Операция "Берег"

С позицией скорострелки оказалось хитро — прямо настоящий капонир, с возможностью откатывания орудия за угол какого-то старинного цоколя. Оттого и не доставали — воронки рядом, довольно точно, а орудие не разбили.

Иванов пнул сапогом едва возвышающийся над землей ствол:

— И калибр ничтожный, а сколько возни.

— Кого-то мы все ж достали, — отметил Олег, глядя на лежащие на дне траншеи тела — убитых явно оттаскивали с основной огневой.

— Скромно, — дед похлопал по прикладу висящей на плече винтовки — один снайпер мог побольше положить, была бы позиция ловкая.

— Что-то я не слыхал, чтоб фрицы перед снайпером белый флаг поднимали, — проворчал Олег. — У нас броневое давление, мы убедительные.

— Это конечно, тут не поспоришь, — признал Иванов.

Вместе с шустрыми пехотинцами пролезли в пролом, прошли через ободранный, загроможденный частично до головешек обгоревшей мебелью зал, выбрались во двор. Гаркал по-немецки жестяной рупор — деловитый майор политотдела призывал немцев к понятному — «выходить и не дурить». Довольно просторный двор замка был густо изрыт воронками, захламлен обломками, сгоревшими остовами машин и прицепов, тут еще дымилось. Немцы собирались в дальнем углу, молчаливо сворачивали шинели, опять же цепляли котелки, строились в очередь на личный обыск и оформление. Всё как будто не в первый раз, уже наработано.

— Все же дисциплина, — одобрил Иванов. — А что же здесь в замке у фрицев в мирное время имелось? Учреждения или тоже музей?

— Да хрен его знает. Рассказывали, да я не очень помню, — признался Олег.

Немцы выволакивали из здания раненых, укладывали у сгоревших грузовиков. Доносился пронзительный голос — знакомая очкастая военфельдшер распределяла-готовила раненых к отправке. Наших раненых уже грузили. Мощный «само-бронированный» листами металла тягач с буквой «Л» на кабине успел распихать баррикаду и металлолом в проезде, дал дорогу санитарному грузовику.

— Работают все, одни мы бессмысленно любопытствуем, — сказал Олег. — Пошли к танку.

— Да пошли, чего тут… Стой! Глянь, нашего переводчика опергруппы покарябало.

Переводчик Земляков сидел на ящике, выглядел крайне сумрачным — обе его кисти пронзительно белели свежими бинтами.

— Пальцы-то все целы? — с сочувствием осведомился дед.

— А… привет танковым, — пробурчал Земляков. — Пальцы на месте, можно было перевязочный материал и не изводить. А то перевели на инвалидность.

Переводчик нехорошо глянул в спину занятой военфельдшерице. Сложные у них отношения, наверное, что-то личное.

— Да брось ты, раз царапина, так под бинтом и обработанное вдвое быстрее подживет, — утешил Олег.

— «Подживет»… а писать мне как? У меня же отчетность, чтоб ей… Слушайте, дайте закурить.

— Ты же не куришь вроде? — удивился Олег, доставая из нагрудного кармана под комбинезоном портсигар.

— Да бросил. Давно уже. Но сейчас что-то потянуло. Облажался, да еще руки… Ого, красота какая! — восхитился Земляков портсигаром. — Только у тебя там последняя сигарета, себе оставь.

— Товарищ командир для особых случаев курево держит, мы потом ему еще папиросок хороших найдем, — пояснил Митрич, доставая спички. — А чего с руками-то? Ожог?

— Не так обидно было бы. Порезал стеклом. Главное, и не заметил, — Земляков вздохнул и неловко затянулся ароматным дымом. — Ух ты, не иначе колумбийский табак, отборный? Эх, угораздило меня полезть не туда. Прижмет меня начальство по полной, и заслуженно. У нас же служба — сущая канцелярщина. А я теперь того… безрукий, непонятно, как с галифе при нужде справляться.

— Справишься, — заверил Митрич. — По госпиталю знаю: раз большие пальцы остались в оттопырку, значит, боеспособен.

— Ну, утешил… — переводчик хотел еще что-то сказать, но тут от санитарной машины истошно завопили:

— Старший лейтенант Земляков! Вам отдельное приглашение?! Немедля в машину, в санроту на обработку. Воспалятся пальцы, ампутируют, будете знать!

Переводчик прошептал нехорошее, и немедля встал — курить под вопли военфельдшера Варлам мало у кого мужества хватит.

Машина с ранеными двинулась к воротам, сидящий на борту Земляков махнул белой лапой.

— Живо оправится, — заметил дед. — Пустяки. Перестраховывается злопамятная медицина, некоторые там слишком мстительные, вот непременно клистиром лечить возьмутся.

— А тебе смешно?

— Чего нет-то? Дело молодое, у военфельдшеров свои знаки внимания, характерные. Докуривать памятную будешь?

Больше ничего ядовитого Митрич не добавил, не подшучивал. С чувством докурили на двоих заморскую сигарету, продолжая разглядывать замковый двор. Здесь уже и начальство появилось. Что-то показывал здоровяк-контрразведчик, старшие офицеры задирали головы, оценивали подбитую башню-колокольню. Медицинский офицер, добродушный начальник Варлам, забрался на кабину тягача, азартно клацал фотоаппаратом, снимая белые флаги и появившийся на стене победный красный.

— Заканчивается здесь война, — сказал Олег. — Но продолжается наша служба. Пошли, дед, нужно экипаж пустить глянуть.

— Так идем. Только война не очень-то кончается, — невесело усмехнулся Митрич. — Мне тут намекали. Вовсе не всё мы сделали. Еще эта самая — Земландская группировка, к морю нужно выходить.

Таяло в серых сумерках прусское небо, доносился оттуда зуд самолета — кружились листовки с немецким текстом приказа Ляша[5]. Приказ о капитуляции еще далеко не до всех немецких войск дошел, огрызался местами Кёнигсберг. Но уже почти стихла артиллерия.

* * *

Около 19 часов к нашим бойцам вышли под белым флагом два немецких офицера: полковник Хефке и подполковник Кервин, имевшие полномочия для начала переговоров о прекращении боевых действий.

Чуть позже подполковник Кервин провел в штаб немецкого гарнизона начштаба дивизии подполковника Яновского, капитанов Федоренко и Шпитальника — они передали официальный ультиматум.

В 22:45 генерал Ляш отдал приказ о немедленном прекращении сопротивления.

Ночью на некоторых участках сопротивление продолжалось — не до всех немцев дошел приказ, и не все ему поверили. Последними — уже 10 апреля — сдались гарнизоны башен «Врангель», «Дона», форта № 7 «Герцог фон Гольштейн», бастионов «Грольман» и «Штенварте».

Т-34–85 (и примкнувший к ним броне-велосипед) в центре Кёнигсберга

В Кёнигсберге все было кончено. Но война продолжалась.

В течении 9-го апреля авиация Краснознаменного Балтийского флота наносила очередные бомбово-штурмовые удары по кораблям противника на подходах к Пиллау, в самом порту, и в иных районах боевых действий. В этот день в результате атак авиации были потоплены и повреждены шесть транспортов, эскадренный миноносец, танкер и три вспомогательных судна.