Опасный вкус

– Да, - откликается парень.
– Все выглядело как прежде, но как раньше не стало. Никто не вернулся домой, и мертвых воскресить уже нельзя. То есть можно, но ведь людьми они уже не будут.

Точно. Мертвых уже не вернуть, прежними нам уже не остаться, поэтому мы превратимся в сволочей! Начнем убивать ради банки томатного супа, бросать чужих детей, потому что своим в этом случае больше достанется, красть женщин или делать их рабынями, лишь из-за того, что доступные, видите ли, закончились!

– Вы, я замечу, тоже.

Зачем вообще нужны слова? Зачем стараться расположить к себе человека, если можно поставить его перед немыслимым выбором? Зачем ухаживать за женщиной, когда ее можно просто заставить? Раф утопил педаль газа, грозясь просто выломать ее. Какой толк в такой фальшивой любви и притворном обожании?

– Она пошла добровольно.

Робу достался короткий, но весьма выразительный взгляд, от которого его пробрала дрожь и похолодело на душе. Он спешно отвернулся, поймав отражение монстра в темной поверхности окна.

Ему тоже нужно быть таким!

Роберт все хочет спросить чудовище об этом, но мысли путаются и он то и дело забывает, выпадает из реальности.

Что очень странно.

Ведь на вопросы, заданные монстром, Роб отвечает с ясным сознанием, а о своих подумать толком не успевает.

– Я стану таким как ты? Эта желтая дрянь… Когда я обращусь?

Раф останавливает машину, не доехав до ярко освещенного квадрата фермерских построек.

– Если кто-то не соглашается спать с твоим боссом, - Раф игнорирует вопрос “без пяти минут монстра”, - что происходит с ними?

Роб прикрывает глаза, продолжая придерживать руку. Скорей бы обращение! Кейси пристрелил Бэна. Единственного кто действительно что-то понимал в медицине. Теперь некому будет вправить ему кость, зашить, наложить шину.

– Лучше бы она согласилась и не упорствовала. Он бы трахнул ее, а потом бы отдал нам. А мы добрые, не мучаем никого, кому приглянулась баба, тот ее и забирает.

– Просто забираете?
– У Рафа не осталось сил ни на притворство, ни на сарказм.
– И ничего больше?

– Ничего!

Роб лжет и не собирается признаваться в правде, но рот открывается против воли и выдает:

– Было всякое. Первые три месяца вообще не совались на большую землю. Одни мужики, наши жены и подружки погибли, сам понимаешь. К нам заплывали несколько. Но они живы и не жалуются.

Раф не может сдержаться. Конечно он понимает! “Добрый парень” ударяется лицом о приборную доску.

– Я спросил, что будет “иначе”, а не если она согласится?

Он терпеливо ждет, когда парень перестанет брыкаться, отплюется от крови и мысленно отругает себя за несдержанность. Им на этой машине обратно возвращаться, а она уже вся в крови, соплях, слюнях, зубах и жировой ткани, что так и сыпется из этого парня. Не думал Раф, что так бывает, но видимо он перестарался и с рукой, и с кровью, и с силой удара.

– Ему нравятся такие! Чтобы сопротивлялись и как можно дольше. Он извращенец и комната у него со всякими штуками есть. Он их уламывает. Телкам проще потерпеть немного, чем изображать из себя Зену - королеву воинов.

Раф только приподнимает бровь в ответ. Он удивлен. Это какой-то новый вид извращения или он просто еще не знает о таком?

– Комната со всякими штуками...

Рафа передергивает от омерзения. Он вытаскивает хлюпающего кровью и соплями парня наружу, а сам идет обратно к машине

– Да. Он собак раньше тренировал. Доги сдохли, а клетки и ошейники остались.

Рафу очень интересно: какой вариант выбрала Алекс?

– И все?

Раф бросает его в снег, на промерзшую землю.

– Да, это все! Когда я стану таким?! Я рассказал тебе все! И ничего не скрывал!..

Никогда. Миру достаточно равнодушных существ, не хватало только, чтобы они становились бессмертными.

– Ты мне больше не нужен. Спи.

Роб моргает, открывает рот, чтобы закричать. Он докричится, хоть кто-то, но все же услышит его. Он хочет жить! Даже с одной рукой можно жить!

– По… - крик застывает в горле.

Свет прожекторов едва достает до человека, что всего чуть-чуть не добрался до места, которое считал домом. Роберт Уильямс Джонс лежит в снегу, уставившись в темноту ночного неба. Открытые глаза, их расширившийся темный зрачок отражает миллиарды звезд, но они уже не видят их.

**Глава 9**

Раф бежит к воротам, не оборачиваясь. Нет нужды убеждаться в том, что этот человек, чьего имени он так и не узнал, мертв. Он умер бы еще на берегу, если бы только Раф ни приказал ему не делать этого.

Человеческий организм - удивительный механизм, а мозг - так и вовсе вершина мысли. Люди и в самом деле способны на многое, другое дело, что некому вложить в них верные помыслы.

Бог, если он действительно существует, покинул этот мир.

Что касается вампиров, что наделены даром внушения и очарования, так им все равно на людей, они воспринимают их, как источник пищи и развлечений, не более.

Истина в том, что вампиры тоже когда-то были людьми со своим набором самых обыкновенных человеческих качеств, таких как зависть, мелочность, трусость и неуверенность в себе.

И жадность.

Наверное это чувство основополагающее в их нежелании помогать людям. Они прекрасно понимают, что в их простой жизни не было бы такого всесильного покровителя. Они осознают, что их заслуги никогда не будут оценены по достоинству и не смогут они получить всемирную славу, не раскрыв себя при этом.

И презрение.

Некоторые человеческие поступки, дела, мысли, тайные желания навсегда отталкивают от них этих сильных бессмертных и в тоже время далеко не святых существ.

Раф знает таких вампиров: равнодушных к человеческой судьбе и горю, некоторых из них он называет своими друзьями.

Раф готов согласиться с ними лишь в одном - мир сильно изменился, а вслед за ним это сделали и люди. Нет, они не стали более трусливыми, подлыми, злыми, жадными и бессердечными. Их просто стало больше. Зло приумножило себя.

И пороки.

Они перестали существовать, превратившись в норму жизни, свято хранимую и уважаемую черту отдельного человека, которую он ни в коем случае не должен был стесняться.