Опасность в бриллиантах
Шрифт:
— Возможно, это и к лучшему. Теперь, став вдовой, вы понимаете, что нужно мужчинам, правда?
Дафна с трудом верила своим ушам. Она начала беспокоиться, что Каслфорд не ошибся в своем предсказании, что Латам сейчас скажет какую-нибудь глупость и этот непристойный поворот разговора окажется прелюдией к непристойному предложению. Но уж, наверное, он не до такой степени негодяй?
— Да, я знаю, что у мужчин на уме, хоть они порядочные, хоть нет. И еще я знаю, что некоторые мужчины настолько подлы, что используют свое положение в обществе, а потом прикрываются своими привилегиями.
Латам
— Вы еще долго пробудете в городе? — спросил Латам.
— Примерно неделю, не больше.
— А потом вернетесь в… — Это прозвучало вопросом.
Дафна предпочла не ответить, и вопрос повис в воздухе.
Наступило молчание. Наконец Латам взял перчатки и шляпу и собрался уходить.
— Я уверен, мы еще увидимся до того, как вы уедете, — пообещал он, прощаясь.
Дафна дождалась, пока за ним не закроется дверь гостиной и испустила долгий вздох облегчения, выдохнув все скопившиеся внутри эмоции. Какой ужасный человек! Ему не хватило приличия даже для того, чтобы держаться от нее подальше.
— Ты устроил целое представление, — сказал Хоксуэлл. — Сегодня в клубах и кофейнях хватит разговоров на целый день.
— Думаю, они все смотрят на тебя, — отозвался Каслфорд.
На самом деле он ничего подобного не думал, потому что не мог не заметить реакцию окружающих, когда они с Хоксуэллом ехали верхом по Бонд-стрит под жарким утренним солнцем, и было очевидно, который из двух джентльменов вызывает столько удивления.
Люди, которых он знал хорошо, и те, кого он толком не узнавал, останавливались и смотрели на него. Женщины в проезжавшей мимо карете повели себя настолько грубо, что тыкали пальцем в его сторону и что-то громко восклицали. Можно подумать, это едет принц-регент, раздевшись догола.
— Да пусть они все идут к черту, — сказал Каслфорд. — Если я захотел рано встать и в этот час выехать в город, это мое личное дело. А то, что они так на нас пялятся, только подтверждает мое давнее мнение: большинство людей просто ограниченные болваны.
Кроме того, это подтверждало, что Дафна Джойс губит его, и этому следует положить конец. Он едет верхом по городу в такой ранний час только потому, что оказалось очень скучно находиться в постели, если ты не спишь и одинок.
Поскольку теперь он не проводил ночи с женщинами, то стал засыпать в то время, когда засыпает большинство людей. А днем приходилось чем-то заниматься, но Каслфорд с трудом вспоминал, что именно можно делать днем.
— Что уж за дела у тебя, да еще такие важные, что вытащили тебя из твоей роскошной берлоги? — полюбопытствовал Хоксуэлл. — Я поехал с тобой только потому, что не хочу пропустить представление, а оно даже лучше, чем я предполагал. За нами скоро увяжется целая толпа. — Говоря это, он одновременно кривлялся перед зеваками, как клоун в цирке, улыбаясь и кивая направо и налево, словно одобрял их скверное поведение. «Поразительно, правда? Ваши глаза вас не обманывают, это в самом деле
он!»— Ты можешь уйти в любой момент, Хоксуэлл. Я не приглашал тебя составить мне компанию.
— И пропустить вот это? Хотя если дело у тебя долгое, то мне придется покинуть тебя, не дождавшись последнего акта. У меня днем назначена встреча в «Белом лебеде».
— Если хочешь знать, у меня несколько поручений, и они наверняка утомят тебя так же, как утомят меня.
Хоксуэлл ничего не сказал. Его молчание сделалось таким выразительным, что Каслфорд внимательно посмотрел на него. Хоксуэлл уставился на него с растерянным выражением лица.
— Поручения? — произнес он наконец.
— Встречи с портными и все такое.
— Ты никогда не встречаешься с портными у них в лавках. Это портным назначаются встречи у тебя в гардеробной. У тебя есть три лакея, хотя большинству мужчин и одного много, специально для того, чтобы ты не утомлял себя ничем, хотя бы отдаленно напоминающим поручения.
Все это было правдой, но должен же он что-то делать, раз у него появилось столько свободного времени, обременяющего его?
— Я думаю, единственная встреча, которая тебе сегодня необходима, — это с врачом, — сказал Хоксуэлл. — Или с одной из твоих потаскушек, чтобы в твои привычки вернулась упорядоченность и ты прекратил бы этот фарс с временным перерождением.
— Да что за чертовщина, в самом деле! Человек не может выехать верхом на улицу до полудня без того, чтобы друг его оскорблял, приписывая ему добродетель, которой он сроду не обладал!
— Я не приписываю тебе добродетель. Я сказал, что это фарс, изображающий фальшивую добродетель. Будешь отрицать, что твое необычное поведение — это явный результат невозможности завоевать миссис Джойс без таких крайностей? Будешь говорить, что как только ты ее завоюешь, сразу же вернешься к своим шлюхам и пьянству? — проворчал Хоксуэлл. — Почему бы не сдаться и прямо не признать, что в мире существует по крайней мере одна женщина, которая считает тебя не загадочным, а просто переходящим все рамки приличия, а потом вернуться к привычной жизни?
В самом деле, почему? Каслфорд предпочел проигнорировать вопрос, хотя сам себе его уже не раз задавал.
Но он не собирался давать Хоксуэллу повод поглумиться над тем, что у него ничего не получается с миссис Джойс.
Совсем наоборот. Так что первую остановку Каслфорд сделал у ювелирной лавки Филиппа.
Хоксуэлл зашел туда вслед за ним, а значит, изрядно повеселился, наблюдая, как ювелир покраснел, засуетился и едва не лишился сознания, увидев одного из царственных постоянных покупателей, впервые в жизни переступившего порог его лавки.
Хоксуэлл маячил у плеча, пока разворачивались серьги. Они произвели на него впечатление, а значит, наверняка произведут впечатление и на миссис Джойс.
— Безупречно, — сказал Каслфорд. — И не забудьте добавить подобающую сумму к счету за скорость работы.
Филипп начал упаковывать красивую коробочку. Каслфорд развалился в кресле. Хоксуэлл, нахмурившись, посмотрел на него.
— Это для миссис Джойс? Должно быть, они обошлись в небольшое состояние.
— На самом деле в довольно большое состояние.