась в лице и, почувствовав это, отвернулась:
— Да нет, инженер, у него остался с войны… Он у нас валяется без дела в комоде, иногда Федор берет его на охоту… Я думаю, что это будет между нами…
Как ни в чем не бывало, Сергей Николаевич спросил:
— Ну и что же, попали? Во что вы метились?
— В кепку — она на дереве висела, шагах в десяти. Не попала, конечно, да я, по совести, и не люблю стрелять.
— Как же это вы… с десяти шагов и не попасть… А револьвер, что, нашей конструкции?
— Бог его знает, какой, я ведь не разбираюсь.
Южная ночь наступает быстро. День уступает ей сразу, без борьбы. Они уже подходили к дому, когда погас последний луч света. В вечерней синеве потерялись неровности земли под ногами, и молодому человеку пришлось взять Нину Гавриловну под руку.
В саду дома, где жила Нина Гавриловна, Сергей Николаевич стал прощаться. Женщина остановилась под сливой, ветви которой касались ее пушистых волос, и он увидел ее нежный, мягкий профиль. Вдруг он исчез, Нина Гавриловна повернула лицо. И тогда Сергей почувствовал, что она очень близко от него, совсем рядом. Он стоял, опьяненный запахом духов, исходивших от нее, слушая ее учащенное дыхание, биение сердца. И ему казалось, что он видит, как поднимается ее грудь, как вздрагивают ее руки… Еще секунда, и он не выдержит, обнимет и поцелует эту женщину… Но нет, он не может этого сделать, не может… Закрыв глаза, он отступает на шаг и говорит тихо, боясь нарушить тишину, разбудить хозяев, детей:
— Спокойной ночи, спасибо вам за прогулку…
— До свидания, — слышит он ее голос откуда-то издалека. Ее уже нет, она исчезла, а он поворачивается и, твердо ступая, идет по улице…
Второй месяц бился над розыском брата Кордова Шумский. Все, с кем ему приходилось разговаривать по этому делу, ничего ясного сказать не смогли. А Шумскому нужно было лишь немногое — правильную фамилию. Но этого он пока не добился.
Пришлось связываться со всеми подразделениями Дальневосточного военного округа, где могли быть танкисты. Посылая запросы, Шумский просил найти офицера танкиста Игната Гуляева, либо Вузляева, либо другого человека, по фамилии, созвучной с этими, имеющего двоюродного брата Кордова Георгия Петровича, 1925 года рождения, и сообщить, где он находился в ночь на 29 мая.
Ответы приходили довольно быстро, но офицеров с такими данными в подразделениях не оказалось. Шумский аккуратно подшивал бумажки к делу — ждать оставалось недолго: не ответили четыре воинских организации.
От Чтецова время от времени поступали телеграммы: «Отдыхаю хорошо, беспокоюсь за экзамены», «Здоров, погода неважная, боюсь, что не хватит денег, вышлите дополнительно». Изотов читал их, показывая Шумскому, посмеивался, разглядывая последнюю:
— Расточительно живет парень, ничего не скажешь… — Но не получив ответа на шутку, вышел из комнаты. Он знал, Шумский нервничает, не видя в донесении Чтецова ничего ценного.