Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Ну и?

— Во времена царя Джосера демотическое письмо еще не было известно, оно появилось спустя две тысячи лет. Поэтому я предположил, что надпись — подделка. Такие подделки встречались нередко. В более поздние времена священнослужители часто фальсифицировали древние свидетельства.

— По какой причине? Есть ли этому объяснение?

— Существуют предположения. Например, что таким образом создавался ложный след, чтобы отвести людей от тайников.

Мустафа Ага Айат прервал беседу. Он оторвал часть листа с переводом, и Нагиб почувствовал волнение обоих египтян, но не осмелился задавать вопросы.

На следующий день они отправились в обратный путь. Они сели в ночной поезд до Мюнхена, собираясь оттуда направиться в Аскону, откуда должны были плыть в Александрию. Айат и эль-Навави ехали вдвоем в комфортабельном спальном купе. Они лежали на полках, не раздеваясь, о сне и речи быть не могло. Их разговоры смолкли лишь после Лейпцига.

Было, вероятно, около двух часов ночи, когда Айату показалось, что он слышит странный звук сквозь пение рельсов. Он шел от двери, и казалось, что кто-то царапает замок неподходящим инструментом. Зеленая лампа бросала тень на дверь в купе.

— Ибрагим, — прошептал Айат. Тот ответил невнятным ворчанием. — Ты ничего не слышал?

Эль-Навави ответил отрицательно и, ругаясь, попросил оставить его в покое.

Мустафа задремал. Его мучили сомнения, что поездка в Берлин стоила затраченных усилий и что след, по которому они шли, вообще куда-либо вел. Он также сомневался в том, правильно ли выбрал для дела эк-Касара. Конечно, он их сподвижник с юных лет, но он с тех пор прожил около восьми лет за границей. Что, если он обвел их вокруг пальца, обманул, как хитрый погонщик верблюдов? Проблемы, вопросы — их было так много, и они казались такими неразрешимыми. Мустафа погрузился в сон.

Он проснулся — вернее, пробуждением то состояние, в котором он оказался в следующий момент, вряд ли можно было назвать, скорее наоборот — он почувствовал ужасный удар по голове, принесший боль и одновременно бессилие. С того момента он наблюдал за происходящим, находясь в полуобморочном состоянии: за обыском багажа, внезапным возникновением пламени, шумом, дымом, кричащими людьми и скрипом аварийных тормозов.

В бессознательном состоянии Мустафа Ага Айат и Ибрагим эль-Навави были вынесены из задымленного купе. Когда они пришли в себя, то обнаружили, что лежат на железнодорожной насыпи. Над их головами шипел локомотив. Пассажиры затушили огонь. На вопрос о том, что произошло, проводник ответил, что, вероятно, перегрелась ось. Поезд медленно доедет до ближайшей станции, где вагон отцепят. Естественно, им будет предоставлено другое купе. Все ли в порядке?

Поездка продолжалась. Купе находилось в удручающем состоянии: багаж и одежда перерыты и разбросаны. Айат в первую очередь попытался найти черный камень, но его предположения подтвердились — плита исчезла.

— Inscha’allah, — сухо заметил Айат, достал из кармана бумагу и протянул ее эль-Навави.

Ибрагим эль-Навави, до сих пор не переставший кашлять от дыма, засмеялся: «Ya salaam!»

4 Синай

«О вы, которые уверовали! Вспоминайте милость Аллаха вам, когда пришли к вам войска, и Мы послали на них ветер и войска, которых вы не видели. Аллах видит то, что вы делаете! Вот пришли они к вам и сверху и снизу вас, и вот взоры ваши смутились, и сердца дошли до гортани, и стали вы думать об Аллахе разные мысли».

Коран, 33 сура (9, 10)

Жизнь в Луксоре стала для Омара самым счастливым временем в его жизни. У Тахи он научился читать и писать и мог теперь декламировать суры Корана, как настоящий чтец в мечети. Клэр, жена профессора, учила его английскому языку, и ежедневным развлечением мальчика было читать и заучивать наизусть объявления о смерти и некрологи на первой странице «Таймс», в результате и в повседневном общении выражался он довольно высокопарно. К восхищению профессора, мальчик не только выказал интерес к археологии, у него был бесспорный талант — тридцать одну династию вплоть до правления Александра Великого он знал наизусть.

В процессе своих исследований профессор Шелли подготовил в общей сложности четыре проекта раскопок для Фонда Исследования Египта, два из которых касались поиска гробниц фараонов в Долине Царей, рассчитанных на два сезона при использовании 120 единиц рабочей силы.

Забыто было ужасное похищение Омара, и хотя он оставил поиски, но при исследованиях, в которых он с воодушевлением помогал профессору, он вновь и вновь натыкался на границы, переступать которые казалось неблагоразумным.

Интриги, убийства и обман были частью повседневной жизни в Египте того времени, и Луксор не был исключением. И государство и правительство находились в состоянии упадка, и немногие могли похвастаться знанием того, кто кому приходится союзником или противником. Официально Египет все еще являлся частью Оттоманской империи султана, его наместником был кедив Аббас Хильми, вице-король с ограниченной властью. Правил страной премьер-министр, но и он, и кедив подпадали под власть британского генерального консула, так как уже тридцать лет Египет являлся британско-египетским кондоминиумом [5] .

5

Совместное владение (лат.).

Можно было предположить, что генеральный консул, лорд Киченер, в той же степени ненавидим жителями Египта, как кедив любим. Однако на деле все было скорее наоборот. Гордый бородатый ирландец полюбился еще в качестве сирдара, главнокомандующего египетской армией. Заняв пост генерального консула, он проявил внимание к судьбе маленьких людей, особенно феллахов, не осмеливавшихся даже носить тюрбаны и приличную одежду, чтобы их не сочли слишком богатыми и не обложили непосильными налогами. Кедив же, напротив, несмотря или, напротив, благодаря своему европейскому воспитанию, был своевольным, эгоистичным, деспотичным интриганом, не знавшим меры ни в чем; кедив не был любим в народе. Аббас Хильми поддерживал все существующие политические группировки и партии, хоть отдаленно нацеленные против власти англичан. То, что многие из них были между собой смертельными врагами, усиливало неоднозначность политической ситуации.

Наиболее громко заявляли о себе националисты. Среди них были как умеренные, так и радикалы, экстремисты и террористы. Премьер-министр Бутрос-паша Гали был застрелен. Заговор с целью убийства его преемника Мохаммеда-паши Саида, а также кедива и лорда Киченера был раскрыт в последнюю минуту. Вооруженные толпы бродили по стране, и никто не чувствовал себя в безопасности.

В эти дни Омар ничего так не желал, как того, чтобы все националисты объединились и сообща стали бороться за общую цель, за свободный Египет, в котором все были бы равны перед законом. Профессор Шелли был невысокого мнения об этих людях, считал их коварными, продажными и оторванными от жизни, марионетками кедива и пророчил им плохой конец. Омар не противоречил, но в его сердце росла любовь к этой стране, он чувствовал особенную теплоту, когда задумывался о будущем Египта, которое было и его будущим.

И его сильно задевало, когда в кафе «Ком Омбо» за вокзалом, куда приходили только местные — пили чай, кофе и зеленый лимонад и курили по двое или вчетвером высокие кальяны, — он не встречал уважения к себе, даже наоборот, к нему относились с недоверием и, прикрывая рот рукой, говорили, что он чужак Ситуация усугубилась тем, что однажды он читал в кафе «Таймс», что здесь считалось явной провокацией, как, например, развевающийся британский флаг.

Однажды речь зашла о Юсуфе, не пережившем холеру. Все говорили о нем с большим уважением, и в какой-то момент было произнесено имя Халимы. Имя девочки резануло Омара, как ножом, и с наигранным безразличием он спросил через стол, не знает ли кто-нибудь, где она сейчас находится. Внезапно разговор стих, и все посмотрели на Омара.

Толстый, обрюзгший юноша, о котором говорили, будто он предпочитает женщинам особ мужского пола, поднялся, подошел к Омару и нагло заявил:

— Посмотрите-ка, он скучает по Халиме. — И нагнулся к Омару ближе.

Омар оттолкнул его; он почувствовал, как кровь ударила ему в голову от гнева, но он взял себя в руки и достаточно спокойно спросил:

— Где прячется Халима? Кто-нибудь знает? Мы знакомы… — И почти извиняющимся голосом добавил: — Немного.

— Он немного знаком с Халимой! — выкрикнул парень несколько раз подряд, хлопая в ладоши, и остальные присоединились к нему: «Он немного знаком с Халимой!»