Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое

— Можешь оставить все эти камни у себя. Теперь тебе больше не нужно ходить на реку, ничего нового ты уже не найдешь — мы собрали для тебя все виды камней, всех цветов... А то ты тратишь столько времени...

Я сказал ему:

— Ты разрушил мою радость. Дело было не в камнях, а в том, что я их находил. А теперь — вот лежат тысячи камней, и я не чувствую никакой радости. Убери их. Ты разрушил нечто важное.

— Но я думал, что ты любишь камни, — сказал отец.

— Нет, дело не в любви к камням, а в поиске, — ответил я. — Камни — только повод. Можно искать камни, можно искать бабочек, можно искать цветы, можно искать истину, но запомни, радость всегда в поиске, а не в том, что ты находишь, — это всего лишь повод.

— Тебя ничем не обрадовать, что ни сделай.

— Это верно, — ответил я. — Никогда не пытайся сделать другого человека счастливым. Это невозможно. Ты можешь сделать меня несчастным — это возможно, — но счастливым... Быть счастливым или не быть — это мое абсолютное, неотъемлемое право. Ты не можешь принудить меня быть счастливым — это принуждение. Ты хочешь сделать меня счастливым, вывалив передо мной все эти камни?

И нечто подобное происходило постоянно, по любому поводу. Постепенно, постепенно все начали понимать, что этот мальчик несколько странный и лучше оставить его в покое.

Когда я был еще очень маленьким, у меня были длинные волосы, как у девочки. В Индии мальчики не носят таких длинных волос — во всяком случае в то время это было не принято. А у меня были очень длинные волосы, и когда я входил — а чтобы войти в наш дом, нужно было пройти через магазин, потому что дом располагался позади магазина, — и вот, когда я входил, там был отец и покупатели, и они спрашивали:

— Чья это девочка?

Отец смотрел на меня и отвечал:

— Что поделать? Он никого не слушает.

Ему было обидно.

— Не стоит обижаться, — говорил я ему, — нет ничего страшного в том, как меня называют другие: мальчиком или девочкой, — это их дело; для меня нет никакой разницы.

Но ему было обидно, что его мальчика называют девочкой. Просто понятие о мальчике и девочке... В Индии, когда рождается мальчик, звучат гонги, играет музыка, поют песни, по всей округе раздают сладости. А когда рождается девочка, ничего не происходит, ничего! Сразу можно узнать, если родилась девочка, — не слышно ни гонгов, ни колокольчиков, ни музыкантов, ни песен — ничего не происходит, никто не раздает конфеты, — значит, родилась девочка. И никто не зайдет спросить, потому что это обидит родителей — им придется ответить, что родилась девочка. Отец будет сидеть понурый... Родилась девочка.

Поэтому мой отец говорил:

— Странно — у меня мальчик, а мне приходится страдать, как будто у меня девочка.

Однажды он по-настоящему рассердился, потому что человек, который спросил обо мне, был очень важной персоной. Это был сборщик налогов нашего района. Он сидел в магазине и, увидев меня, спросил:

— Чья это девочка? Странно, она одета как мальчик — и так много карманов, и все набиты камнями?

Отец сказал:

— Что поделаешь? Это мальчик, а не девочка. Но сегодня я остригу ему волосы, хватит!

И он принес ножницы и остриг мне волосы. Я не произнес ни слова. Я пошел в парикмахерскую, которая была прямо напротив нашего дома, и попросил парикмахера... Он был опиумным наркоманом — очень хороший чело-век, но иногда он мог сбрить половину твоих усов, а про другую половину забыть. Можно было сидеть в его кресле, с салфеткой, повязанной вокруг шеи, а он все не приходил. И приходилось идти его искать. Куда он ушел? Это было нелегко, никто не знал, куда он ушел. Да и куда ты пойдешь с половиной усов? Но я любил ходить только к нему, потому что это занимало много часов.

Он рассказывал тысячу разных вещей, совершенно не связанных и ни к чему не относящихся. Я получал большое удовольствие. Именно благодаря этому человеку, Натуру — его звали Натур, — я узнал, каков человеческий ум. Впервые я познакомился с человеческим умом благодаря ему, поскольку он не был лицемером. Он говорил все, что приходило ему на ум. В сущности, между его умом и его языком не было никакой разницы! Он просто произносил все, что происходило в его уме. Если он спорил с кем-то в уме, он начинал спорить вслух — а рядом никого не было. Один я никогда не спрашивал его: «С кем ты споришь?»

Поэтому он был всегда рад мне, так рад, что никогда не брал с меня денег, если я приходил подстричь ногти или за чем-то еще.

В тот день я пришел к нему и сказал — мы обычно называли его кака, что означает дядя:

— Кака, если ты в порядке, побрей мою голову наголо.

— Хорошо, — ответил он. Он не был в порядке — иначе бы он отказался, потому что в Индии голову бреют только в том случае, если у тебя умер отец, иначе наголо никто не стрижется. Видимо, он принял изрядную дозу опиума, и он побрил меня наголо.

— Отлично, — сказал я.

Я пришел домой. Отец посмотрел на меня и спросил:

— В чем дело?

Я сказал:

— Какой смысл — ты остриг мои волосы ножницами, и они вырастут снова. Я решил покончить с этим. И кака согласился. Я попросил его, и он сказал, что согласен: «В любое время, когда нет клиентов, можешь приходить и я тебя побрею наголо, и денег не надо». Так что не беспокойся. Он обслуживает меня бесплатно, так как его никто не слушает, кроме меня.

Отец сказал:

— Но ты прекрасно понимаешь, что проблем теперь будет еще больше.

И тут же подошел какой-то человек и спросил:

— Что случилось? У этого мальчика умер отец?

Без этого никто...

— Видишь! — воскликнул отец. — Было лучше, когда ты был девочкой. А теперь я умер! Отращивай волосы как можно скорее. Иди к своему каке, этому наркоману, пусть что-нибудь сделает, иначе у меня будут большие проблемы. Весь город, все начнут приходить. Ты ходишь по всему городу, и все будут думать, что твой отец умер. Все начнут приходить.

И все действительно стали приходить. Это был последний раз, когда он что-то со мной сделал. После этого случая он сказал:

— Я больше ничего не буду делать, ведь это приводит к еще большим проблемам.

— Я ни о чем не просил, — ответил я, — я просто делаю свое дело. Тебе не нужно было вмешиваться.

Я никогда не позволял ему давать мне советы. Вскоре всей моей семье стало понятно, что я терпеть не могу советов — что бы мне ни говорили, я все делал наоборот, чтобы отучить их давать мне советы.