Опер против «святых отцов»
Шрифт:
Прожженный мошенник Вован с восхищением поглядел на епископа и с удовольствием продолжил его разработку:
— Тем более что Сверчок — из востряковских, которые поддерживали новых хозяев «Покрова», каким Феоген должен.
— Плюс к тому, Владимир, — посмеивался Артемий, — Сверчок — это тот человек, который с другом Феогена Ячменевым расправился. У этой парочки много между собой счетов было, а?
— Совершенно пряники! С обеих сторон — концы в воду. А то наша братва не знала, что со Сверчком после его проколов делать. А так мы и Феогена, и засвеченного Сверчка друг на дружке замкнем.
Артемий
— Вот по случаю такого вензеля в наших тяготах не грех бы нам и выпить. Да вы не станете?
— Спасибочки, батюшка. Завязал.
— Добро, Владимир.
Они стали со вкусом поглощать поданные им горячие блюда.
Вован проговорил:
— Если так завершим, разойдутся, наверное, наши дороги, батюшка.
— Это почему же? Всегда надо помогать нормальным людям.
— Вам виднее.
Покачал головой Артемий.
— Сейчас уж вижу, что и с уходом Феогена воевать нам с вами против той стороны еще ох как придется.
— Людишки и за Феогеном стоят?
— А как вы думали? Архимандрит с его Белокрыловым — лишь среднее, ударное звено. Не станет Шкуркина, так сам митрополит проявится.
— Митрополи-ит? — уважительно протянул Вован.
— Совершенно верно. У него Феоген только подручным состоит.
— Так чего ж нам по середнякам этим валандаться? — спросил лихой бригадир. — По митрополиту и нацелить.
Пристально посмотрел на него епископ.
— Владимир, вы вот намекнули: мол, фрайер, как вы называете людей не своего круга, в ваших делах плохо разбирается. Немного резко это у вас прозвучало, но по сути правильно. Так же и в наших церковных делах. В них вы тоже вряд ли до дна разберетесь. Поэтому давайте не будем пока туда дальше Феогена лезть.
— Лады, — немного смущенно произнес Вован. — Я лично займусь Феогеном.
— Не забудьте его допросить по интересующим нас вопросам.
Перебрасываясь уже незначительными замечаниями, бригадир востряковских бандит Вован и викарный епископ патриархии Артемий Екиманов, не торопясь, дообедали. Потом шикарная иномарка Вована домчала епископа до резиденции. А сам он порулил на Арбат ставить жирную точку в кровавой волоките, которой, оказывается, и не видно конца.
На Арбате, прежде чем отправиться в квартиру, ставшую моргом, Вован прихватил из машины к своему пистолету еще и запасную пушку, чтобы инсценировать взаимный расстрел в архимандритовом пристанище.
Бригадир, не спеша, обошел дом, убеждаясь, что стрельба Сверчка и Ракиты не привлекла ничьего внимания. Потом поднялся по лестнице и вошел в квартиру, по которой мамаем прошлась отъехавшая Мариша. Он посмотрел на вывернутые закрома, усмехнулся, подумав:
«Бабы с говном не расстанутся».
На прежнем месте, в проходе к спальне, лежал Сверчок. Его чубчик запекся в крови, вытекшей из дырок в голове.
«Еще один кент, ложанувшийся на мокрохвостой, — с презрением подумал бригадир. — Крым и рым прошел, а на свиданке с „трещиной“ пулю словил».
Вован был увлечен прелестями Маришки, но никогда бы не поменял своего дела на этакое безделье с «биксой», выяснение отношений и прочее. Он уже давно убедился в женской «бивневости» —
слабоумии, продажности — и окрашивал воровские заповеди собственным цинизмом.Присев над Сверчком, Вован рассмотрел две раны в его башке. Подобрал пистолет с глушителем убитого и проверил обойму: как раз нужные для расстрела Феогена две пули остались. Достал пистолет, захваченный им из «бардачка» машины. Из него якобы должен был отстреливаться архимандрит.
Но проблема была в том, что в голове Сверчка сидели две пули из пушки Ракиты, систему которой Вован не мог знать. Милицейская экспертиза могла установить принадлежность пуль другому типу оружия, нежели тот, что хотел вложить в руку мертвому Феогену Вован. Изменить эту ситуацию бригадир уже не мог, он понадеялся, что менты в такие дебри не полезут:
«Навалом у них ныне трупов. А тут сразу два солидняка-мертвяка: разыскиваемый убийца и поп из патриархии. Да станут ли доискиваться? Фартовей скинуть на очевидность — взаимно перестрелялись. А я им еще немножко помогу».
Он навинтил глушитель на ствол пистолета из «бардачка» «БМВ», предназначенного Феогену. Выстрелил из него в грудь Сверчку с расчетом на то, что одной этой пули на видном месте хватит экспертам при идентификации оружия. Потом выщелкнул из обоймы еще два патрона — по числу пуль, оставшихся в пустой и при жизни Сверчковой голове.
Вован вернулся в прихожую, поставил рядом с дверью стул, с которого удобно было бы вскочить при появлении хозяина, и стал ждать.
Как и все участники этих событий, архимандрит Феоген Шкуркин в тот день пережил много волнений.
С утра ему позвонил Белокрылов, сообщив, что в офисе не появится, потому как исчезает из Москвы на неопределенное время. Предупредил, что только Феоген будет знать — он отсиживается на своей даче в кооперативе «Роща» по Рублевке, где был коттедж и архимандрита. Генерал ядовито изложил, как Ракита, которого собирался пожалеть Феоген, расправился с Ониксом. Заключил же, что никаких денег Автандилу, Харчо, востряковским платить не собирается.
Из всех этих неприятностей Шкуркин извлек полезное. Раз выплата за «Покров» отпала, можно без напряжения приобрести для Мариши машину. С этой новостью Феоген вечером подъехал к своей арбатской квартире.
Когда архимандрит открыл дверь и шагнул в прихожую, складывая губы, чтобы весело поприветствовать возлюбленную, Вован ударил его рукояткой пистолета в голову. Феоген, теряя сознание, рухнул. Бригадир втащил обмякшее тело в гостиную.
Придя в себя, Шкуркин увидел сидевшего в кресле над ним человека с пистолетом, удлиненным глушителем, с весьма внушительным носом-клювом и лихими усами.
— Лежи как лежишь, — сказал Вован, прицелившись Феогену в бороду. — Привет тебе от епископа Артемия Екиманова. А я Вован из востряковской братвы.
Феоген оглянулся, разглядел труп Сверчка и судорожно сглотнул — к горлу подкатила рвота.
— Там кто? — переведя дыхание, спросил он.
— С востряковских паренек. Разборка тут была. Вишь, я и своего не пожалел. И тебя кончу, если не будешь мне отвечать как в школе.
— Можно мне немного приподняться? — робко произнес архимандрит.