Опер против «святых отцов»
Шрифт:
— Тот, которого ранили при покушении? И который этой весной все же умер?
— Так точно. Но тогда еще Федоров был в отличной форме, дружил с тогдашним министром спорта Тарпищевым, приближенным по своим теннисным заслугам к Ельцину. Пинюхин же был из другой команды и сильно противодействовал Федорову. Как-никак, сражались за акционерное общество, через которое ежегодно проходило миллионов десять бюджетных долларов. На Пинюхина стали наезжать, уже тогда грозили убийством.
— Пинюхин жаловался в органы? — спросил капитан.
— Да какое там! Обычная коррупционная конспиративность.
— Думаешь, отомстили за расправу его команды над Борисом Федоровым в свое время?
— Чья была, Сергей, расправа, до сих пор официально не установлено. Да и вряд ли стали бы за то мстить. Ведь Пинюхин теплое место в «Главтуре» бросил. Скорее всего, влез Пинюхин в какую-то новую опасную историю.
— История-то, может, новая, а счеты старые. Кто стал руководителем «Главтура» после ухода Пинюхина?
— Некий Александр Ячменев.
— Человек Федорова?
— Может быть. По нему у меня мало информации. Федоров тогда создавал мощный холдинг, хотел подмять и туризм. Но Федорова самого на тот свет подмяли, так что этот Ячменев теперь под другим боссом.
— Отработай, Гена, как следует Ячменева.
— Хорошо.
— Та-ак, — Кострецов покрутил ручку в пальцах, бросил ее на стол, — по Пинюхину, раз он в таких звонких делах крутился, что-нибудь обязательно из тех сфер всплывет. А у меня уже есть наводка по убийце этого туриста.
Топков заинтересованно глянул из-за своих окуляров.
— На свидетеля повезло?
— Да, причем на моего стукача. Тот более-менее рассмотрел парня, который в ночь перед убийством на чердаке против пинюхинских окон сидел и перехватчиком телефонных переговоров пользовался. Сканирующий этакий приемничек.
— Клюнуло!
Кострецов усмехнулся.
— Пока плотвичка лишь поплавок тронула. Но примета есть — сросшиеся брови.
— О-о! Сергей, в народных поверьях, помню, много чего есть про сросшиеся брови.
— Существенное нам подспорье в расследовании, — иронически протянул капитан, закуривая. — И что сообщается?
— Старые люди твердили, что нельзя верить человеку со сросшимися бровями.
— А мы ему и не поверим, когда возьмем.
Лейтенант уныло поглядел на него.
— Киллера, который пользуется фирменным радиоустройством?
— Да, неплохо был экипирован этот Сросшийся, хорошего класса спеца наняли. Видно, что не из блатных. Те больше на свои органы чувств полагаются. Однако спецура же обычно не засвечивается, а этот на улице приемничек в карман совал.
— Но ухлопал Пинюхина и скрылся четко. Ведь понимал, что того жена до двери может провожать. Промахнись он, мог бы влипнуть.
— И это верно, Гена. Тем более что у подъезда его шофер ждал. Опросили шофера?
— Так точно. Никого выходящим из подъезда в это время он не видел.
— Значит, Сросшийся через чердак ушел. Наверняка он все окрестные чердаки изучил. Проверяли подъезд?
— Люк на чердак был открыт.
— Ну вот, ушел Сросшийся по нему и спустился через другой подъезд. Я систему чердаков в этом доме знаю: почти везде в
старых домах по Мясницкой так же. Уйти поверху — милое дело. Мог даже по крышам, они там друг к другу лепятся.— Маловато у нас примет по этому Сросшемуся.
— Ничего, брови не сбреешь. Оставим пока исполнителя, мотив убийства нужен. Кто мог Пинюхина заказать? После покушения на Бориса Федорова там следаки все вылизали. И вряд ли на этом пепелище что-то новое накопаешь. А по Ячменеву, который в «Главтуре» основным стал, что слышно?
— Из комсомольцев, начинал в ЦК ВЛКСМ…
— Погоди, Гена! А пинюхинская-то гостиница «Пальма» как раз из бывшей цековской общаги переоборудована.
— Ну, уж общаги! Жильцы, наверное, неплохо жили.
— Кое-какие, конечно. Но теперь ее не узнать, весь дом изнутри перестроили. Знаешь, как сейчас крутые организации перелопачивают? Ломают всю начинку дома, вплоть до перекрытий, лишь стены остаются. А потом по международному классу внутри отстраивают.
— Ты не случайно об аренде этого дома жену Пинюхина спросил?
— А то как же? Здание внутри — конфетка, забредал я туда по делам. Я почти был уверен, что хозяин его не Пинюхин, слишком лакомый кусок для директора турагентства. Наверное, Москомимущество домом владеет. А какие криминалы нынче по туристам этим? Раньше не особенно их убивали. Вернее — тех, кто жирел на путешественниках.
— Безусловно, — раздумчиво сказал Топков, — это же не нефтяной бизнес. Правда, много было дел по облапошиванию желающих осмотреть чудеса света. Создавали подставные турфирмы, собирали с людей деньги и исчезали.
— Вряд ли Пинюхин таким гоп-стопом стал бы заниматься. Ведь был в верхушке «Главтура» с его ежегодными миллионами баксов. Тем более — бюджетных, мог черпать из них царской рукой. Что-то здесь должно быть другое. Поковыряй связи комсомольца Ячменева. Тот из ЦК ВЛКСМ, здание Пинюхина по той же линии.
— Когда это, Сергей, было? Эти американо-комсомольцы уж забыли, с какой организации воровать начинали.
— Почему «американо»?
— А их на Западе советологи так называли. Такие же они, как коммунисты послесталинского замеса, которые из идейных большевиков превратились в членов партии. Этим хлебную карточку КПСС давала, а высоким комсомольцам — их МК, ЦК, обкомы. По-американски лихо кроили, взять зашибаловку с теми же студенческими строительными отрядами.
— Это было больше в стиле Америки времен Дикого Запада.
— Конечно, теперь в США с их прорвой законов так не развернешься. А ковбойская ухватка комсомолятам ныне пригодилась. В российском диком капитализме они как щуки в воде.
— Да, подросли щурятки. И славно нахапали, до сих пор то наследство пулями делят.
— Не поделят, — мрачно сказал Гена.
— Почему? — серьезно спросил его капитан.
— Потому что костью подавятся.
Бывший университетский студент Топков, такой же бессребреник, как его старший напарник опер Кость, обыграл это прозвище, прилипшее к Кострецову из-за его упертости еще в школьных драках. И капитан смущенно опустил глаза, начал вытаскивать из стола папки, показывая, что на сегодня их служебная беседа закончена.