Операция «Артефакт»
Шрифт:
Перед нашим прощанием он наказал мне:
– Ты, Архип, дурью не майся, по военкоматам и там всяким сборным пунктам не ходи и на фронт не просись. Всё равно тебя на войну не возьмут. Вот увидишь, война долго не продлится и скоро закончится. Ты лучше квартиру береги и на заводе работай усерднее, чтобы к тебе претензий не было. А я, как вернусь, так сразу тебя найду. Помнишь, что я тебе говорил? Нас ждут с тобой впереди большие дела? Вот то-то же. Всё, бывай.
Сказал, как отрезал, и стремительно вышел из квартиры, даже не обняв меня. А мне почему-то от этого стало грустно-грустно. Я стоял и смотрел на только что закрывшуюся передо мной дверь, и по моим щекам текли слёзы.
То, что мир уже никогда не будет прежним, мы
Что тут говорить? Конечно же, вся наша жизнь изменилась в одночасье. Многие из нашего цеха ушли на фронт, а вместо них за станки встали вчерашние школьники. Меня назначили мастером-наставником над этой молодёжью, и начал я их учить, как вытачивать корпуса снарядов. И хотя я сам был старше их на два-три года, обращались они ко мне по имени отчеству – Архип Захарович. Много их поменялось у меня в ту блокадную зиму. Одни уходили на фронт, вместо них приходили другие. Часто бывало так, что людей не хватало, и мы месяцами не уходили из цеха, работая по шестнадцать-восемнадцать часов каждый день. В самый тяжёлый период блокады, зимой с сорок первого на сорок второй год, мои подопечные умирали от истощения и голода по несколько человек в месяц. Тогда в мои обязанности входило узнавать, что произошло с тем или иным моим работником, почему он не пришёл на работу. А что там узнавать, если я и так знал, что они умерли? Но, тем не менее, после работы я отправлялся пешком по адресам, где жили мои подопечные, с целью выяснения причины их отсутствия на заводе. Порядки были такие…
И чего только я тогда не насмотрелся. Прихожу, например, я по адресу, а дома по указанному адресу нет. На его месте зияет огромная воронка от прямого попадания бомбы, и все жильцы погибли в этой общей могиле. Или иду по другому адресу, а там вся семья моего подопечного умерла от голода, и он их на саночках отвозил на кладбище. Чувство голода преследовало всех без исключения. Те, кто работал и получал «усиленный» паёк, экономили на своём питании, чтобы отнести его своим родным и близким. Одинокие, как, например, я, делились своим хлебом с этими детьми, стоящими за станками и выполняющими за смену далеко не детские производственные нормы. Голод витал в сознании людей, и мысли были только о еде и хлебе. С этими мыслями люди ложились спать и с этими же мыслями просыпались. Мы думали, что голодает весь город, но в действительности были ещё сволочи, которые не испытывали его, а паразитировали и наживались на этом.
Случилось это в самый канун Нового, сорок второго, года. Пошёл я тогда после смены по одному адресу, по которому жил мой ученик, Серёжа Климов, который не вышел в тот день на смену. Уж кто-кто, а Климов был очень ответственным парнем, и на него это было совсем не похоже. Так вот, иду я, а меня самого с голодухи качает из стороны в сторону, будто пьяного. Мороз стоял такой, что телогрейка особо и не согревала, поэтому, чтобы немного согреться и спрятаться от пронизывающего ветра, я на своём пути периодически заходил то в один, то в другой подъезд. Зайдя в очередной такой подъезд и постояв там несколько минут, я уже был готов отправиться дальше, когда на втором этаже открылась дверь, и я стал невольным свидетелем разговора двух мужчин.
– Да, и ещё, – проговорил сиплым голосом первый. – Серый велел передать, что в следующий раз товар будет в четверг. Поэтому оплату приготовь заранее, чтобы я тут не ждал, как сегодня.
– Вы что, думаете, у меня тут продовольственный склад, – огрызнулся скрипучим голосом хозяин квартиры, – и я храню продукты у себя под кроватью? А вдруг вы не придёте в четверг, что тогда? Так что передай своему Серому, пусть не выкобенивается, а слушает старших. Всё. Иди, – приказным тоном скомандовал он.
Дверь со скрипом закрылась. Посетитель ещё немного постоял на площадке и грузной походкой начал спускаться вниз. Чтобы не столкнуться с ним, я тихонько по стеночке отступил в темноту и спрятался под лестничным маршем. Дождавшись момента,
когда мужчина выйдет из подъезда, я через несколько секунд последовал за ним. На улице по-прежнему мела метель, дул сильный ветер, и хотя улица хорошо просматривалась в обе стороны, вышедшего из подъезда мужчины уже нигде не было. Он как сквозь землю провалился. Я же, потоптавшись на месте, отправился дальше разыскивать своего Серёжку.Придя по адресу Климовых, я постучал в дверь квартиры, на которой висела медная табличка с надписью «Академик Климов П. Г.», но мне никто не ответил. На эти звуки из соседней квартиры вышла шатающаяся от голода женщина, закутанная с головы до ног в одеяло.
– Вам чего надо, молодой человек, что вы тут стучите?
– Здравствуйте. Не подскажете, как мне найти Серёжу Климова? Видите ли, я пришёл с завода, на котором он работает. Сегодня он не пришёл на смену, и мне надо срочно его найти.
– Я видела Серёжу вчера, – ответила женщина, – примерно в это же самое время. Мы встретились с ним на лестнице, он поднимался, а я спускалась. Я ещё тогда поинтересовалась у него о здоровье Веры Николаевны, его мамы, а то я уже два дня как не видела её. Он поздоровался со мной, сказал, что мама жива и здорова, а он забежал на минутку проведать её и хочет вернуться до темноты на завод.
– Скажите, а можно как-то попасть в их квартиру? Может, у кого-то из соседей есть запасной ключ?
– Нет-нет. У соседей запасных ключей нет, я это точно знаю, но он может быть у нашего дворника, Савелия, который живёт на первом этаже.
Я спустился на первый этаж, где после долгого и настойчивого стука в дверь ко мне вышел совсем обессилевший пожилой человек, он же дворник Савелий. Выслушав мою просьбу, он согласился подняться и открыть квартиру Климовых.
Когда Савелий вставил запасной ключ в замочную скважину и немного надавил на дверь, то она неожиданно открылась сама. Оказалось, что квартира была не заперта, а только плотно прикрыта. Когда мы заглянули внутрь, то увидели в прихожей лежащую в лужи замёрзшей крови женщину, в которой соседка опознала хозяйку квартиры, Веру Николаевну, а дальше по коридору лежал Серёжа, у которого из груди в области сердца торчал нож. Видя, что дело принимает дурной оборот, сторож отправил меня за милицией, а сам остался с соседкой охранять место преступления. Пока я привёл участкового, прошло не меньше часа. Участковый, старший лейтенант Гаврилов, записав меня и Савелия понятыми, приступил к осмотру.
В квартире Климовых царил полный беспорядок. Все вещи были разбросаны, посуда разбита, одеяла и подушки вспороты, отчего по всей квартире летал белый пух. Пока милиционер составлял протокол, я с его разрешения прошёлся по комнатам, но, к моему сожалению, я не смог разглядеть события разыгравшейся здесь трагедии. Наверное, из-за истощения организма и промозглого холода все мои способности отключились, как отключается радио, когда нет электричества. Пообещав себе вернуться сюда ещё раз, чтобы во всём разобраться, я с разрешения Гаврилова отправился обратно на завод.
Только в конце февраля сорок второго года, когда за счёт «дороги жизни» снабжение города немного улучшилось, и на заводе стали выдавать хлеба по шестьсот грамм, я смог вернуться в квартиру Климовых. К тому времени и соседка, и сторож Савелий уже умерли. Квартира Климовых была не закрыта на ключ, но была опечатана. Сорвав никому не нужную печать, я вошёл внутрь. В ней всё было без изменений, как и тогда, накануне Нового года. Все тот же белый пух на полу и вещах и всё тот же леденящий холод. Сдвинув круглый стол с центра комнаты в сторону, и освободив от пуха её центральную часть, я нарисовал на полу заранее приготовленным для этих целей кусочком мела замысловатую пиктограмму. Затем, встав в центр круга, я прочитал заклинание, закрыл глаза и стал ждать того божественного момента, после которого в сознании, как на фотобумаге, должна была проявиться картина произошедших событий. Долго-долго я ничего не видел, кроме густой темноты, но постепенно мрак стал отступать, и сквозь туман времени я увидел картину разыгравшейся трагедии.