Опасные клятвы
Шрифт:
Человека, с которым я провела дни до и после нашей свадьбы, тронули бы слезы, я в этом уверена. Но этот мужчина... Я понятия не имею. Я не знаю, имело ли бы что-то значение.
Слезы и мольбы не помогли, когда он трахнул меня у комода.
При этом воспоминании меня пробирает дрожь. Мне до сих пор стыдно за то, как я отреагировала, за то, как боль от его руки, шлепающей меня, переросла в странное, горячее удовольствие, которое оставило меня мокрой для него, и это заставило меня кончить на его пальцы, а затем на его член с той дикой несдержанностью, которую я, кажется, не могу контролировать рядом с ним, даже когда должна.
— Адрик рассказал мне все, — спокойно говорит Тео, сцепив пальцы перед собой. — По
Слезы текут по моим щекам, когда я пытаюсь не думать о том, что он мог иметь в виду. Он отрезал ему язык? О Боже, пожалуйста...
— Я знаю, о чем ты думаешь, жена. Его язык все еще цел, хотя я и подумывал отрезать его за то, что он осмелился попробовать тебя на вкус, даже поцеловать, если уж на то пошло. Но я оставил его пока в целости и сохранности, за исключением нескольких маленьких кусочков здесь и там. Все, что ты можешь посчитать важным. Особенно его член, я хочу, чтобы он был у него для того, что будет дальше.
— О чем ты говоришь? — Шепчу я в ужасе. — Тео, пожалуйста, это не ты...
— Нет, сука. Ты только думаешь, что это не я, потому что я никогда не показывал тебе эту часть себя. Я пытался стать для тебя лучшим мужчиной, дать тебе только ту часть себя, которая может быть нежной и доброй. Я думал, что, возможно, с женой я смогу стать другим. Но теперь я вижу, что мягкость порождает лишь самодовольство и заставляет других думать, что они могут безнаказанно пользоваться мной.
— Тео, нет...
— Я говорю тебе все это, — резко оборвал он меня, — потому что не хочу тратить время на твои попытки убедить меня в том, что я ошибаюсь, или что я не знаю правды, или что я не понимаю, что происходит. Я знаю, Марика, что ты не была девственницей, когда пришла на наше супружеское ложе, как меня убеждали. Я знаю, что я не был твоим первым. Я знаю, что ты запятнала себя защитой, призванной оберегать тебя. Я знаю, что весь этот брак был заговором между тобой и твоим проклятым братом, чтобы заманить меня в ловушку и внушить мне чувство безопасности, чтобы ты мог убить меня. — Он одаривает меня холодной, натянутой улыбкой. — И самое ужасное, Марика, что он почти сработал. Если бы не твой глупый телохранитель, я бы на все это купился. Это моя вина. Но теперь я исправлю эти ошибки.
Он снова машет рукой охранникам другим, ни тем, что завели меня внутрь, чтобы мне некуда было деться в маленьком кабинете, и они расстегивают мои чемоданы. Впервые с тех пор, как я вошла в комнату, Тео встает отодвинув стул, и подходит к ним.
— Посмотрим, что еще ты скрываешь, жена, — пробормотал он. — Ты так быстро убрала свои вещи. Не очень-то подобает избалованной принцессе Братвы, не так ли? Всю жизнь тебя обхаживали с нетерпением, почему же теперь ты начала делать что-то для себя сама?
Я чувствую, как напрягается каждый мускул моего тела, когда он начинает рыться в чемоданах. Я знаю, что он найдет, практически невозможно не обнаружить спрятанные там таблетки, если только он не остановится на первых нескольких вещах в чемодане. Но я не думаю, что он так поступит.
Он вываливает на пол офиса мою одежду - свитера, джинсы, платья, вплоть до нижнего белья, и мое лицо пылает, когда Тео вываливает на ковер мои кружевные бюстгальтеры и трусики, а затем и нижнее белье, которое я купила для него, но так и не успела надеть. Он поднимает глаза, видя румянец на моем лице, и усмехается.
— Теперь стесняешься? — Рычит он, протягивая прозрачные голубые трусики, завязанные сзади бархатной лентой. — Ты ведь не была такой стеснительной, когда позволяла Адрику трахать тебя без защиты, верно? Он позаботился о том, чтобы я знал об этом, о том, что ты позволила ему войти в тебя, а потом сказала купить тебе таблетку на следующий день. Ты даже не смогла
сохранить это для меня, не так ли, шлюха?Его акцент густой и неровный, слова вырываются наружу в порыве ярости. Я никогда не видела его таким злым, и это ужасает. И гнев на его лице, и мой страх только усиливаются, когда я вижу, как его рука нащупывает что-то в чемодане, и понимаю, что он нашел таблетки.
— Ты, гребаная сука. — Тео встает, его лицо искажается от гнева, когда он протягивает мне упаковку противозачаточных таблеток. Он шагает ко мне, его охранники отходят в сторону, чтобы дать ему свободный путь, и я отступаю назад, уверенная, что он собирается ударить меня. Ярость на его лице превосходит все, что я когда-либо видела, даже на лице моего отца. — Я знаю, ты помнишь наши разговоры о детях, — шипит он, его голос низкий и смертоносный. — Как я говорил тебе, что хотел бы дать тебе время. Что я не хочу навязывать тебе детей. Как я выказывал тебе свои чувства по поводу того, что короли настаивают на том, чтобы я произвел на свет наследника. Я давал тебе все шансы признаться! А ты говорила, что это все просто нервы, что ты была рада выполнить свой гребаный долг, и все это время не имело значения, кончил бы я в тебя, или на твое лицо, или на твои чертовы сиськи, ты бы не забеременела ни в том, ни в другом случае!
Он тяжело дышит, когда заканчивает, и бросает таблетки на деревянный пол, топча их ботинком. Снова и снова, пластик и таблетки крошатся под его ногой, оставляя после себя осколки и порошок, пока все это не разрушается, и он смотрит на меня с выражением, очень близким к ненависти.
Тео протягивает руку, его пальцы касаются моего подбородка в почти нежном жесте, напоминающем о том, как он когда-то прикасался ко мне, и как, я уверена, уже никогда не прикоснется.
— Я заботился о тебе, жена, — прошептал он. — Я хотел прожить с тобой жизнь. И каждое слово из твоих уст было ложью. — Он кивает охранникам, стоящим по обе стороны от меня. — Перегните ее через стол и разденьте. И приведите второго.
Я открываю рот, чтобы закричать, но один из охранников зажимает мне рот рукой в тяжелой перчатке, еще двое прижимают меня к столу, а Тео стоит и смотрит. Я извиваюсь в их руках, задыхаясь и пытаясь умолять, понимая, что почти наверняка произойдет. Тео собирается трахнуть меня здесь, пока его охранники смотрят, и он заставит Адрика тоже смотреть. А после этого...
После этого я не знаю, что будет с каждым из нас.
В самолете я надела платье-свитер из клюквенного кашемира и черные бархатные сапоги до колена, надеясь, что увижу Тео и это напомнит ему о нашем полете в Ирландию, смягчит его настолько, что я смогу все объяснить. Вместо этого один охранник опускается на колени, чтобы расстегнуть молнию на моих сапогах, а другой тянется к платью и бесцеремонно стаскивает его с моей головы, отбрасывая в сторону, пока еще двое удерживают меня на месте, следя за тем, чтобы я не могла сопротивляться. Я должна пытаться сопротивляться, я знаю это, но я не могу пошевелиться. Не могу поверить, что это происходит, и в то же время не понимаю, как я могла ожидать, что все обернется иначе. Я вступила в сговор с братом, чтобы свалить самого влиятельного человека в Чикаго, и при этом лгала и ему, и брату о своей невинности. Что еще могло произойти, кроме этого. Унижение и наказание за мое преступление?
Охранники, в свою очередь, обращаются со мной с какой-то отстраненной строгостью, что меня наполовину удивляет. Впрочем, наверное, так и должно быть, если учесть, что наполовину я здесь из-за своей связи с другим мужчиной. Они знают, что случилось с Адриком, почти наверняка, и я уверена, что именно поэтому их руки и глаза не блуждают, пока они раздевают меня догола. Они старательно избегают прикасаться к моей голой коже, насколько это возможно, обходят мои груди, бедра и киску, снимая черный кружевной лифчик и трусики, которые я надела на случай, если Тео достаточно смягчится от моего вида, чтобы выслушать меня, и он получит шанс увидеть их, старательно отводя взгляд.