Операция «Цитадель»

– Уже послевоенную? Но мы еще не отвоевались. Самое время подумать о том, как нам вместе выходить из этой войны.

– Будем считать, что исход ее уже предрешен, – уверенно демонстрировал свой сербо-немецкий диалект майор Дравич.

– Хотелось бы так и считать, – заметил судовладелец. Роль слушателя в этих переговорах его явно не устраивала.

– Почему вы решили идти на контакт именно со мной? – спросил Николас.

В приемной послышался какой-то шум. Борнемисца взглянул на дверь, но, заинтересовавшись разговором, не решился выглянуть, дабы не упустить самого важного.

– Потому что сразу после войны, то есть после поражения Венгрии, – я это хотел сказать, у вашего отца, регента Хорти, возникнут серьезные осложнения. И не только в отношениях с оппозицией и силами Сопротивления, но и с правительствами стран-победительниц. Захотят ли руководители США, Великобритании, Франции иметь дело с союзником Гитлера? Захочет ли сам венгерский народ терпеть «клику Хорти», как теперь называют ваше правительство в своих листовках венгерские антифашисты?

– «Комис-сар! Настоящий комиссар, – оценил Розданов старания Гольвега. – Переигрывает, конечно… Зато как мастерски ведет свою роль!»

Худощавое, аристократическое лицо Николаса заметно побледнело. Если бы такое осмелился сказать кто-либо из венгров, это, возможно, были бы последние членораздельно произнесенные им слова. Но перед ним стоял югослав. И говорил он то, о чем готов был сказать сам Тито. Причем говорил в общем-то правду. Но все же Николас не удержался, чтобы не напомнить майору:

– Союзниками Германии мы были постольку, поскольку вели общую борьбу против коммунистов.

– Приятно слышать, – рассмеялся доселе молчавший «адъютант» Розданов.

– Ах, да, – смутился Николас. – Я забыл, что… Забыл, кого вы представляете.

– Не обольщайтесь, – добивал его Гольвег. – Для американцев это тоже будет очень слабым аргументом. Разве что русские вас поймут, да их новые союзники – румыны и чехи.

– Осложнения, конечно, будут, – окончательно помрачнел Николас, болезненно ощутив безысходность политической западни. – В этом меня и убеждать не нужно.

– Но замечу, что лично вы, господин Хорти, не несете прямой ответственности за… – старательно подыскивал нужное слово Гольвег. Все это время он безбожно коверкал германский, дублируя германские слова сербскими, и даже переспрашивая, правильно ли он произносит то или иное слово. Понимают ли его собеседники. – …за все проделки. Нет, простите, за все деяния – так будет точнее – не правда ли? – регента Хорти.

– Вы правы: так точнее, – еще отчетливее побледнел Николас Хорти, которому крайне непривычно было выслушивать любые суждения по поводу «проделок-деяний» своего отца.

– Тем более что, как стало известно из надежных источников, вы далеко не во всем разделяете взгляды адмирала?

– И это очень важно, – оживился Николас. – Я просил бы вас постоянно подчеркивать эту сентенцию. В штабе Тито, да и в правительствах других стран, должны помнить о моих расхождениях с отцом в оценке многих процессов и явлений внутренней жизни, а также в политике. Когда обязанности регента будут возложены на меня, я постараюсь во многих аспектах находить свой собственный путь и свое собственное решение.

«Если так пойдет и дальше, этот провинциальный мерзавец сам возглавит трибунал, который будет судить его отца, – все еще вежливо улыбался Розданов. – И сам же казнит его. Да и трон венгерский он принялся выторговывать уже сейчас».

– Однако я сторонник преемственности традиций венгерской короны… – неожиданно завершил Хорти-младший.

Он хотел добавить еще что-то, но усилившийся шум в приемной заставил его запнуться на полуслове. Борнемисца тотчас же направился к выходу. Но прежде чем он преодолел расстояние от стола до выхода, двери распахнулись, и в кабинет один за другим ворвались четверо рослых крепких парней с пистолетами в руках. Последний из них втолкнул перед собой секретаршу.

36

Испуганно тараща глаза, Эльжбетта яростно мотала головой и топала ногами, требуя таким образом освободить от кляпа и наручников, сковавших за спиной ее руки.

– Придется потерпеть, синьора, – извинился перед ней Штубер, в мгновение ока, словно факир, одевая наручники на оцепеневшего Николаса. – Время такое: молчание равноценно жизни.

Пока они объяснялись, Гольвег успел так же незаметно «окольцевать» Борнемисцу, а еще через мгновение во рту у него тоже оказался заранее заготовленный кляп.

– Так вы – германцы?!

– Причем полноценные, – заверил его Штубер.

– И вы, майор, – тоже?! – возмущенно сфальцетил Николас. – Вы не югославы?!

Похоже, что сам обман возмутил его больше, нежели то обстоятельство, что он оказался арестованным.

– Могли бы и догадаться, – оскалился Гольвег. – Посланники Тито ведут переговоры в другом месте. С более достойными людьми. И не в конторах промышленников.

– Но вы находитесь в столице независимого государства! Я требую связать меня с резиденцией регента.

– Здравая мысль, – заметил Штубер. – Однако подробнее на эту тему мы поговорим позднее. И не здесь.

– Интересно, как вы собираетесь вывести нас отсюда? – Николаус плечом оттолкнул Розданова и попытался прорваться к выходу, но Штубер захватил его за волосы и ударом в подколенный изгиб заставил опуститься на колени.

– В ваших интересах, милейший, чтобы мы тихо и спокойно вывели вас отсюда. В противном случае нам придется избавиться и от вас, и от вашего друга, и выбираться отсюда самим. Но избавиться навсегда.

Ответить Хорти не дали. Заранее заготовленный кляп заставил его остаться при своем мнении.

– Так что, действительно здание оцеплено? – встревоженно поинтересовался Гольвег, бросаясь к окну. Оно выходило к Дунаю, и он не мог видеть того, что происходило на площади. Но и с этой стороны уже вырисовывалось довольно плотное оцепление.

– Намертво, – с непонятным Гольвегу спокойствием заверил его Штубер.

– Тогда существует только один способ выбраться отсюда – заставить Хорти, чтобы он приказал командиру увести своих гвардейцев.

– Уверен, что он согласится, жизнь дороже, – процедил барон.

– Или же провести его через строй под стволами пистолетов. Как заложника. Вряд ли кто-либо из солдат осмелится рисковать его жизнью, – выдвинул свой план Ланцирг, упираясь стволом пистолета в плечо Николаса, который стоял теперь лицом к стене, между Борнемисцей и Эльжбеттой.

– Возможно, Скорцени попытается прорваться сюда? – с надеждой молвил Гольвег.

– Тогда завяжется настоящий бой, – усомнился Штубер.

Еще несколько томительных минут они метались по кабинету, выглядывали в коридор, осматривали местность из окон. Казалось, иного выхода нет: пленников нужно убивать, или же, не выполнив задания, оставлять. Но приказа убивать не было. Николас нужен был Скорцени прежде всего для того, чтобы воздействовать на Хорти-старшего. Его придержат на тот случай, если попытка осуществить переворот в Венгрии кончится неудачей.