Опасная обочина
Шрифт:
Молодой водитель Паша отложила вилку и внимательно посмотрела на Баранчука.
— Вы работали в такси?
— Пахал, дорогая, — мрачно процедил Баранчук, не удостоив девушку даже взглядом.
— В Москве?
На этот вопрос ответа не последовало: Баранчук отхлебнул из кружки и задумчиво уставился в пространство.
— Я тоже работала в такси…
Он искоса взглянул на нее, неодобрительно хмыкнул:
— Что-то я вас не помню.
— А я вас помню… — улыбнулась она.
Эдуард насторожился, подозрительно глядя на разговорчивую девушку,
— А я вас помню, — повторила она. — О вас в газете писали, про ваш подвиг… Так, значит, это вы и есть?
Тут и Стародубцев отложил вилку.
— О-о, — сказал он.
Баранчук мрачно покачал головой, вздохнул широченной грудью, словно паровоз, и с язвительным сожалением усмехнулся:
— Нет, милая барышня. Вы обознались. В жизни никаких подвигов не совершал. Я, наверно, дедушка того человека…
Она попыталась присмотреться к нему, но он снова уткнулся в кружку как ни в чем не бывало.
— Ну как же… — растерянно, и уже сомневаясь, улыбнулась она. — Там же и портрет был… Во всяком случае, вы очень похожи на того водителя.
— Я на Гагарина похож, — сказал Баранчук, — а таких лиц в России пруд пруди.
Тут Эдуард повертел перед Пашей могучей шеей то так, то эдак.
— Хоть в профиль, хоть анфас, — нагло заявил он. — Нравится?
— Нравится, — серьезно кивнула девушка. — Вы мне еще тогда понравились. Такой солидный.
— Солидный… — передразнил Баранчук. — Где ж ты такое поганое слово нашла? Солидный…
Виктор Васильевич Стародубцев, доселе пассивно, но внимательно прислушивавшийся к диалогу, откашлялся и забарабанил пальцами по столу.
— Ну-ка, ну-ка, ну-ка, — с интересом бывшего кадрового офицера проговорил он, — выкладывай, Эдуард, что ты там натворил. Какие такие подвиги?
Начальник мехколонны на время забыл пикировку и, расправив плечи, с гордостью повернулся к Паше. Он широким жестом ткнул пальцем в сторону Баранчука, чуть не выбив у того из рук кружку с чаем, всем своим видом показывая, что его люди не самые последние на дорогах и трассах этой страны.
— Этот? — спросил он риторически как бы у себя самого и сам же ответил: — Этот все может!
Тема разговора явно была Баранчуку не по душе, он и желваками задвигал от вновь нахлынувшей злости. Косо и недружелюбно посмотрел на Пашу, потом на начальника, потом снова на Пашу.
— Да что вы ее слушаете, Виктор Васильевич? У-у, трещотка, балаболка московская! Мало ей «цыганского посольства [2] » — на Север прикатила… Крутила бы себе бублик на Садовом и не рыпалась!
— Ну-ну, — сказал Стародубцев. — Ты что это разошелся? Девушка все же. Хотя и водитель… Ты лучше скажи… совершал или не совершал?
— Что? — настороженно нахмурился Баранчук.
— Как что? — весело удивился Виктор Васильевич. — Подвиг, конечно.
2
Так
таксисты иногда в шутку называют службу такси.Эдуард встал и горестно вздохнул:
— Да что вы, спятили все?! Да если бы я там, на Большой земле, в люди вышел, неужто бы стал здесь трассу утюжить!
Паша пристально посмотрела на Баранчука.
— Так это не вы задержали двух бандитов? — уже явно сомневаясь, спросила она.
Баранчук холодно посмотрел на нее и, влезая в рукава комбинезона, с тихой яростью, но внешне бесстрастно произнес:
— Нет, не я. Но если бы я тебя… где-нибудь задержал, то утопил бы в Яузе и не чихнул.
Он неторопливо и методично надел дубленку, нахлобучил шапку и пошел к двери.
— Эдуард, стой! — рявкнул Стародубцев.
Эдик остановился.
— Ну?
— На работу выйдешь? — грозно спросил начальник.
Баранчук задумался и даже почесал в затылке, сдвинув шапку.
— Не знаю. Может быть, завтра… Я же вам сказал, что у меня отгул.
И тут Виктор Васильевич взорвался, невзирая на присутствие «девушки, хотя и водителя».
— Прогульщик! Сукин сын! Водила! Ты бы мне в армии попался… В Вооруженных Силах! Вот где я бы тебя в люди вывел.
Эдуард Баранчук снисходительно и холодно усмехнулся:
— Так ведь здесь не армия, Виктор Васильевич. А в армии, кстати, я свое отслужил. И не где-нибудь в Фергане, а в Московском гарнизоне. Вот где дисциплина была! За всю службу — две самоволки. Что-нибудь говорит? И ничего, выжил… Привет компании. Приятного аппетита, коллеги!
Эдуард бухнул дверью, пропустив очередную порцию пара, и был таков. Кобра выглянула из-за перегородки, проводив его взглядом, но почла за благо снова скрыться.
— Что это он у вас такой бешеный? — спросила Паша, не отрывая глаз от двери.
Стародубцев вздохнул:
— Лучший водитель… Но характер — не приведи господь.
В это время Эдуард Никитович Баранчук, признанный ас передвижной механизированной колонны, двадцати четырех лет от роду, беспартийный, русский, неженатый, не участвовавший и не бывавший, однако уже представленный к правительственной награде, шел единственной улицей поселка, и думы его были невеселы.
За время чаепития на дворе развиднелось, туман стал рассеиваться, что означало потепление, во всяком случае до минус тридцати — тридцати пяти.
Нынешняя хандра Эдуарда Никитовича все же имела под собой реальную причину: не хотелось ему этой медали «За трудовую доблесть». А Стародубцев тот вообще размахнулся на орден Трудового Красного Знамени. Но в главке начальнику колонны вежливо намекнули, что вверенное ему подразделение хоть и на хорошем счету, но не самое первое в регионе. И еще: скромность украшает даже заслуженных людей. Пришлось Стародубцеву соглашаться на «Трудовую доблесть», не без основания предположив, что орденоносцы украсят ряды его водителей в ближайшем будущем.