Операция "Немыслимое".

В самом деле, проблема. И что делать — непонятно. Не убивать же их всех? Тех, кто "сбежал от тоталитаризма"? Уроды. Тоталитаризм кончился сорок лет назад.

Серый уже убедил меня, что не бывает ничего ненужного. Если был тоталитаризм — то без него обойтись нельзя было никак. Потому что только он был в тот момент экономически выгоден государству. Это как с рабовладением — никогда не мог понять его истоки, ведь с самого детства нам внушили, что рабский труд непроизводителен, пока в какой-то книжке не наткнулся на простую мысль: когда много пригодной для обработки земли и мало людей, рабство выгоднее, чем необработанные пустыри. Дефицитом становятся рабочие руки, на которые идет охота. Дилемма проста: либо что-то, сделанное рабами — выращенное, построенное, собранное, либо ничего. Но все меняется, когда людей становится много, а земли мало — тогда любой хозяин относится к своему наделу трепетно и кого попало на него не пустит, станет обрабатывать сам, повышая удельную продуктивность с единицы площади. И не случайно в Швеции или Дании — странах с очень малыми аграрными площадями не сложилось даже крепостного права. Незачем было содержать рабов.

Тоталитаризм… Надоевшая байка, ярлык, навсегда окрашенный в черные цвета и презрительно навешиваемый теми, кто прошел через свой тоталитаризм, на всех остальных. Представляю, что было бы с моей страной, состоявшей после Гражданской войны на девяносто процентов из крестьян, получивших земельные наделы. Да их никакой силой не сдвинешь с места — на ДнепроГЭС и Магнитку. Так и будут сидеть, выращивая пшено с гречей. И какое еще может быть средство, кроме тоталитаризма, вырвать с грядок этот народ? Спрос на хлеб есть? Есть. И никак не объяснить крестьянину, что нужно бросить землю-кормилицу и ехать в город, жить в голодном бараке и строить электростанцию. Кому надо? — спросит он. Тот пусть и строит. Тому же Петру понадобились драконовские меры, чтобы хоть как-то укомплектовать свои литейные заводы, суконные мануфактуры, горные выработки и верфи. Приковывать мастеров к станкам, а забойщиков к кайлу.

Когда новый броненосец на самом передовом профильном предприятии — Галерных верфях в Петербурге строится четыре года, а то и пять, и комплектуется при этом наполовину тем, что закуплено за границей — турбинами, орудиями, системами прицеливания, не нужно даже вспоминать о такой промышленности. Она существует только для галочки в отчетах министра финансов. По сравнению с предприятиями господ Брауна или Викерса, где такой же броненосец строится вдвое быстрее и из всего своего, это не верфи — это убожество, как и вся дореволюционная императорская промышленность, включая РуссоБалты, "Дукаты" и "Ильи Муромцы". Без большой структурной перестройки — а это всегда кровь — ничего с таким положением вещей не сделать.

Точно такая же ситуация и в сельском хозяйстве — произведено вроде бы много, но только станешь считать, особенно в удельном, подушевом выражении — бросает в дрожь. Каждый второй-третий год в девятнадцатом веке — массовый голод вроде того Голодомора, которым пугают мировую общественность советские диссиденты. Не может страна с полуторапроцентной долей производства в мировом хозяйстве претендовать на звание державы. Это — колония, не больше, вся жизнь в которой теплится вокруг столицы и двух десятков губернских городков. И без рывка, без денег эту пропасть никак не перескочить. Хвала тем людям, которые не стали ждать закрепления статуса туземной колонии законодательно, и решились превратить "колосса на глиняных ногах", каким и была без сомнения царская Россия, в некое подобие промышленно-развитой страны. И у них получилось! Новой моделью общества, ГУЛАГами, расстрелами и подсмотренными у тех же царских властей продразверстками, начавшимися задолго до семнадцатого года. Им памятники нужно ставить на каждом перекрестке, а не помоями поливать.

Потому что Россия не Монголия и не Финляндия, и историей призвана быть одним из ключевых мировых игроков — хотя бы в силу своей протяженности и населенности. Отсидеться спокойно не дадут. Не те масштабы.

Тоталитаризм неоправдан, когда есть ему замена, когда развитие может совершиться без экстренных мер и нет внешних угроз. Тогда самое место для демократий, просвещенных и конституционных монархий и остальных прелестей развитого мира. И такой случай в мировой истории был всего лишь однажды — США, напитанные деньгами, опытом и умениями Старого Света, своими огромными природными ресурсами, землями истребленных индейцев, рабами Африки и нескончаемыми войнами европейцев. Это если считать историей США тот период времени, что последовал после принятия Конституции. Но если нет ничего — ни производящее экономики, ни ресурсов, ни накопленных богатств, то единственное решение для рывка — тот самый тоталитаризм. Чья-то несгибаемая разумная воля, пренебрегающая условностями и навязанными догмами. Или, как вариант, который устроил бы подобных Дворкину эмигрантов — судьба очень демократической колонии. Как, в лучшем случае Канада или Австралия — полностью лишенные политической воли лимитрофы, но хоть говорящие с Метрополией на одном языке. Однако вернее — как Африка. Пятьсот лет назад или сейчас — не изменилось для африканцев ничего. Их теперь убивают не на рабских плантациях, а прямо на месте — кредитами туземным правительствам и поддержкой демократической оппозиции. Их смертями оплачиваются бросовые цены на хром, молибден, вольфрам, золото и алмазы. А все потому, что не оказалось у негритосов в свое время такого диктатора, который нашелся у России, а зулус Чака не вытянул подброшенную ему судьбой роль. Зато сейчас практически в каждом государственном образовании — от Родезии до Туниса — истинная народная демократия. Перевороты, плюрализм мнений, тотальная нищета капитализм в самом первозданном состоянии — чистый естественный отбор, в котором выживает сильнейший. Правда, все остальные дохнут. К такому выбору нас толкает бывший товарищ Дворкин? Сидел бы он здесь, рядом — удавил бы его, гниду, не задумываясь.

В прошлом любой страны с историей есть период тоталитаризма — когда ее брали за шиворот и выдергивали из того болота, в котором она потихоньку тонула. И беда моей страны в том, что в силу множества причин — географических, экономических, политических — таких периодов в ее жизни было несколько, больше чем у остальных. И хорошо, что они были — от Ивана Калиты до товарища Сталина. Только благодаря этим рывкам страна все еще живет и все еще с ней считаются.

Но вот оборотная сторона развития — огромное количество "обиженных". Им нет дела до нужд страны, до ее возможностей и надобностей. Он понимает только одно: его обидели! И эта обида делает его бешеным псом, с пеной у пасти облаивающим любые начинания обидевшей его Родины. Их здесь, в Штатах с полмиллиона наберется — в разной степени течения заболевания. Это неопасно. Но в Союзе таких десятки миллионов — националистов, пацифистов, прочих — истов, которые, едва ослабь вожжи, разнесут государство на мелкие клочки! Каждый из них мнит себя политическим деятелем, будучи на самом деле мерзкой гнидой, не видящей ничего дальше собственного носа. Перетерпеть три-четыре поколения, лет еще сорок-пятьдесят и все уляжется-уложится, и станет Союз поистине самой демократичной страной в мире и сам начнет учить всех вокруг демократии. Но не дадут. Роль мессии для любого государства желанна и она уже занята.

По мне, так у тоталитаризма лишь один, но зато не компенсируемый ничем недостаток — он не гарантирует преемственности власти. Потому что после смерти единоличного лидера к власти всегда приходит тот, кого он заставлял что-то делать, чем-то обиженный подчиненный, у которого обязательно найдется счет к политике предшественника. После лидера у кормила оказывается исполнитель, обладающий желанием стать первым, но лишенный способностей таким быть. И этот новый, оказавшись у руля, переиначивает все по-своему, вызывая падение тоталитаризма не потому, что назрела историческая необходимость, а потому, что ему так хочется. Ведь на дворе пока что тоталитаризм и новый лидер в своей власти. И никакая партия не сможет этот недостаток устранить. Только воля божья, время и повсеместное убеждение, что иначе нельзя.

Не дождавшись от меня ответа, Серый с хрустом потянулся, встал, прошелся по комнате и неожиданно спросил:

— Сколько в Советском Союзе научных организаций, занимающихся изучением США?

Я ни разу о подобном не задумывался, пожал плечами, угадывая:

— Десять?

Серый рассмеялся:

— Одна! Институт США и Канады под руководством академика Арбатова. А если посмотреть на темы научных работ его сотрудников — кроме слез ничего они вызвать не могут. Институт давно стал легальным окном сюда, он выродился в некое учреждение для организации командировок нужным людям, которые здесь занимаются всем подряд, кроме изучения Америки, ее общественных институтов, экономики и общества.

— Так все запущено? А КГБ, военная разведка, Внешторг, аппарат ЦК? Там же наверняка есть всякие аналитики, специалисты?

Он рассмеялся, будто я как Александр Иванов прочел смешную пародию на неудачный стих:

— Что ты! Запущено? Хуже, конечно! Все гораздо хуже! Специалисты есть. Представь себе стройку без главного инженера, без планового отдела, без сметного — только те, кто работает на месте: каменщики, сантехники, плотники-бетонщики, крановщики и даже прорабы! Они ходят, надувают щеки и каждый из них действительно специалист в своей области. Но хороший дом они не построят никогда. Потому что каждый тянет одеяло в свою сторону. Так и наши военные, экономисты, чекисты — каждый изучает свою небольшую область. Это как муравьи, ползающие по слону — беготни много, но понимания того, что за существо под тобой — нет. Но вот тебе еще вопрос. Сколько в США научных организаций, изучающих Советский Союз?

Я ждал подвоха в вопросе и уже немного познакомился с англо-саксонской основательностью. Если в России такое заведение всего одно, то здесь их должно быть не меньше десятка. На всякий случай я удвоил цифру:

— Двадцать?

Серый снова ухмыльнулся, словно чего-то подобного и ожидал от меня:

— Нет, Зак. Не двадцать. Полторы сотни! Они изучают социализм под микроскопом, ищут меры противодействия, щупают болевые точки. От распространения песцов и влияния размеров их популяции на настроения чукчей и эвенков до меню в Кремле! Они засылают туристов, обрабатывают сбежавших, читают все газеты — вплоть до районных выпусков и заводских малотиражек. Поэтому то, что делает их пропаганда — действенно и эффективно, а то, что творит наша — смешно и дебильно. Старая проблема энтузиастов и профессионалов: системный подход не дает немедленного результата, но в длинной перспективе он гораздо эффективнее нахрапа. Работает не только чистая пропаганда вроде пресловутого "Голоса Америки", но и многое-многое другое. Чтобы свои не устроили кузькину мать, вот тебе и система здравоохранения и страхования и пенсионное обеспечение и социальное. Все, где Советский Союз мог бы смотреться выигрышней — все перенимается и обращается против него. Потому что системно работают над тем, чтобы у Советского Союза не осталось перед ними никаких достоинств, а выпячивались только недостатки. И поэтому они победят. Но как только победа станет бесповоротной — все эти социальные излишества канут в лету. Я вообще все чаще думаю, что тот средний класс, который мы с тобой знаем, и появился только потому, что однажды был создан Советский Союз — социально-ответственное государство. Эти лишние расходы устранят. Средний класс уже скоро станет тратить все свои доходы на выживание. Но произойдет это преображение без потрясений — медленно, чтобы привыкли и не бузили. Такая вот разница в подходе между здешними спецами и нашими доморощенными политтехнологами, рождающая разницу в эффекте и устойчивости влияния.

— Впечатляет, — признал я. — Думаю, что если бы товарищу Арбатову кто-нибудь отсюда мог подкинуть идеи и деньжат — он бы с радостью стал исповедовать любые предложенные ему идеи и ценности. Не знаю, было ли так. Незачем объяснять все происками, если есть место для обыкновенной глупости и самонадеянности. К чему ты мне это рассказал?

Серый шумно выдохнул, будто задерживал дыхание, почесал пятерней в затылке и ответил так:

— Когда мы влезли с тобой в это все, нам как раз и казалось: что там сложного? Нарубим долларов, обеспечим закупки хлеба, дадим Родине передохнуть и переждать момент, собраться с силами, а там — все покатится как нужно. Но беда в том, что мир гораздо запутаннее и многообразнее, чем нам мнилось пять лет назад. Я знал, что и когда случится, но убей меня — не понимал почему? Теперь я точно знаю, что поступи мы так, как рассчитывали сначала мы и Воронов с Павловым, начни таскать в страну станки и университетские степени Кэмбриджа и Йелля — все закрутится. Но очень быстро остановится. И знаешь почему? Потому что разница между социализмом и капитализмом не в способе производства и реализации его продуктов. Любая из капиталистических стран когда нужно использует плановую экономику. Да вот взять хотя бы местную энергетику. Совсем недавно здесь можно было увидеть и регулировку тарифов, и единые отпускные цены, и лимиты отпуска мощностей. Никакого простора для инвестиций и биржевых спекуляций. Важно отношение к собственности. Хозяин даже в плановой экономике будет стараться уменьшить издержки. Видел, что происходит в Союзе с введением Закона о кооперации?