Опасные и порочные

– Проходи, не стой столбом! Только разуйся! Тапки надень, какие найдешь! Руки помой, на стол накроешь! Там ванная, там кухня!

Показывает направление, и продолжает:

– Вода еще не согрелась – только котел включили. Так что, придется пока пользоваться холодной.

Видимо, мое лицо выражает страдание, поэтому брюнет поясняет:

– Вода не совсем ледяная. И бойлер, и дом нагреваются быстро. Еще и камин затопим. Жарко будет! Там на кухне пакеты с продуктами, разберешь!

И, помолчав, добавляет:

– Тебя зовут Тереза!

Не спрашивает, утверждает. Я ошарашенно молчу, и Данила уточняет:

– Поняла?

Я киваю, и качок выходит, хлопнув дверью. Мне все равно, как они будут меня называть, свое настоящее имя все равно не скажу. Но, почему Тереза? Мужчинам нравятся женщины, которых так зовут? Всем и всегда?

Снимаю ботфорты, с наслаждением освобождая ноги из этих пыточных колодок. И морщусь – пол холодный жуть! Засовываю ступни в первые попавшиеся тапки, бреду вперед, шаркая по ламинату, ибо напяленные мною шлепанцы сильно велики, и норовят свалится. Натыкаюсь на … Ружья в чехлах? Три штуки, лежат себе прямо на полу у стенки. Мамочки! Осторожно обхожу орудия убийства, и открываю дверь, за которой, как я предполагаю, ванная. Так и есть, она – огромная, обделанная дорогой плиткой цвета кофе с молоком. Джакузи, душевая, раковина… Поворачиваю кран над мойкой, пробую рукой – не ледяная, даже слегка теплая. Смотрю на свое отражение в зеркале, и ужасаюсь – тушь размазалась и въелась в кожу, отчего кажется, что у меня под глазами синяки… Да и следы помады вокруг рта краснеют, словно воспаленные пятна… Кошмар! Клоун, страшный клоун из фильма "Оно"! Начинаю смывать остатки косметики, и замираю – может, так и оставить? Может, они не захотят меня, такую уродину? Вздыхаю – вряд ли. Отработать все равно придется! И лучше быть красивой, а то обидно, что считают чучелом.

Привожу себя в порядок, протягиваю руку к полотенцу, и замираю. Их два – оба бежевые, большие, мягкие. Но, на одном вышито – "ДЕН", а на другом – "ТЕСС". Тесс? Тереза, что б ей пусто было! Думала, имя редкое, ан нет – на каждом шагу попадается. Рядом с полотенцами два халата – такие же махровые, и маняще теплые… Один зеленый, второй розовый. Жена, значит, имеется у брюнета. И дом, значит, его, Данилы-Дена этого! Жена, получается, отправлена к морю, а сам проституток снимает! И именем супруги называет! Во опять вспыхивает пожар ненависти. Козлы! Какие же козлы мужики!

Ладно! Не мое дело, что в этом семействе происходит! Пора отрабатывать помятый бок ровера. И я отправляюсь на кухню. По дороге заглядываю в комнату, вернее в зал, или гостиную. Отделка совершенно мужская, под деревенский дом. Стены под кирпич, потолок – темное дерево, на полу ковер, минимум мебели – современные диван и два кресла, кофейного цвета. Еще столик. Окна задернуты тяжелыми темными портьерами, на стене огромная плазма. Завершает картину камин, с мрачно разинутым темным холодным зевом. Как-то пустовато… Иду на кухню. Здесь интерьер совсем другой – керамогранит, сталь, пластик. Плита, и другая техника – от крутых фирм. По всему увиденному понятно – хозяева далеко не бедные. Но, как и в зале, здесь тоже чего-то не хватает… Мелочей, придающих уют? Принимаюсь освобождать магазинные пакеты. Похоже, качки закупались в супермаркете, и торопились, хватая что под руку попалось. Меня опять начинает трясти – холодно! Надо было козлиный халат надеть.

Хлопает дверь, и мужики являются в дом. Блондин, чье имя я так и не знаю, входит в кухню, держа в руках несколько огромных ножей. Вздрагиваю, и роняю на пол упаковку нарезки-салями. Качок не обращает на меня внимания – будто я пустое место, и принимается мыть тесаки в раковине. Потом тщательно вытирает полотенцем, и уносит. Дом наполняется шумом и голосами, словно мужчин не двое, а целая рота. Например, минут пятнадцать бандиты выясняют, где гирлянда, посылая друг друга искать ее в разные места. Они мотаются туда-сюда, часто заходя на кухню. Когда это происходит, я стараюсь поворачиваться к мужикам спиной, что бы лишней раз не светить своими прелестями. Блондин, который оказывается Тимохой, ибо так его называет брюнет, по прежнему игнорит. Данила же, зайдя первый раз на кухню, с интересом меня рассматривает, словно только что увидел. Однако, мое преображение никак не комментирует, а продолжает давать указания – овощи нарежь, упаковки открой и все разложи по тарелкам, а тарелки вон там. И добавляет:

– Не надумайся сбегать, во дворе Шибо! Порвет, как тряпку!

Я и так понимаю, что собака где-то там. Хотя мысль о побеге присутствует. Ладно, видно будет. Что-нибудь придумаю! Жаль, конечно, что у меня нет телефона. Хотя – кому б я позвонила?Попросить о помощи некого…

Удивительно, но неловкости при виде Данилы не испытываю, словно ничего и не было. Словно тот минет в машине случился не со мной. Или со мной, но во сне. Брюнет тоже ничем о нем не напоминает.

Замечаю, что мои похитители похожи – фигурой, походкой, чертами лица. Братья,что ли? Еще, мне приходит мысль – может, под "отработать" они это имели ввиду? Приготовить, стол накрыть… Ведь не пристают же, и вообще, не смотрят, как на женщину. А тот отсос был случайным, и произошел, потому что я сама проявила инициативу. Размышления так меня приободрили, что я совсем расхорохорилась – и подмести могу, и полы помыть! Только прикажите, господа рабовладельцы!

Тимоха заходит в кухню, берет бутылку шампанского, и три бокала. Три! Прислугу, стало быть, тоже угостят.

– Возьми еды какой нибудь, и вилки! – командует он мне. И оглядев стол, кривится:

– Зачем тарелки? Мыть потом! Из контейнеров похавали бы!

– Я помою посуду! – обещаю с готовностью, показывая, насколько полезна в качестве домработницы, и добавляю – Как есть из контейнеров? Праздник же, Новый Год! Все должно быть красиво!

– Тоже мне, праздник! – кривится блондин, и выходит.

И чем он всегда недоволен?

– Тереза, давай резче! – орет он из коридора – Двенадцать почти!

И чего шумит? Для него это не праздник! Но, я сама хочу успеть выпить шампанского под звон курантов. Хоть сегодня произошли невеселые, даже трагичные события, из которых теперешнее рабство не самое худшее, но Новый Год же! Как можно его не встретить с полным бокалом? Быстро накидываю на поднос тарелки с закусками, и торжественно несу в зал. По дороге замечаю, что ружей на полу уже нет. Прибрали.

Гостиная преобразилась – все залито ярким светом, и красуется елка, воткнутая в обычное пластмассовое ведро, украшенная только мерцающей гирляндой – нашли все таки! Плазма включена, и на ней циферблат с медленно движущейся стрелкой, побирающейся к полуночи. Но, главное – призывно пылающее жаром чрево камина, возле которого лежит кучка поленьев. А мои работодатели стоят возле этого очага с бокалами. Именно стоят, хотя возле камина появились три кресла, окружившие небольшой столик, которого там раньше тоже не было – он располагался возле дивана. Три кресла! Я полноправная гостья?

– Ставь на стол! – командует Данила. Послушно опускаю поднос, Тимоха сует мне бокал, в котором уже пениться шампанское. Раздается бой курантов, и брюнет произносит тост:

– Что б такого поганого года, как прошедший, больше не было!

"Точно! Согласна!"

Мы чокаемся – молча – и так же молча пьем. Мне нужно напиться, что бы не замечать окружающего меня абсурда, и забыть, выкинуть из головы то, из за чего я влипла в такую мерзкую ситуацию. Выпиваю шампанское залпом.

Этот напиток весьма коварен, и почти сразу бьет в голову. Я кручу в руках пустой бокал, намекая, что пора бы повторить… И рассматриваю мужиков, стоящих рядом – один справа, второй слева. Они не переоделись, просто сняли куртки и обувь, и теперь находятся в почти одинаковых, обтягивающие мощные торсы футболках – Тим в белой, Данила в серой. Еще, оба в джинсах. Мужчины очень высокие, я едва дохожу макушкой им до плеч, и очень большие – прямо шкафы, состоящие из сплошных бугров мышц. Хихикаю, ибо в голову приходит стишок:

"Были у Маруси два огромных гуся – один серый, другой белый, два суровых гуся!"

Сейчас, в спокойной обстановке, с расслабленными лицами, мужчины не кажутся угрюмыми или страшными – наоборот, оба весьма симпатичные. У обоих голубые глаза, правильные черты лица, и загорелая кожа, только у Дена волосы темнее, чем у Тима. Возраст этих качков на вид – лет тридцать пять – сорок. Староваты, с высоты моих двадцати четырех! А вот фигуры их, с мощными торсами и широкими плечами, впечатляют. Одни накаченные предплечья чего стоят! Каждое толще, чем моя нога! Наверное, я выгляжу рядом с ними как дюймовочка, или, скорее, как заморыш.