Опасные клятвы

— Пожалуйста, — шепчу я, и он смеется, низко и похотливо, снова целуя меня.

— Принцесса Братвы, умоляющая своего телохранителя заставить ее кончить.

— Адрик, я клянусь...

Он снова смеется над этим, но когда он снова толкает набухшую головку своего члена ко мне, и на мою плоть капает еще больше его слизистой спермы, он не отстраняется, и я чувствую, как мое тело напрягается, оргазм разворачивается где-то глубоко внутри меня, прежде чем мои ногти впиваются в его плечи, а моя голова откидывается назад в беззвучном крике, его тело прижимается к моему, и он крепко целует меня. Я выгибаюсь на нем, скрежеща от оргазма по скользкой длине его члена.

Я все еще кончаю, когда чувствую, как он входит в меня, его руки лежат на моей талии, на моих бедрах, а его рот скользит по моему. Я задыхаюсь, сжимаясь вокруг него, и чувствую его стон на своих губах, когда он поднимает меня, переворачивая на кровати так, что он оказывается сверху, а моя голова прижимается к подушкам.

Я хочу, чтобы он был раздет, кожа к коже. Я стягиваю с него рубашку, когда он входит в меня, пальцами перебирая широкие, обнаженные мышцы, спускаю штаны с его бедер, чтобы я могла насладиться его прижатой ко мне кожей, блестящей от пота, как можно больше. Раньше здесь было холодно, но теперь здесь тепло, я и Адрик, и мне кажется, что я не могу насытиться этим.

— Кончи для меня еще раз, — дышит он мне в ухо. — Я так близко, подари мне еще один, прежде чем мне придется вырваться.

Я хочу сказать ему, чтобы он этого не делал. Я хочу кончить, пока он заполняет меня, почувствовать его горячий прилив, ощутить, как он пульсирует внутри меня, так глубоко, как только он может, пока мы кончаем вместе. Но я знаю, что лучше. Даже в порыве вожделения я понимаю, что было бы плохой идеей позволить ему кончить в меня.

Мы должны использовать защиту. То, что мы этого не делаем, уже плохо.

Он всаживается в меня еще раз, сильно, и одного осознания того, что он сдерживает свой собственный оргазм, чтобы позволить мне кончить еще раз, достаточно, чтобы я перешла грань. Я обхватываю его, спутываю ноги и цепляюсь пальцами за его плечи, сжимаясь и содрогаясь вокруг него. Я слышу душераздирающий стон, который вырывается из его рта, когда он отстраняется от меня, его рука дергается по его скользкой длине, когда он направляет ее на мой живот и проливает перламутровую жидкость на мою кожу.

Я все еще тяжело дышу, когда он рушится рядом со мной, его форма облегает бедра, а рука все еще свободно обхватывает его член.

Я не хочу говорить ему, чтобы он уходил. Но я вижу, как тикают часы рядом с кроватью, и понимаю, что если он не уйдет в ближайшее время, то я опоздаю к ужину. А если Лилиана или Николай по какой-то причине заглянут ко мне и найдут меня здесь...

— Мне нужно собираться. — Я поворачиваюсь и с сожалением смотрю на него. — Николай придет...

— Черт. — Он садится, его светлая кожа все еще раскраснелась. — Я должен идти.

Я киваю, тяжело сглатывая. Я никогда не знаю, что делать после этого. Похоть – это просто. Хотеть его – легко. Знать, что делать с чувствами после этого, гораздо сложнее.

Особенно когда я не знаю, какое у нас может быть будущее.

— Мне жаль. — Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как сердце замирает в груди. — Я знаю, это сложно...

— Все в порядке, Котенок. — Он целует меня в лоб, убирая с лица спутанные волосы. — Я пойду.

Я смотрю, как он собирает свою одежду, и я бы наслаждалась зрелищем того, как он застегивает брюки и натягивает рубашку, как напрягаются его мышцы под тканью, если бы не чувствовала себя в таком смятении.

Неужели я влюбилась в него?

Иногда кажется, что да. То, что он говорит мне, то, как он заставляет мое сердце биться, а желудок сворачиваться в узел, то, как я чувствую заботу и безопасность, когда он рядом, многое из этого похоже на зарождение любви. И все же...

Я никогда не была свободна выбирать, кого любить. Не знаю, изменилось ли это.

Мой брат теперь пахан. Он не верит во все старые порядки, но от некоторых из них избавиться труднее, чем от других. К ним относится и моя ценность как средства укрепления ослабленной Братвы, которую он взял под свой контроль.

Когда Адрик уходит, я встаю и принимаю душ. Высушенные феном волосы мягким прямым потоком падают на плечи, и я подхожу к шкафу и просматриваю висящую там одежду. Наряжаться к ужину не обязательно, но наш отец всегда настаивал на этом, и это одна из традиций, которую Николай сохранил для семейных ужинов, которые мы устраиваем сейчас. Я бросаю взгляд на смятую постель, пот и одеколон Адрика смыты с меня, и это единственный признак того, что он был здесь.

Как ты думаешь, чем все это закончится? Спрашиваю я себя, доставая из шкафа пару узких черных брюк и кашемировый свитер кремового цвета. Скорее всего, несчастливым концом для нас с Адриком.

Николай сам видел, какие испытания несет в себе брак по расчету, как близок он был к союзу бесконечных разногласий или, в лучшем случае, временного перемирия. Но это не значит, что он будет убежден, что мне следует позволить заключить собственный брак, тем более с моим телохранителем. В лучшем случае я могу надеяться на то, что мне позволят принимать участие в своей судьбе.

Вздохнув, я снова уселась за свой туалетный стол, до прихода Николая и Лилианы на ужин оставалось двадцать минут. Адрик задержался дольше, чем следовало бы, но даже сейчас мне трудно предположить, что было бы иначе. Время, которое он проводит здесь со мной, в нашем личном пространстве, вдали от всех и всего остального, - мое единственное спасение. Это единственное время, когда я чувствую, что есть хоть малейший шанс получить что-то, что принадлежит мне и только мне, просто так, без всякой причины.

После всего, что произошло, мне трудно не верить, что я хоть в какой-то мере заслуживаю этого. Когда меня похитили, у меня отняли так много себя. Когда я с Адриком, я снова чувствую себя собой. Как будто мое тело, мой выбор принадлежат мне. Я знаю, что в этом мире, в котором я родилась, так бывает редко, и, возможно, не всегда так будет со мной.

Но люблю ли я его? Я не знаю ответа на этот вопрос. И все, на что я могу надеяться, это время, когда мы все выясним, прежде чем мне придется решать, стоит ли рисковать, рассказывая брату и навсегда ломая свою жизнь и жизнь Адрика. Риск того, что может с ним случиться, если Николай будет в такой ярости, как я думаю, огромен. Это не то, к чему стоит относиться легкомысленно. И это не то, что я могу решить за несколько минут до семейного ужина.

Закрыв косметичку, я проверяю помаду и встаю.

Раньше я была любовницей Адрика. Теперь мне придется вернуться к роли Марики Васильевой, дочери, сестры и наследницы Братвы.

***

Николай и Лилиана приезжают вовремя, и я впускаю их в дом, ведя нас троих в неофициальную столовую, ужинать в официальной комнате, за столом, за которым может разместиться целый званый обед, кажется слишком нелепым.

— Как вам новое поместье? — Спрашиваю я, когда подают первое блюдо. Я потратила много времени на составление меню, нужно было чем-то занять время, и на первое блюдо подается салат с клюквой и козьим сыром и тыквенно-крабовый бисквит.