Опасный маскарад
Шрифт:
Митчел посмотрел на нее с затаенной грустью. Как бы он хотел, чтобы эта девочка познала то, от чего пришлось отказаться ему: любовь, верность, семью, радость родного очага… Сможет ли он когда-нибудь вернуть себе все это? Вряд ли. Путь, на который он встал когда-то, мог привести куда угодно, но только не к порогу теплого уютного дома, где ждет любящая жена и дети. Непременно найдется кто-то, кому придется не по нраву тихая гавань мятежного Янка, и тогда ему вспомнят все… Но пусть это никогда не коснется ее!
– Ого! У моей маленькой сестренки уже есть возлюбленный? –
– Ты совсем не изменился, Митчел, – покачала головой Десса, и в самом деле чувствуя себя маленькой девочкой, над которой старший брат подтрунивает по поводу ее нового знакомого мальчика.
– Ты тоже, Десси, – ласково улыбнулся он, – я всегда чувствовал себя счастливым рядом с тобой.
– Ох, Митчел, милый, почему ты не вернулся тогда? Мы так тосковали по тебе!
В его глазах блеснула сталь, губы плотно сжались; снова вместо Митчела Фоллона перед ней сидел Янк.
– Я не мог вернуться в дом человека, который наживался на войне, – ледяным тоном отрезал он.
– Побойся Бога, Митчел, о чем ты говоришь? – ахнула Десса. – Ведь это же наш отец!
– А что ты знаешь о нем, кроме того, что он наш отец? Разве он любил нашу мать? Или нас? Нет, не сюсюкал с нами на детских праздниках, суя в руку страшно дорогие конфетки, а любил?
– Как ты можешь, Митчел? – со слезами в голосе воскликнула она. – Конечно, любил! Он бросил все, чтобы приехать сюда тебе на помощь и…
– И купил здесь магазин со складом, потому что ничего более подходящего рядом не оказалось. Открой глаза, Десса! Это наша бедная мать умолила его приехать сюда, у него же на уме всю жизнь были только деньги. Куда, по-твоему, делись во время войны «Блэк энд компани», «Канзас Лимитед» и «Джонсонс Саплай»? Исчезли? Испарились? Ничего подобного, их разорил наш с тобой милый папочка, а их капиталы утекли в «Фоллон Энтерпрайз».
– Но Митчел, дорогой, – заколебалась Десса, – а как же завещание? Ведь там ясно написано, что ты, как его сын, наследуешь все, если объявишься, и…
– Вот именно, глупая, «если объявишься»! Когда он получил письмо Селии и узнал, что я в банде, он сразу понял, что я просто не могу объявиться, поскольку для меня это равносильно самоубийству, и преспокойно внес в завещание этот пункт. Более того, когда ему стало известно, что я жив, он, как человек умный и дальновидный, быстро сообразил: лишать меня наследства невыгодно. А вдруг случится чудо, я получу амнистию, явлюсь и потребую свою часть? И, по закону, получу? Что тогда? А вот что: скандал в благородном семействе Фоллон, а на это он никогда бы не пошел.
Ты говоришь, он завещал мне все? Опять же уловка. Он не мог не знать, что я не возьму все, а честно поделюсь с тобой. Вот и выходит: и все формальности соблюдены, и никто не обижен. Уверен, в этом ему сильно помог Клуни. Та еще лиса! Ну ладно, вижу, я тебя не убедил. Хорошо, ответь мне на последний вопрос: если отец так уж нас любил, как он, после моей «смерти», мог отпустить тебя, свое единственное, обожаемое чадо, одну бог знает куда и бог знает зачем?
Разве в твоем приезде сюда была тогда хоть какая-то необходимость или срочность?Десса вдруг с ужасом поняла, что Митчел прав. Но никогда и ни перед кем, даже перед самой собой, она бы не признала, что ее отец, которого она так любила, был на самом деле черствым, бездушным, расчетливым эгоистом.
Бен вовремя заметил дозорного, который неосторожно вышел в полосу лунного света и прижался к стене ущелья, сливаясь с ее угольно-черной тенью. Красотку он оставил привязанной к деревцу еще полмили назад. Бесшумно, как летучая мышь, он скользнул вперед и снова замер в тени уступа, когда первый луч восходящего солнца блеснул на дуле «винчестера» очередного стража.
Так, перебегая от одного укрытия к другому, он уже настолько приблизился к лагерю, что чувствовал запах дыма костров, слышал детский плач и фырканье лошадей.
Наконец он его увидел. Лагерь бандитов раскинулся широко, занимая все внушительное плато, окруженное неприступными скалами. Здесь жили не монстры, а люди, по той или иной причине оказавшиеся вне закона. Они привели сюда своих жен и детей, чтобы выжить. Бен отлично знал, что его наверняка убьют, если заметят до того, как он смешается с остальными, но не из природной кровожадности и злобы, а лишь потому, что он узнал об их убежище и может теперь его выдать.
Между тем лагерь просыпался. Толстая мексиканка подошла к костру и принялась печь кукурузные лепешки на лежащем на углях плоском камне; к ней приблизилась седая белая женщина с кофейником в руках, и они негромко начали неспешный разговор о провизии, стирке и детях. Более мирной картины Бену давно не приходилось наблюдать. Но она была обманчива, и он понимал это. Где-то среди этих «безобидных» лачуг и навесов скрывался отпетый бандит Янк, за голову которого правительство назначило неслыханную награду в тысячу долларов золотом.
В стороне от прочих жилищ, среди деревьев, стоял грязно-белый шатер, который сразу привлек внимание Бена. Вдруг полог шатра открылся и из него вышла женщина. Даже со спины Бен мгновенно узнал Дессу и едва сдержался, чтобы не окликнуть ее. У шатра ее встретила индианка и повела куда-то за собой в сторону рощицы. Бен уже прикидывал, как бы обогнуть лагерь по периметру, чтобы оказаться там же, когда из шатра появился высокий, стройный мужчина и остановился у порога, щурясь на ярком утреннем солнце.
– О боже! – выдохнул Бен, сразу узнав его.
Его нельзя было не узнать, поскольку описание его внешности имелось на каждом втором плакате с надписью «РОЗЫСК«. Даже те, кто не умел читать, знали, как опознать Янка: по широкой седой пряди, падающей ему на лоб. Да, это был Янк. Но это был и брат Дессы – сходство слишком бросалось в глаза, чтобы ошибиться.
Убедившись, что рядом никого нет, Бен подполз ближе и укрылся в высокой траве. Он хотел выбрать удобный момент, чтобы встать, подойти и представиться, но не успел: его опередил коренастый широкоплечий мужчина с грубым лицом.