Опасный дневник

— Как не понять! — согласился Порошин. — Мечтательность многое портит.

— Беда Украины еще и в том, что воинское правление — полковое, сотенное — перемешано с гражданским, наглость же и тех и других начальников неимоверна, они собственную корысть службе отечеству и народной пользе предпочитают. Казенные доходы в расхищении, народ разорен, войско в худом состоянии, а земли, этому войску принадлежащие, своевольством высших чиновников обращены в их вотчины. Государыня мне сказала: «По множеству беспорядков, требующих исправления, и при развратных тамошних начальников понятиях губернатору искусно изворачиваться придется, и потому тебе надобно иметь и волчьи зубы, и лисий хвост».

— С большою мудростью ее величество изволила выразиться, — заметил Порошин. — Это значит управлять способом кнута и пряника.

— Пока более кнута требуется, — сказал Румянцев. — Иначе не выходит. Ведь все на мне лежит: торговля внутренняя и заграничная, заботы о плодородии земли, сбережение лесов, расчистка для судоходства рек, осушение болот, постройка дорог, заведение полиции, прекращение взяток в судах и денежных поборов во всех учреждениях, — да всего и не перечислишь…

Румянцев замолк, вспоминая, какие поручения были еще даны ему, и затем продолжал:

— О границе государыня особо подробно меня изволила напутствовать. Мы соседствуем с владениями Польши и Турции. Надлежит с подданными обеих держав иметь доброе и спокойное соседство, с наблюдением в случае обид и жалоб взаимного правосудия. Границу содержать в безопасности от нападений и набегов неприятельских. Смотреть, чтобы не было потаенного и беспошлинного провоза товаров, предостерегать переходы и побеги за границу здешних подданных и, напротив, привлекать их оттуда к возвращению в отечество…

— Обязанности, принятые вашим сиятельством, теперь мне ведомы, — сказал Порошин, — однако не вижу, чем смог бы груз их для вас облегчить: дело мое солдатское…

— Солдат есть первый человек на земле, — убежденно сказал Румянцев. — Он все может и все сделает, поверь, голубчик, я в службе двадцать шестой год. Вам известно, куда и зачем вы посланы?

— Принимать Старооскольский пехотный полк и командовать им, — ответил Порошин.

— Это верно, а откуда взялась вакансия, знаете?

— Нет, ваше сиятельство.

— Прежний полковник господин Аполлон Волков волею божию умре. Я бы поставил на его место подполковника того ж полка Николая Огарева — он расторопно командовал, ведь Волков долго болел, — но Военная коллегия рассудила по-иному: вам пришло время проститься с дворцом, о чем, не скрою, господин Панин отменно заботился, и Старооскольский полк тут пригодился.

— Вы сказали, Никита Иванович Панин хлопотал о моей отсылке?

— Об этом слышал я в Петербурге, — сказал Румянцев, — и, признаюсь, тому не удивился. Всем известная привязанность к вам великого князя не могла нравиться обер-гофмейстеру, и он вашу близость постарался разрушить.

— Проницание вашего сиятельства мне удивительно, — сказал Порошин.

— Ну, я не говорю, что целиком прав, это лишь предположение, — поспешил смягчить свою мысль Румянцев, — но на то выходит похоже. Впрочем, это все было и прошло. Новости ж для вас будут такие. Вы едете в Ахтырку, являетесь в полк и передаете мой приказ. Я пишу, что вас отзываю в мое распоряжение, а подполковнику Огареву продолжать исполнять обязанности командира полка.

— Слушаюсь, ваше сиятельство. — Порошин вскочил и вытянулся. — Но в приказе будет и вторая часть? — спросил он, помолчав.

— И она такова, — ответил Румянцев. — Вам надлежит объехать все полки малороссийские, сиречь уезды, и посмотреть, как посланные мной для сочинения генеральной ревизии господа штаб-офицеры оной занимаются. Например, в Миргородском полку Нижегородского карабинерного полку майор Голенищев-Кутузов, в Гадячском — Борисоглебского драгунского подполковник Норов. И кроме тех еще многие. Что увидите, — а для свежего глаза наблюдения будут изобильные, — все запишете и мне, как возвращусь, письменный доклад представите. Вам поездить-поглядеть любопытно в рассуждении знакомства с местами украинскими, а мне известия, собранные вами, будут преполезны.

Порошин изумленно посмотрел на Румянцева.

— Как вы изволили приказать?

— Составьте подробный отчет о вашей командировке и, как приеду, принесите мне, — повторил Румянцев. — Нет, ваше сиятельство, — твердо возразил Порошин, — прошу от сей обязанности меня освободить. Довольно уж написал я на своем невеликом веку. Снова стану писать — еще дальше уеду, наверное.

— Ин быть по-вашему, — улыбнулся Румянцев. — Обойдемся устным докладом. Действуйте!

2

Приказ был получен, почта на Белгород отправлялась из Москвы по четвергам, и Порошин отбыл к себе, как насмешливо подумал, в Ахтырку с первым же ямщиком. Чин полковника позволял ему требовать на почтовых станциях для багажа пять подвод, но он ехал налегке и вещи брал с собой в кибитку.

Дорога на юг была гладко наезжена, лошадей ждать не приходилось, да и не скупился Порошин, желая скорее начать свою жизнь на украинской земле. Серпухов, Тула, Скуратово, Мценск, Росстани, Долгое, Курск, Маячка — шестьсот верст промелькнули незаметно.

В Белгороде кончался главный тракт, и дальше Порошин через Харьков добрался до Ахтырки.

Городок был скромный, небольшой, жителей, вероятно, тысяч восемь или десять. Порошину бросились в глаза на улицах фигуры пехотинцев и кавалеристов. Армейский вид давал почувствовать соседство границы.

Ахтырка находилась в ста верстах к западу от Харькова, близ реки Ворскла.

При царе Михаиле Федоровиче было произведено укрепление южной границы России с помощью земляного вала и глубокого рва. На триста верст протянулся ров, названный Белгородской чертой, и на этой черте стояли города Хотьмышск, Карпов, Белгород, Короча, Новый Оскол, Верхососенск, Ольшанск, Коротояк.

Земли к северу от Белгородской черты жаловались служилым людям в оклад, то есть раздавались им в награду за ратную службу. Южнее черты земли тоже не пустовали: там расселили земледельцев-солдат, объединенных в пять Слободских полков — Сумский, Харьковский, Ахтырский, Острогожский, Изюмский. Незадолго до приезда Порошина территория, занятая полками, была названа Слободской Украинской губернией, полковые города правительство перечислило в разряд провинциальных центров и каждую провинцию поделило на шесть комиссарств.