Операция «Остров Крым»

– На кого?

– На себя!

Ныммисте заходил майору за спину. Резун прикинул шансы: восемь против нескольких десятков – их просто разорвут. Он покачал головой – не для майора, для Ныммисте.

– Хорошо. Хотя бы покажите мне его.

Майор пожевал губу.

– Это можно.

Пистолета он не опустил, но перестал целить в лоб. Отступил к стене, пропустил Ныммисте вперед себя.

То, что лежало на столе в кабинете, уже ни по каким меркам на живого человека не походило. Резун шагнул вперед, положил ладонь на шею белогвардейца. Пульс прощупывался, но жидкий, как пиво из бочки.

Лебедь поспешил сказать:

– Я этого не делал. И не приказывал.

Как будто это кого-то интересовало. Резун вынул нож, поднес к синим губам – через три или четыре секунды лезвие слегка затуманилось, и тут же снова прояснилось.

– Что вы собираетесь обменивать? – спросил Резун. – Труп?

– Нет, – майор опустил пистолет. – Нет, быть не может!

Резун показал ему чистое лезвие ножа.

– Он не дышит. И пульс не прощупывается. По-нашему, по-русски, это называется «труп».

Конечно, Резун рисковал. Майор мог знать о зрачковом рефлексе, о других признаках жизни. Беляк мог подать их случайно в любой момент. Но майор слишком устал и ничего умней, чем схватить беляка за плечи и встряхнуть, приподняв над столом, не придумал.

– Ты чего это подохнуть решил?! Ану, открой глаза, сволочь! Открой глаза!

Беляк почему-то остался безучастен к этой просьбе.

– Я забираю тело, – сказал Резун. – А вам луше сказать белогвардейцам, что он был еще жив, когда я забрал его. Поверьте, увидев это, они разъярятся по-настоящему.

Майор молча стоял, опустив руки. По глазам читалось, что он «поплыл». Резун мигнул ребятам, те подхватили тело и споро понесли в вертолет.

Врач уже занимался Глебом Асмоловским.

– Валера, это важнее, – сказал Резун. Спецназовцы прыгнули в вертолет и машина тяжело, как жук, оторвалась от площадки.

Чимборазо и Котопакси…

«Выбирай! Выбирай, Гия! Ты что, уснул, Князь?!» Берлиани спохватывается и начинает выбирать. Веревка ложится змеиными кольцами… Вершина Сокола. Поднимались без крючьев, на одних закладках. На скорость. Потом целую неделю оба двигались с непринужденной грацией голема из Б-фильма. Все болело. Но это потом, а пока – восторг, сладкое вино победы.

«Смотри, вон наша домашняя флотилия! – Арт (тогда еще Тем – свой ник он сменил после того, как прогремел бестселлер Берджесса) показывает пальцем на одно из суденышек, деловито перепахивающих Судакскую бухту. – «Ивица». А вон там – «Злата». «Марты» что-то не видно…» Они ужинали и ночевали у деда Ковача. Ивица, троюродная сестра Артема, строила Князю такие глазки, что великолепная паэлья не лезла в горло. Князь так и не понял, что за кошка пробежала через год между Артом и его родственниками. Но это была кошка очень злая и очень черная – с момента окончания гимназии Арт ни разу не ездил в Судак и не звал Князя на Сокол.

…Керос и Наварон…

«Ты его знаешь?» – «Конечно знаю… Полковник, высокий чин в ОСВАГ, друг отца». – «О чем он тебя спрашивал?» – «Об Эвересте. Меня сейчас все спрашивают об Эвересте, надоело, слушай…»

Он немножко кривил душой. Ему не совсем надоело… Ему, по правде говоря, даже было приятно… Если не упоминать один маленький эпизод…

…О котором спокойно можно промолчать.

…Вертолеты, загруженные на пределе возможностей, обогнули склон горы…

…You have stolen my heart away…

А что было делать? Играть в «Триста спартанцев»? С их мизерным количеством боеприпасов? Положить здесь всех, сколько их осталось от батальона, и погибнуть самому?

После того, как спецназ улетел, бросив их (спасибо, хоть раненых забрали!), майор не мог заставить своих людей идти в последнюю безнадежную атаку. И не хотел.

– Что же мне теперь делать, товарищ майор? – паниковал бледный Палишко.

– Застрелиться.

– Вы же… Вы сами мне приказали, товарищ майор!

– Я этого тебе не приказывал.

Колыхаясь под ветром, скрипела искореженная лестничная секция…

Самое трудное было – сказать им, что Верещагина нет на Роман-Кош, его забрала фронтовая разведка. Похоже, не получилось быть убедительным. Секунд пять казалось, что грузин (Берлиани. Капитан Берлиани) застрелит его, наплевав на статус парламентера.

Они согласились принять сдачу батальона. За одним исключением – лейтенант Сергей Палишко. Будет он убит при попытке к бегству, расстрелян после сдачи или сам прыгнет с обрыва – им все равно.

– Вы меня убили, товарищ майор… Это вы меня убили!

«Нет. Это он тебя убил».

Палишке не хватило духу застрелиться. Ему не хватило духу умереть стоя, глядя убийце в лицо. Белогвардейский сержант (Унтер. Здесь сержант называется унтером) поставил его на колени и выстрелил в затылок.

(Это вы меня убили, товарищ майор!)

«Нет. Это он тебя убил».

– Итак, господа, кто же из нас все-таки приказал передать в эфир «Красный пароль»?

– Не я, – сказал Шевардин.

– И не я, – решительно отрекся Кутасов. – Мы полагали, что это ваш приказ, Василий Ксенофонтович…

– Нет, я здесь ни при чем. – Волынскому-Басманову стало жарко и он расстегнул воротник. – Адамс?

– Нет, сэр. Мне жаль, но это не я.

– Странно, я грешил на вас…

– Почему?

– Потому что у вас в оперативном подчинении находится батальон радиоэлектронной борьбы. И у вас самый простой доступ к ретрансляционному центру на Роман-Кош.

– Anyway, я здесь ни при чем. Да так ли уж это важно?

– Однако, полковник! Мы ведем необъявленную войну вот уже восемь часов – и, оказывается, не важно, кто ее начал!

– Перейдем к более насущным вопросам, господа, – оборвал их Кутасов. – Мы должны наконец принять решение по «Ковчегам». Давно рассвело, красные могут поддерживать свои войска авиацией. Важно им помешать. Небо должно быть чистым.

– Конечно, полковник. – Василий Ксенофонтович постарался придать голосу металлическое звучание. – Но здесь очень важна своевременность. Если «Ковчеги» начнут действовать слишком рано, их собьют по одному. Я бы не рискнул выпускать их, не имея возможности поддержать истребительной авиацией…