Операция «Фауст»
Шрифт:
– Франц, тебе принесли почту!
Штефи вздрогнул, схватился за кисть, пододвинул мольберт:
– Что там?
– Посмотри сам, не граф! – У Клары неприятный, низкий, словно пропитой голос.
– Я же работаю!
– Ах да! Ты пишешь портрет кайзера…
– Не остри! Кайзер был намного умнее тебя.
– И глупее тебя, конечно.
– Клара, принеси почту!
– Ах, почту! Письмо с приглашением посетить тайную полицию?
– Идиотка! Какое ты имеешь представление о тайной полиции?…
Эту перепалку слышали Павел и Нина, голоса супругов ворвались в открытую форточку. Франц с Кларой еще не
Франц мало был похож на Артура. Рано разжиревший, вислозадый, с рыхлым угреватым лицом. Белесые глаза его обрамляли жесткие и прямые ресницы. Говорил он фальцетом – возможно, оттого, что его раздражала жена.
– В конце концов, ты принесешь мне почту?! – взвизгнул он, вскакивая с парусинового стульчика.
– Ладно, уймись, сейчас принесу, – сказала Клара и, довольная тем, что вывела мужа из себя, удалилась в дом.
Павел решил воспользоваться моментом, чтобы познакомиться с Францем и передать ему письмо Артура. Он подошел сзади, некоторое время молча рассматривал картину. За неимением натуры художник пользовался фотографиями из журналов – они лежали на стуле в картонной папке.
– Прекрасно! – негромко, но с чувством произнес Павел.
Франц испуганно обернулся, отчего едва не свалился с хрупкого стульчика.
– Кто вы? Что вам надо?
– О, не пугайтесь, господин Штефи! Я друг вашего брата. Меня зовут Пауль Виц. Мы с женой приехали сегодня утром, и ваша матушка поселила нас вот здесь, во флигеле…
Штефи вскинул заплывшие мутно-зеленые глаза на Пауля.
– Я привез вам письмо от Артура.
– Мой брат как был идиотом, таким и остался.
– Не скажите, Артур примерный боец!
«И этот точно такой же кретин», – подумал Франц. Павел достал из кармана френча конверт и передал художнику.
– Не буду вам мешать, понимаю, что значит получить весточку с фронта от близкого человека.
Он пошел во флигель, но вскоре вернулся, держа что-то в руках.
– Я знаю от Артура, что вы хороший художник, и добыл для вас в России вот эту штуку. Надеюсь, вы не откажетесь от моего скромного презента. – С этими словами он протянул Францу большую деревянную коробку.
Франц, оставаясь сидеть на стульчике, скомкал письмо, сунул его в карман куртки и растерянно принял подарок. Открыв крышку, он вскрикнул:
– Да это же чудо, господин Виц! Русские краски! Они делаются из настоящих масел и натуральных красителей. Их не сравнишь с нашими эрзацами!
– Весьма рад, что угодил.
Франц проворно соскочил со стульчика.
– Господин Виц, Артур тоже пишет, что он ваш друг. Извините, я опрометчиво высказался о брате. Я люблю Артура, хотя не одобрял, что он избрал военную карьеру. Но сейчас война. Место настоящего немца – в окопах. Жаль, у меня гипертония, полиартрит и всякие немощи. Однако я помогаю Германии, как могу, вот своей кистью и готов служить вам. – От возбуждения Франц чуть не плясал перед Павлом.
В это время появилась Клара с газетами и конвертом с орлом в левом углу. Оторопевшая женщина замерла на дорожке.
– Дорогая, это Пауль Виц – фронтовой товарищ нашего Артура. Ты посмотри, какие краски он мне подарил.
Павел подошел к Кларе, коснулся губами ее руки:
– Смею надеяться, что и вам понравится мой маленький подарок. Он, как я думаю, как раз предназначен для хорошенькой
женщины. – И Павел протянул ей плоский флакончик духов «Коти».Клара вспыхнула от удовольствия и жеманно, как девочка, сделала книксен.
– Если ваша супруга нуждается в моей помощи…
– Отлично, она будет вам очень признательна, если вы поможете ей уютно устроить наше временное жилище.
Павел взял Клару под руку и повел ее к Нине.
Когда он вернулся к Францу, тот распечатывал депешу, которую принесла ему Клара. На узкой полоске тонкой финской бумаги было отпечатано несколько строк.
– Что-нибудь серьезное? – спросил Павел.
– Нет. Просто господин Йозеф Шрайэдер назначает время сеанса.
– Кто этот Шрайэдер?
– Важный чиновник из полиции. Эти господа желают остаться запечатленными в истории, хотя папа Йозефа и был простым писарем в магистрате. А что делать? Приходится выполнять и такие заказы…
Павел снова стал рассматривать картину. Черное небо, багровый пожар, на холме за кудрявым дубом виднелся город с типично немецкими крышами, даже церковью, которая напоминала мюнхенскую Фрауэнкирхе. Очевидно, таким представлялся Смоленск Штефи. На переднем плане были изображены идущие в атаку танки и прижатые к броне солдаты с перекошенными от ярости лицами.
Франц деловито то там, то сям начал тыкать кистью в полотно. Его вид, нелепая пачкотня развеселили Павла, но он постарался придать голосу изумление:
– Вы настоящий баталист!
– Так себе, – поскромничал Франц. – Пишу для Дома инвалидов. А старички любят аллегории.
– Скажите, ваш чиновник из полиции сможет без особых проволочек дать нам разрешение на временное жительство?
Штефи отложил кисть и вытер тряпкой руки.
– От Йозефа Шрайэдера зависит все! Завтра на сеансе я скажу ему о вас.
– На какое время назначена встреча?
– Сеанс будет длиться с десяти до двенадцати.
– Вы будете работать у него в управлении?
– Нет, на вилле. Отсюда минут пятнадцать ходу!
Вечером Нина взяла термос и пошла к хозяйке за кипятком. Появившись в столовой в тот момент, когда обитатели пансиона собрались на ужин, она со всеми познакомилась. За столом не было лишь жильца с мансарды…
3
Приехав в Мюнхен, Йошка первым делом направился на «Байерише моторенверке». Он ожидал увидеть огромный промышленный район – так широко была распространена в мире продукция этого предприятия. На самом же деле оказалось, что БМВ занимает всего два квартала. Темные корпуса за кирпичным забором скрывала плотная зелень. Слухай с трудом нашел небольшую проходную, выбеленную известью. У проходов-вертушек на высоком табурете дремал охранник. Первая смена уже работала, до начала второй было еще далеко.
Чтобы не привлекать к себе внимания, Йошка обошел тесную площадь перед проходной и наткнулся на отделение почты, как раз то самое, семнадцатое, куда приходили письма для «Бера». Йошка знал: служащие почты в Германии строго контролируются полицией и гестапо. Как завести разговор, чтобы не вызвать подозрений? Поколебавшись, он толкнул дверь почты. За стеклянным барьером сидели две весьма серенькие девушки. С беспечным видом отпускника с фронта он приблизился к одной из них, склонился к окошку: