Опасная находка

На долю секунды я задумываюсь о своей маме. Вижу ее в постели, в комнате, где-то далеко, одну. В ночь после аварии. После того как ее нашли, изломанную, промокшую от дождя. Я не знаю, где была та палата и оставалась ли мама одна. Я лишь надеюсь, что палата выглядела не так.

Алекса снова смотрит мне прямо в глаза.

— Никто из нас не хотел даже представлять ее там. Поэтому мы забрали ее домой. И ей стало хуже. А потом наступил день, когда она попросила меня оставить ей морфин. Я знала, что это значит… — Ее голос дрожит. — Я оставила его на ночном столике, но она не смогла взять бутылочку. Она все роняла и роняла ее на простыни. Я позвала папу, и мы обсудили это, все втроем. А потом я пошла наверх, принесла камеру, папа установил штатив, и мама рассказала на камеру, для суда, что она в здравом уме и хочет покончить с собой. Она продемонстрировала, как не может сама поднять бутылочку с лекарством, не говоря уже о том, чтобы сделать себе укол, и объяснила, что просит меня помочь ей. После видео мы пообедали. Я накрыла в гостиной стол со свечами. Мы пили шампанское. Потом я оставила их с папой. После разговора он вышел в коридор. И ничего не сказал. Я хорошо это помню. Он просто прошел мимо меня наверх, в спальню. Я подоткнула маме одеяло на диване, и мы немного поболтали, но потом она устала. Она проговорила бы со мной всю ночь, но была слишком истощена для этого.

У Алексы перехватывает дыхание. Она отворачивается. Я молча жду.

— Она устала. Так что я сделала то, о чем она просила, поцеловала ее перед сном, и она заснула. И довольно скоро перестала дышать. — Она снова останавливается и смотрит на меня. — Мы ведь никогда не лгали, знаете. Ни разу. Мы с самого начала говорили правду. Нам просто не повезло со временем. И ужесточением правил. Но такова жизнь, верно? Иногда ты собака, а иногда — фонарный столб.

Она сдержанно улыбается.

Я улыбаюсь ей в ответ. И не представляю, как она сумела остаться в здравом уме, проведя так много лет в этом месте после того, что совершила. За то, что совершила. Помогла человеку, которого любила. Смогла бы я сделать это для Марка? А он для меня? Я смотрю на Алексу. Четырнадцать лет — достаточный срок для «подумать».

— Чем ты занималась до тюрьмы, Алекса? — спрашиваю я. Я хочу вернуть ее к разговору.

— Я была партнером в фирме, занимавшейся корпоративным правом. И, судя по отзывам, отлично справлялась. Мама и папа мной гордились. Гордятся. Я бы не вернулась туда, даже если бы могла, чего, определенно, мне уже не удастся сделать. Но я и не стала бы.

— Почему нет? Почему ты не стала бы?

— Для начала потому, что не нуждаюсь в деньгах. Я много зарабатывала раньше. И хорошо вложила заработанное. У нас уже есть дом. Точнее, у моего отца. Я снова буду жить с ним, он законный владелец, кредит за дом выплачен. И я могла бы больше не работать, живя только на дивиденды от вложений. Я не стану, но я могла бы.

Она улыбается и подается вперед, кладет локти на стол и опирается на них.

— Я планирую… я планирую попытаться забеременеть. — Она понижает голос и внезапно кажется моложе, уязвимее. — Я знаю, конечно, что я уже в возрасте, но я говорила об этом с тюремным врачом, и он сказал, что доступное сейчас ЭКО на несколько световых лет обходит то, что существовало до моего заключения. Мне сорок два, и я выйду на свободу через месяц. Я уже связалась с клиникой. У меня назначена встреча с врачом на следующий день после моего выхода.

— Донорская сперма?

Я могу лишь предполагать. Она ни разу не упоминала о мужчинах во время наших телефонных разговоров. Да и мало кто способен ждать кого-то четырнадцать лет. Сомневаюсь, что я способна.

Она смеется.

— Да, донорская сперма. Я привыкла действовать быстро, но не настолько!

Она выглядит искренне счастливой. Радостной. Сотворить нового человека. Создать новую жизнь… Я чувствую, что и мое сердце начинает биться быстрее. От мысли о ребенке. Нашем с Марком ребенке. Теплое чувство… На мгновение мы обе погружаемся в него. Мы с Марком уже обсудили это. И решили попытаться. Месяц назад я перестала принимать таблетки. Мы попробуем завести ребенка, и если это произойдет в течение медового месяца, тем лучше. Странно, что мы с Алексой одновременно пришли к такому решению. При всей разнице наших с ней судеб.

Она подается вперед.

— Я собираюсь начать как можно скорее. С каждым годом шансы на успех падают, но верхней границей для ЭКО считают сорок пять лет, так что у меня есть еще три года. Три года шансов. Я здорова. Все должно пройти хорошо.

— Почему ты хочешь родить ребенка? — Звучит глупо, даже я это признаю. Но она воспринимает мой вопрос серьезно.

— А почему люди хотят завести детей? Полагаю, в моей жизни было слишком много окончаний, завершений и ожидания. Даже до тюрьмы: я ждала выходных, или более подходящего времени, или следующего года, или еще чего-нибудь. Я даже не знаю, чего я ждала. Но теперь я получила новое начало. И больше не хочу ничего ждать. Я покончила с ожиданием и теперь буду просто жить.

Она откидывается на спинку стула, ее лицо сияет, она явно потерялась в мире открывающихся возможностей.

А я использую этот шанс, чтобы взглянуть на телефон. Мы превысили свое время на десять минут. Пропущенный звонок отображается на экране. А за маленьким окошком двери я вижу плечо Найджела. Он не торопит нас, но я не хочу испытывать удачу.

— Благодарю, Алекса.

На сегодня мы закончили. Я встаю и нажимаю кнопку открытия дверей на стене. Украдкой смотрю на телефон и читаю уведомления. Звонок был от Каро, не от Марка. Разочарование так велико, что я буквально чувствую его вкус. Судя по всему, работу ему пока не предложили. А я на миг почти в это поверила. Но не важно. Слишком рано. Слишком рано.

Внезапно звучит сигнал, замки щелкают, и Найджел, слегка удивленный, входит в комнату.

Я выключаю камеру. 

10

Воскресенье, 4 сентября

Свадебное путешествие

Слова сказаны. Он надевает тонкий золотой ободок на мой палец.

Его глаза, его лицо. Его руки на моих руках. И музыка. Ощущение холодного камня под тонкими подошвами туфель. Запах благовоний и цветов. Или просто лучших парфюмов всех восьмидесяти гостей. Счастье. Чистое и незамутненное.

Мы целуемся, за нами звучат знакомые голоса. А затем вступает орган с монументальным свадебным маршем Мендельсона, что пробирает до костей.

И лепестки, лепестки падают вокруг нас, когда мы выходим в осенний воздух Лондона. Муж и жена.

Меня будит тихий стук. Марк еще не проснулся, он крепко спит, устроившись рядом со мной на огромной кровати отеля. Мой муж. Мой спящий новобрачный. Тихий стук продолжается. Я скатываюсь с постели, набрасываю халат и на цыпочках выбираюсь в гостиную нашего номера.

Это принесли кофе. Два серебряных кофейника на покрытой белой скатертью тележке ждут меня в коридоре. Дежурный официант шепчет мне «доброе утро» и улыбается.

— Большое вам спасибо, — шепчу я в ответ, разворачиваю тележку и везу ее по неподатливому ковровому покрытию номера. Я подписываю и возвращаю счет, добавив к нему чертовски огромные чаевые. Сегодня я официально делюсь с людьми радостью.

Шесть часов воскресного утра. Кофе я заказала вчера, потому что надеялась сгладить им ранний подъем. Но, честно говоря, я в порядке. Я полностью проснулась и полна нетерпения. Я очень рада, что вчера вечером почти не пила. Мне и не хотелось. Мне хотелось сохранить ясное сознание, сосредоточиться. Запомнить каждый миг и дорожить им.

Я толкаю тележку мимо шикарной мебели в спальню, где оставляю ее, чтобы быстро заскочить в душ. Надеюсь, богатого аромата кофе хватит, чтобы Марк проснулся сам. Мне очень хочется сделать так, чтобы сегодня все для него было идеально. Он любит кофе. Я запрыгиваю под душ и намыливаюсь, стараясь не намочить волосы. Через полчаса нам нужно будет выйти из отеля и мчаться к аэропорту.

Строго говоря, сегодня будет самый длинный день в нашей жизни. Мы пересечем в обратном порядке одиннадцать часовых поясов и международную линию смены дат, так что через двадцать один час в воздухе и на воде мы окажемся на противоположной стороне планеты, а на часах будет всего десять. Я позволяю горячей мыльной воде омывать мои плечи, руки, новое золотое кольцо у меня на пальце.