Операция «Испаньола»

«А ты не сбил бы?! — кричал Стуколин в пылу полемики. — Ты не сбил бы, если приказали бы?!»

«Сбил бы», — признавал Громов с глубокой печалью.

Лукашевич, как всегда, занимал нейтральную позицию «Сбить его следовало, — говорил он, — в любом случае. Но не нужно было потом изображать оскорбленную невинность. Сбили и сбили — что тут такого?»

Пока старший лейтенант вспоминал о «Боинге» авиакомпании KAL и о спорах с друзьями, его «МиГ» на крейсерской скорости приближался к точке встречи с транспортом из Норвегии. Конечно же, никто транспорт сбивать не собирался: у господина советника Маканина и пилотов части 461-13 «бис» были на него другие виды. Впрочем, даже если бы кто-нибудь из них захотел пощупать «Геркулес» на предмет его аэродинамической устойчивости, сделать это было бы сложно: вместо настоящих ракет на пилонах висели имитаторы, а в кассетах пушки ГШ-23Л — как раз те самые зажигательные снаряды, которых не хватало Геннадию Осиповичу, когда он заходил на беззащитный «Боинг».

— Эй, ребята, — воззвал штурман наведения. — Двести тридцать первый и двести тридцать второй. Навожу ППС [29] . Азимут — 260. Удаление — 120. Высота условной цели — шесть тысяч. Скорость — 500 километров в час.

— Двести тридцать первый понял вас, база.

— Двести тридцать второй понял вас, база. Лукашевич снова повернул истребитель, следуя за своим ведущим. Теперь он внимательно следил за показаниями многофункционального индикатора. С минуты на минуту «Геркулес» должен был появиться в виде засветки, и вот тогда начнется самое интересное.

29

ППС — «Передняя полусфера», наведение истребителя по передней полусфере означает наведение на встречном курсе с целью.

Они вышли на цель через четверть часа. Еще дважды штурман наведения давал поправки по азимуту и удалению, но его подсказки уже были не нужны. Головки имитаторов захватили «Геркулес», а вскоре и сам транспорт стал виден — огромный, тупоносый, окрашенный в защитные цвета, с эмблемой норвежских ВВС на фюзеляже — стилизованным изображением самолета в синем круге. Истребители проскочили над «Геркулесом» на высоте шести с половиной тысяч метров и пристроились в хвост.

— Вступили в визуальный контакт с условной целью, — доложил Громов. — ЗГ горит. Идем в захвате.

— Условная цель — нарушитель государственной границы, — сообщил штурман. — Попытайтесь привлечь его внимание и заставить следовать за собой.

— Вас понял, база. Перехожу на аварийную частоту [30] .

Эту игру они придумали и отработали вместе с советником Маканиным. Прекрасно понимая, что их переговоры слушают все кому не лень, они решили вести себя так, будто действительно проводят учебную атаку. Пилотам же «Геркулеса» должно казаться, что они имеют дело с настоящими боевыми истребителями, готовыми пустить свои пушки и ракеты в ход при первых признаках неповиновения; им должно казаться, что всё происходит всерьез.

30

«Аварийная частота» — частота 121, 5 МГц, общепринятая в мировой практике частота, предназначенная для переговоров пилотов в экстремальных ситуациях.

Громов переключился на аварийную частоту и обратился к пилотам транспорта по-английски:

— Борт номер 563, вы нарушили государственную границу Российской Федерации. Приказываю немедленно изменить курс и следовать за нами.

Лукашевич засмеялся, представив, как вытянулись сейчас лица пилотов транспорта. Летели себе, понимаешь, летели и прилетели. С транспорта что-то залопотали в ответ, но Громов не слушал.

— В случае неповиновения, — отрезал он жестко, — мы будем вынуждены открыть огонь.

Высказавшись, Громов вернулся на частоту связи с базой и сообщил штурману:

— Нарушитель не отвечает.

— Приказываю открыть предупредительный огонь! — распорядился штурман.

— Есть открыть предупредительный огонь. Ведомый, держи хвост.

— Слушаюсь, командир.

Пока Лукашевич продолжал болтаться в хвосте у транспорта, майор задрал нос истребителя и, врубив форсаж [31] , мгновенно нагнал цель. Уравняв скорость, он нажал на гашетку пушки. Первый снаряд вылетел из ствола через секунду после этого. Поршень газоотводного двигателя пушки отошел в предельно заднее положение, приводя в действие затвор второго ствола. Новый выстрел последовал незамедлительно, и операция повторилась. Даже при ярком солнечном свете разрывы зажигательных снарядов производили неизгладимое впечатление. Громов выпустил две очереди, целясь поверх кабины «Геркулеса». Транспорт чуть клюнул носом, но быстро выровнялся. Ага, заметили! Громов обогнал его и снова переключился на аварийную волну:

31

Форсаж — форсированный режим работы двигателя, при котором достигается большая скорость за малый промежуток времени; достигается за счет изменения геометрии выходного сопла или с помощью изменения характеристик рабочего тела (например, впрыск воды в камеру сгорания).

— Борт номер 563! Это было первое предупреждение. Оно же последнее. Следуйте за мной к аэродрому.

Сказано это было вовремя, потому что до ВПП [32] , намеченной для посадки транспорта, оставалось не более пяти минут лету. И экипаж транспорта послушался! А что им еще оставалось делать? «Геркулес» изменил курс и, как привязанный, пошел за истребителем Громова.

Убедившись, что всё в порядке, майор вызвал штурмана:

— База, нарушитель не подчиняется.

32

ВПП — взлетно-посадочная полоса.

— Нарушителя уничтожить! — приказал штурман, продолжая разыгрывать сценарий «плановых учений».

— Пуск ракет произвел, — доложил Громов, отработав на бортовом компьютере имитацию запуска. — Условная цель уничтожена. Выхожу из атаки… (Карелия, сентябрь 1998 года)

В то время, когда его друзья имитировали атаку, запугивая и принуждая к посадке экипаж «Геркулеса», Стуколин был на земле, а точнее — в кабине старенького грузовика марки «ЗИЛ», — он сидел рядом с Женей Яровенко и прислушивался, не раздастся ли характерный вой, сопровождающий любой самолет, идущий на малой высоте.

Справа и слева от их грузовика, рассыпавшись вдоль недавно отреставрированной взлетно-посадочной полосы, стояло еще не менее десятка грузовиков. Грузовики привела целая команда парней в кожаных «косых» куртках под руководством свирепого вида бритоголового мужика. Про себя Стуколин назвал его «Стриженым», не догадываясь, что угодил в яблочко. Павел Стрижельчик, известный в криминальных кругах Питера под кличкой Стриженый, действительно предпочел самолично проконтролировать, как пройдет акция по потрошению грузового отсека норвежского транспортного самолета.

Любопытно, что Стуколин и Стриженый сразу понравились друг другу. В Стриженом не было почти ничего от образа «нового русского братка», в Стуколине — почти ничего от образа «советского офицера». Стуколин оценил организаторский талант Стриженого: парни в «косухах» ходили по струнке — не армия, конечно, но уже и не табор. Стриженый в свою очередь выразил надежду, что наши доблестные военно-воздушные офицеры не подведут, а доставят транспорт в лучшем виде и в указанное время. Поговорив о том о сем и выяснив, как много у них общего, новые знакомые разошлись по своим машинам: Стуколин полез в грузовик, а Стриженый вернулся к командному джипу «чероки».

Стуколин не мог долго усидеть на одном месте, он часто выбирался из кабины, прогуливался, посматривая то на часы, то вокруг. Правда, смотреть тут было не на что: пустая полоса, пустая разбитая дорога, осенний лес да брошенные реставраторами бетонные плиты.

— Рассказал бы, что ли, анекдотец какой, — растормошил Стуколин мирно задремавшего Яровенко.

— Могу, — охотно откликнулся тот. — Летит, значит, транспорт. Экипаж, как полагается: командир, второй пилот, штурман, бортинженер. И, значит, при посадке впиливается он в полосу. Экипаж, к счастью, жив. Выбираются, смотрят, как их машина на полосе догорает. Тут, значит, командир вздыхает и говорит: «Простите меня, ребята. Я виноват. Руки с похмелья тряслись, вот и впилились мы в полосу». За ним вздыхает штурман: «Это вы меня, ребята, простите. Я виноват. С похмелья башка трещит, не разобрался в показаниях, неверную наводку командиру дал, вот и впилились мы в полосу». Третьим, значит, вздыхает бортинженер. «Не, — говорит, — ребята, я виноват. С похмелья глаза слезятся, не разглядел, что там на приборах, неверные данные надиктовал, вот и впилились мы в полосу». А второй пилот, значит, стоит молча и думает: «Блин! А ведь эти суки едва меня не угробили!»