Опасное соседство (Узы моря. Опасное соседство. Возвращение)
Шрифт:
Днем в его магазинчике кипела жизнь, сюда заглядывали даже молодые люди, пахнувшие дорогими лосьонами, и прямо-таки невероятное количество изящно одетых, очаровательных женщин средних лет. Из дверей одного из соседних магазинов постоянно слышалась рок-музыка, а в другом торговали спортинвентарем, который явился для Джеймса поистине откровением; он даже воспринял его как некий вызов тому архаическому очарованию, которое окутывало его давнишних приятелей-рыбаков и их старую нехитрую снасть. Впрочем, он тоже стал нырять в защитных очках и с аквалангом, изучая подводный мир, который сперва показался ему чрезвычайно таинственным — ведь прежде он мог его только воображать, — так что первое время способен был говорить о нем без умолку.
Он подружился с молодыми сотрудниками Департамента по охране заповедников, чьи философские и юридические воззрения неустанно излагал туристам, а в департаменте в качестве взаимной услуги рекламировали его магазин.
Туристы, должно
Дочь Джеймса Делия и ее муж Йохан жили по соседству, со всех сторон окруженные старыми автомобилями. Их дом, очень похожий на хижину Джеймса, претерпел, однако, значительные усовершенствования — он был больше и крепче, да и буйная растительность вокруг него была вырублена; и все же дом все равно казался карликом, которого вот-вот раздавят тяжелые лесовозы и трейлеры, явно пребывавшие в весьма плачевном состоянии. Йохан занимался перевозками различных грузов — весьма распространенное занятие в этом лесном краю; дела у него шли неплохо, а тылы в семье прикрывала терпеливая и умелая жена. Делия была, безусловно, и терпеливой, и умелой, но к тому же, в отличие от многих местных женщин, еще и весьма привлекательной — двадцать четыре года, высокая, стройная, даже, пожалуй, сексапильная, с черными, как у цыганки, волосами и голубыми отцовскими глазами. Они с Йоханом были весьма популярны среди членов рыболовного клуба. Делия заставила и отца присоединиться к ним, надеясь, что так ей будет легче следить, если Джеймс станет злоупотреблять своим любимым напитком — бренди с водой.
По уик-эндам, как зимой, так и летом, Джеймс ловил рыбу со своего ялика, а летом еще порой плавал в маске и с аквалангом, ловя рыбок для аквариума в своем магазинчике. Всем этим он мог заниматься без чьей-либо помощи и дать наконец-то волю своей природной склонности к одиночеству.
За целые сутки до начала соревнований по глубоководной рыбной ловле у слипа рыболовного клуба и вокруг поднялась необычайная суета, особенно среди тех, кто приехал издалека и привез с собой дорогое судно и снасть. Джеймса в качестве местного эксперта представили одному такому заезжему шкиперу и его команде, сообщив, что уж он-то знает самые богатые рыбой места. Таким образом и он оказался втянут в эти соревнования — мероприятие, с его точки зрения, легкомысленное, пустая трата времени и даже чуть ли не святотатство в том смысле, что любители посягали на территорию, где трудились профессионалы. В глубине души он был убежден, хотя и не говорил этого вслух, что соревнования в убийстве живых существ ради собственного тщеславия не соответствуют старинной охотничьей этике, тем более что для заезжих рыболовов море — всего лишь игровая площадка, которую они посещают не чаще раза в год.
Судно под названием «Скопа» было тем не менее самым красивым из всех, какие Джеймс когда-либо видел в жизни.
Очень дорогое, оно было оснащено двумя подвесными моторами, специальным вращающимся креслом для рыбной ловли, удобным командным мостиком и вообще буквально нашпиговано разными электронными штуковинами, какие только можно было найти на рынке. Осматривая судно вместе с капитаном, Джеймс высказал лишь одно предложение: пусть купят еще метров сто нейлоновой веревки с металлическим кольцом-цепочкой для якоря, — и один из членов команды тут же бросился исполнять его пожелание. Вечером накануне соревнований они вместе пили виски, сидя на корме и любуясь великолепным летним закатом и спокойными водами залива.
Джеймс чувствовал в сердце знакомое покалывание — его переживания сейчас были куда сильнее, чем у любого из этих «спортсменов», даже у юного сына владельца катера, буквально сгоравшего от нетерпения и мечтавшего поскорее добраться до рифовой гряды. Рифовый барьер отгораживал залив Книсны от открытого моря
и внушал некий мистический ужас и восхищение тем, кому предстояло впервые в жизни посетить его. Спокойные и краткие комментарии Джеймса были для этих людей бальзамом, пролитым на раны, и они теснились вокруг старого рыбака, стараясь не упустить ни одного из редко срывавшихся с его уст слов. Джеймс очень удивился, узнав, что первой премией будет новенький однотонный грузовичок с четырьмя ведущими колесами.— Значит, для вас рыбная ловля — это вроде как азартная игра, верно? — спрашивал он. — Что ж, при такой ставке нужно играть по-крупному.
Слушатели охотно кивали. Попыхтев трубкой, Джеймс продолжал:
— Можно пойти на устричную отмель, как все; а не то пойдем ловить горбылей-холо или трангов… если рыба придет… — Он пожал плечами. — Если плыть к устричным отмелям, придется поторапливаться и ловить на блесну желтохвостых луцианов или пятнистых тунцов; может, морских окуней наловим, а то и горбыля поймаем. — Он снова пожал плечами и выбил трубку о планшир. — Но если вам хочется почувствовать настоящий азарт, — он глянул на шкипера, который до сих пор не проронил ни слова, лишь улыбался, как бы прося извинения за энтузиазм и невоздержанность более молодых членов команды, — то можно поискать отмель подальше, в открытом море. Я там как-то бывал, правда, всего лишь раз, зато уж там-то рыбы полно и никто ее не ловит, ведь эту отмель еще и поискать придется. — Он протянул свой стакан, и ему тут же с готовностью налили еще.
— А это далеко, Джеймс? — спросил владелец катера.
— Километров двадцать.
Шкипер поскреб подбородок и пригладил курчавые седеющие волосы. Джеймс знал, что это весьма известный бизнесмен, однако в данный момент видел перед собой всего лишь обычного мужчину, довольно плотного, крепкого сложения, с загорелыми руками и ногами, в голубых шортах и босиком. Глаза шкипера, казалось, меняют оттенок вместе с постепенно меркнущим голубым небом над лагуной.
— Мне эта идея нравится, — помолчав, сказал шкипер с улыбкой. — И правда, что-то новое. Хорошо, идем на ту отмель, если погода позволит. Мое судно вполне может ходить и в открытом море. А там глубоко?
— Саженей пятьдесят, то есть метров сто будет. А над самой отмелью — что-нибудь около тридцати.
Шкипер повернулся к своей команде:
— Ну что, ребята? Идем? Терять-то нам, в общем, нечего.
Команда выразила свое согласие бурными воплями восторга.
— Если мы эту отмель не найдем, — заявил Джеймс в итоге, — можете кинуть меня акулам — и дело с концом.
В рассветной тиши залива затарахтели, загрохотали моторы.
Стоял полный штиль, лишь с океана доносился слабый запах озона. Океан ждал их за грядой рифов, и судно изящно сделало первый вираж. Ревущих валов впереди видно не было, лишь ощущалось течение приливных волн.
Джеймс коснулся плеча шкипера:
— Теперь пора; обогните рифы, держась к ним как можно ближе, и на всех парах вон к той ряби.
Застучали моторы, катер содрогнулся, чуть осел на корму и рванулся вперед. Когда они вышли за пределы гряды и позади остались мрачные, приземистые бастионы — два мыса-близнеца, сторожившие вход в залив, — на судне по-прежнему царило полное молчание, лишь снова зазвучал голос Джеймса:
— Вон там большой риф, видите? Тихий ход, иначе мы через него перелетим. Медленней, медленней!
Судно всползло на волну и изящно соскользнуло в наполненную ветром впадину в такт вздохнувшему морю. Наконец они миновали последние рифы и понеслись по маслянистой, залитой солнцем поверхности открытого моря, разбрызгивая воду, точно расплавленное золото.
Джеймс и капитан в двадцатый раз сверились с часами и компасом, и Джеймс удовлетворенно кивнул в ответ на вопросительно поднятую бровь шкипера. Он уже успел мельком заметить тюленей, однако ничего не сказал; да и птиц
становилось все больше, и он ощущал, буквально кожей чувствовал, как меняется поверхность океана. Внутри у него все дрожало от нервного напряжения, даже руки не слушались, когда он раскуривал трубку, а судно, тяжело переваливаясь на волнах, плыло все дальше в полном безветрии, под неожиданно жарким солнцем. Здесь они были одни, берега исчезли в морской дали, над ними парил, то спускаясь к самой воде, то вновь взмывая в небеса, альбатрос — скиталец морей, да стаи капских уток и более крупных шоколадно-коричневых вилохвостых качурок качались вокруг на волнах. Эхолот чертил ровную черную линию — дно под ними было гладкое, глубина довольно большая; они продолжали плыть вперед, и тут вдруг качавшиеся на воде птицы неохотно взлетели, переругиваясь между собой, и снова опустились у них за кормой, совсем рядом. Губы Джеймса дрогнули в довольной улыбке, причина которой была известна лишь ему самому: он снова видел их, своих старинных друзей, и они сообщили ему именно то, что он хотел узнать. Эхолот что-то пробормотал, и черная кривая резко поползла вверх, вырисовывая извилистые пики, а люди с интересом смотрели на прибор и молча улыбались.