Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Единственное, о чем Омар не подумал, была жажда, которая мучила его все больше и больше. Еще около часа он продолжал видеть Али — беспокойную темную точку в бесконечном просторе пустыни, затем тот исчез, будто испарился. В тот же момент в воздухе началось движение, сначала незаметное, затем охладившее пот на спине, и, наконец, ветер начал поднимать облачка пыли. Омар побежал к скалам, в которых надеялся укрыться и которые лежали перед ним.

Не останавливаясь ни на минуту, Омар спешил на восток. Губы его слипались, на зубах скрипел песок. Глаза начали слезиться, так что пустыня перед ним расплывалась, как отражение в луже. Только не сдаваться, стучало у него в голове, которая все больше тяжелела. В такие моменты Омар начинал сомневаться в себе, сомневаться, действительно ли он достаточно силен, чтобы побороть обстоятельства и справиться, не завез ли его старик в ложном направлении и не ожидают ли Омара его сообщники. Слишком молчаливым показался ему Али, и опасения людей из отеля подтверждались. Но теперь было поздно, дороги назад не было.

Дыхание его стало громким, Омар кричал и ругался в гневе. Это помогло. Во время строительства железной дороги он попадал в худшие ситуации, и мысль об этом прибавила сил. Но их хватило не более чем на пару сотен метров. Омар выплевывал песок изо рта. В груди кололо, беспомощность заставила усомниться, сможет ли он достичь цели.

Серо-черное небо и все сгущавшиеся облака пыли закрывали обзор и скрывали цель; в какой-то момент Омар испугался, поняв, что не знает, в каком направлении идти, — холмы и скалы исчезли. Тучи носились над землей и издавали звук, похожий на кипение воды. Что делать? Омар побежал дальше в том направлении, где, как ему казалось, была его цель. Ветер усилился, срывая с него одежду. Только не теперь, не так близко к цели. Дышать было трудно. Омару казалось, что он вдыхает больше песка, чем воздуха, он кашлял, плевался и пытался втянуть голову в плечи, чтобы уменьшить сопротивление ветра, сверток с вещами он прижимал к груди. Омар чувствовал, как покраснело его лицо под ударами миллионов песчинок. Ребенком, у пирамид Гизы, ему нравилось закрывать глаза и ощущать покалывание песка, несомого ветром: это было похоже на освежающие потоки воды. Теперь же, заблудившись, он впал в отчаяние от мысли, что, обессилев, упадет и будет занесен песком, как миссис Хартфилд. При этом было абсолютно ясно, что цель его где-то рядом.

Песок стал глубоким, как у подножия блуждающих дюн или с той стороны улицы, что обращена от ветра. Но как ни всматривался Омар в темноту в надежде разглядеть подъем почвы, он ничего не видел. В отчаянии и полностью обессилев, он опустился на колени и согнулся, решив, что так будет проще противостоять хамсину. Старый Мусса, сын пустыни, знавший камни и цветы по именам, всегда учил не относиться к пустыне высокомерно. Пустыня, говорил Мусса, как божество, а боги требуют покорности. Омар невольно вспомнил слова своего приемного отца, ему казалось, он слышит этот низкий голос. Ya salaam! он действительно слышал голоса, подпевавшие хамсину. Омар затаил дыхание, решив, что это мираж — невнятное, прерываемое пение доносилось до него.

Омар попытался встать на ноги и идти по направлению к звукам, борясь с ветром. Но откуда они доносились? Он не мог с точностью сказать этого и решил идти направо. Однако уже через пару шагов он засомневался, не ходит ли уже некоторое время по кругу. И в тот момент, когда он собрался было вновь опуститься на землю, буря внезапно приоткрыла завесу темноты, солнечный луч прорвался сквозь туман, как сверкающий меч, и осветил руины, по которым хамсин гонял песок.

Сиди Салим! Чем еще, как не монастырем могли быть эти заброшенные осколки цивилизации?

Видение было близко, но, прежде чем Омар успел сделать шаг в его сторону, оно исчезло. Лишь пение было слышно в темноте. Но теперь, казалось, оно раздавалось с другой стороны. Омар рвался вперед, не опуская глаз. Внезапно он оказался перед воротами, которые никуда не вели. За ними также бушевала песчаная буря.

Справа от руин Омар разглядел стену или, скорее, остатки стены, местами доходившей до колен, местами высотой в несколько метров; странно извиваясь, она уходила вдаль. За ней Омар укрылся от ветра и попытался сориентироваться.

Здесь были и другие арки. Казалось, многие столетия назад люди оставили этот город в пустыне. Поодаль стена поворачивала направо и подходила к строению с дверью и окнами, похожему на другие в этой местности. Омар, прячась за стеной, подполз к нему и вошел: он был окружен стенами, но крыши не было. Все же это была лучшая защита от песка, и Омар решил отдохнуть, забившись в угол.

Омар устал до смерти, чувствовал себя измотанным и побитым, его рука болела. Некоторое время он продремал, пока странное пение не вернуло его к реальности. Отверстие в полу, закрытое решеткой, действовало как рупор. Омар приблизился к нему на четвереньках, но в глубине не сумел ничего разглядеть. До него донеслись крики боли, хор вновь и вновь прерывали звуки, похожие на удары бичом.

Невольно Омар оглянулся в поисках входа в подземный мир, однако ничего не увидел и решил обойти жилище, откуда неслись звуки. И только он собирался выйти тем же путем, как вошел, но услышал под ногами эхо, свидетельствовавшее о том, что под одной из плит пола была пустота. Внимательно обследовав плиту, он пришел к поразительному открытию: двухметровая плита толщиной не более двух пальцев находилась в состоянии равновесия, и как только он наступал на один из ее краев, другой медленно поднимался. Его край опускался примерно до уровня колен, металлическая жердь не давала ему подняться вновь.

Вниз вела крутая узкая лестница, вырубленная в скале. Быстрый спуск или подъем был бы здесь невозможен. У Омара были некоторые сомнения по поводу проникновения в подземный лабиринт, даже больше — войти туда было бы откровенной глупостью. Но что-то притягивало его как магнит, нечто, заглушавшее доводы разума.

Внизу лестницы находился зал со сводами и тремя колоннами, на которых висели масляные лампы, распространявшие тусклый свет. Помещение было пусто, если не считать нескольких кувшинов, занимавших правую сторону зала и наполненных водой, водой из цистерны, чье заложенное камнем отверстие можно было различить в полу. В зале было душно, в воздухе витал сладковатый запах, внушавший отвращение.

Омар пересек зал на звуки пения, ставшего теперь еще громче. Певцов должно было быть около полудюжины, не больше, но незнакомый Омару язык звучал громко и страстно. Казалось, монахи используют сводчатые помещения в качестве резонатора.

В противоположной стене комнаты были две двери или, скорее, два прохода, потому что здесь, внизу, дверей не было. Правый проем вел в темный коридор, из которого не доносилось ни звука, правый — к следующей лестнице. Она вела вниз, была широкой и удобной и выложена светлыми плитами. Внизу было вытянутое помещение, похожее на неф христианской церкви, чей свод покоится на колоннах. Справа и слева от центрального прохода стояли длинные столы со скамьями из необработанного дерева. Места хватило бы человек на пятьдесят, может быть, больше. На стенах Омар увидел изображения святых, частично закопченные и облупившиеся, выполненные в приглушенных тонах.

Песня становилась все слышнее, так же как резкие команды, свист бичей и крики боли. Во имя Аллаха Милосердного, это называлось монастырем? До сих пор Омар не встретил ни одного человека, и это придавало ситуации еще большую таинственность. На мгновение он в нерешительности укрылся за одной из колонн, затем все же смело направился к боковому порталу, откуда проникал свет. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.

В широком освещенном проходе, вдоль которого тянулись отгороженные решетками камеры, стоял бородатый, одетый в черное монах с кнутом. Вокруг него с пением танцевало около дюжины жалких бритых существ, некоторые совсем обнаженные, некоторые полуголые, их животы раздулись, как у голодных детей, которых Омар видел на Синае. Как выдрессированные звери, они, двигаясь по кругу, читали молитву, мысли же их были где-то далеко. Безумные! — пронеслось в голове Омара. Их лица и вправду светились безумием. Когда же один из них по какой-либо причине пытался напасть на соседа, монах стегал его кнутом, и тогда они визжали и извивались.

Омар, захваченный этим зрелищем, скорее похожим на бред, стоял, будто окаменев, в дверях и не двинулся с места даже тогда, когда монах с кнутом взглянул на него. Монах испугался больше, чем Омар: казалось, он не верит собственным глазам, считая Омара призраком. Не обращая более внимания на поющих, он приблизился к Омару с протянутой рукой, будто с помощью прикосновения хотел убедиться, что перед ним не мираж.

Омар кивнул, желая продемонстрировать таким образом свои дружеские намерения, что ему не удалось. Монах испуганно замер и поднял кнут, приготовившись к обороне. Успокоился он, только заметив спокойствие Омара.