Опасная беременность. Девочка Басманова

— Да-да, — лепечет она, хватая салфетку и обмахиваясь ею. Охренеть. Не только её довели, но и меня. Еле сдерживаюсь. Огромное желание подойти к Уле, забрать её и закончить весь этот цирк.

Чёрт. Но вместо этого сажусь напротив блондинки. Ни на шаг от брата не отходит.

Мама с отцом начинают допрос, начиная семейный ужин. А я сверлю взглядом Ульяну.

Блять, и злиться не могу на неё.

Шикарна, как никогда.

Главное, чтобы её ротик не сболтнул лишнего.

А то, что обмануть меня вздумала… Так гормоны. Мало ли что в её головку маленькую взбрело? Пусть. Я на неё злиться не могу. Нет, могу. Но зла причинить… никогда.

Под этой атласной тканью в районе животика наш малыш.

Что ж, прощу ей эти дурацкие игры с братом.

А вот с ним разберусь. И устрою допрос. Сразу после того, как мы переступим порог дома, окажемся на улице.

История у них, конечно, огонь. Вся правдивая, ничего не скажешь. Выдумывать ничего не пришлось.

Только меня в ней нет.

— Интересно, интересно, — покачивает головой отец. Ведут они себя так, как и должны. Не кидаются к Ульяне с объятиями. Наоборот, ведут себя отчуждённо, хотя она – их родная внучка.

Плевать. Плевать на всё. Почему она не встаёт? Почему они не уезжают?

Мы сидим уже сорок минут, а может, и того больше.

Я сгораю от нетерпения.

— Булат сегодня такой тихий, — замечает мама. — Не проронил ни слова за вечер. На тебя не похоже, сынок.

— Да, не похоже, — тихо и медленно кидает брат. — Заболел?

— Нет. Все вопросы задают и без меня. Я сегодня слушатель.

Так и хочется снять всю эту лапшу с ушей. Но я жду.

Ульяна подаётся вперёд, к брату, и укол ревности заставляет сжать кулаки. Вытягивает шейку и что-то шепчет на ухо Бодрову.

Блять.

Держаться. Держаться.

Не убить.

— Извините, — подаёт свой нежный голосок. — Я отойду, и мы сможем поговорить ещё.

Весёлая, несмотря ни на что, поднимается со стула, выходит из-за стола. Крутит головой по сторонам, разыскивая, в какую дверь идти.

— Прямо и налево, солнышко, — подсказывает ей Мирон.

«Солнышко».

Я готов отправить его к настоящему солнцу, чтобы он сгорел.

Нельзя так говорить, Булат.

Но бесит!

— Спасибо, — неловко чешет макушку Уля. Ведёт себя так, будто ничего не произошло, а мы и вовсе не знакомы.

Лёгкой походкой, цокая каблуками, выходит из столовой. И я тут же слышу требовательный голос отца:

— Объяснись, сын.

Мне неинтересны их перепалки. Но родителей я понимаю. Вот если бы я пришёл в дом с Сирениной и сказал, что она – моя беременная девушка, вопросов возникло бы намного меньше.

Достаю телефон и делаю вид, что мне кто-то звонит.

— Отойду, по работе, — встаю из-за стола.

Мирон никак на это не реагирует.

Блять. У меня ощущение, что я реально до сих пор сплю, и всё это – бредовый кошмар.

Я направляюсь следом за Улей в уборную. И именно там нахожу утончённую, изысканную куколку, от которой губы изгибаются в улыбку. Стоит у огромного зеркала, уже повернувшись ко входу, ко мне лицом.

— Малыш, — делаю шаг вперёд, к ней. Поднимаю руки, чтобы обнять её, прижать к себе. — Ты что здесь делаешь? Поехали домой?

Внезапно на щеке ощущаю слабый удар. Такой, что голова даже не двигается.

Если пару минут назад в голубых глазах была наивность и доброта, то сейчас – искристая ярость.

— Это тебе за то, что всё это время скрывал от меня правду.

Опять улыбаюсь, как дурак, смотря на свою боевую беременяшку.

— Заслужил, — киваю, а пальцы уже тянутся к её тонкой талии.

Вмиг вторую щёку обжигает.

А я не могу на неё разозлиться. Ничуть.

— А это? — уточняю. Пусть бьёт, может, легче станет.

— За то, что обманывал меня и своего брата. Он искал меня. А ты тем временем укрывал меня в своём доме непонятно где и заделал мне ребёнка.

— В принципе, заслуженно, — хмыкаю, разминая пальцами челюсти. — Что-то ещё? Какую щёку тебе подставить?

— Булат, — она тихо, обречённо выдыхает. — Ты совсем сошёл с ума? Ты не понимаешь, что натворил? Это огромная ошибка. Из-за тебя.

— Ты даже не попытаешься меня выслушать?

— Нет. Мне уже достаточно известно. Я пришла сказать тебе, что между нами всё кончено. Я больше не позволю собой пользоваться.

— Всё? — выгибаю выжидательно бровь.

— Я тебя ненавижу.

Издаю тихий смешок, когда куколка после этих слов срывается с места. Но я хватаю её за запястье, останавливая у самого выхода.

Значит, они сделали это специально. Этот вечер, её появление… Даже этот разговор. Не зря Мирон сказал ей вслух, куда идти.

Брат постарался.

— Не глупи, — не держу на неё зла и с улыбкой проговариваю: — Ты беременна от меня. Носишь под сердцем моего ребёнка. Мы друг друга любим. И ты от меня никуда не денешься.

В невинных и больших глазах, как у Бэмби, блестят слёзы.

Розовые пухлые губы распахиваются, и Ульяна оглушает меня тихими словами:

— Твоего ребёнка больше нет.

Пол на мгновение уходит из-под ног. Паршивка успевает выдернуть руку из ослабевших пальцев и убежать. А я за эти несколько секунд успеваю задохнуться. Воскреснуть. И снова лишиться всех чувств, ощутить себя мёртвым.

Как моего ребёнка больше нет?..

Глава 61

Глава 61

Ульяна

Дыхание сбивается не только из-за быстрой ходьбы. Но и от того, что я вновь увидела мерзавца. Которого люблю. Поняла это окончательно, когда мы вновь остались наедине. Я почувствовала его запах, увидела заботу и желание в глазах…

Мне было приятно. И сейчас. Хочется вернуться. Но сердце разрывается от боли.

Наш разговор должен был быть другим.

Абсолютно. Эмоциональней, жёстче.

Но Басманов вёл себя так… незапланированно. И я, дурочка, растерялась при виде него.

А теперь хочу бежать, лишь бы Булат не пошёл за мной с расспросами. Я ничего не смогу ему сказать. Поэтому забегаю в столовую, хотя мне точно не место среди этих людей, и прошу отца увезти меня отсюда.

Он сам всё понимает. Я попросила его устроить этот диалог.