Операция «Перфект»

– Вы уж извините, что я вас так встретил, – сказал он. – Но уж больно часто сюда всякие женщины являются, которые торгуют косметикой. А моя жена ужас как всю эту дребедень любит. – Дайана с понимающим видом кивнула. Байрон тоже кивнул, хотя он-то как раз ничего не понял.

После полумрака узкой прихожей маленькая гостиная показалась ему на удивление чистенькой и светлой. На подоконнике стояла целая коллекция фарфоровых безделушек вроде котят в корзинке или медвежат-коала на ветках. Пол был накрыт ковром с цветочным орнаментом, а стены оклеены обоями «под дерево». Телевизора не было, и осталось пустое место, где телевизор явно когда-то стоял. Над этим местом застыли в полете три пластмассовых утки. Слева стоял проигрыватель в деревянном корпусе и набор сорокапяток в бумажных конвертах. Байрон улыбнулся, увидев на кофейном столике знакомые журналы для женщин, все это – и журналы, и смешные фигурки на подоконнике, и летящие пластмассовые утки, и абажур с гофрированной оборкой – вызвало в его душе прилив какой-то ошеломительной доброжелательности, направленной не столько на эти предметы, сколько на их хозяев. На диване из искусственной кожи были рассажены в ряд мягкие игрушки в шляпах и майках с надписью «Я тебя люблю!» или «Поцелуй меня!».

– Пожалуйста, садитесь, – сказал Уолт. Он казался слишком большим для этой комнаты.

Байрон осторожно пристроился возле мягких игрушек, стараясь не придавить им лапки и не сбить набок шляпки и прочие аксессуары. Дайана присела на другой конец дивана рядом с каким-то великанским животным, то ли медведем, то ли динозавром, ростом ей почти по плечо. Уолт остался стоять у камина. Все молчали, старательно изучая завитушки на коричневатом ковре, словно в жизни не видели ничего более интересного.

Наконец дверь в гостиную распахнулась, и все сразу повернулись в ту сторону. Вошедшая женщина была такой же стройной, как Дайана, лицо ее обрамляли короткие черные волосы, а одета она была в футболку и довольно бесформенную коричневую юбку. На ногах красовались босоножки на пробковой подошве.

– В чем дело, Уолт? – раздраженно спросила она и, заметив гостей, как-то странно дернулась, словно от удара током.

– Вот, говорят, пришли по какому-то личному делу, Беверли.

Беверли руками заправила волосы за уши, и теперь они вытарчивали по бокам, точно крылышки черного дрозда. Кожа у нее была какая-то бледная, почти бесцветная, черты лица заостренные. Она переводила взгляд с мужа на гостей и обратно.

– Но это точно не судебные приставы?

Нет-нет, хором ответили ей все трое, ничего общего с судебными приставами.

– Ты предложил им что-нибудь выпить, Уолт?

Уолт только плечами пожал, а Дайана тут же заверила Беверли, что пить они совершенно не хотят.

– Они насчет Джини пришли, – сказал Уолт.

Беверли подтащила к себе пластмассовый стул и уселась напротив Дайаны. Ее быстрые зеленые глаза словно обшаривали красивую гостью с головы до ног, сама она при этом казалась Байрону какой-то голодной – с худыми руками, бледной кожей, поджатыми губами и острыми скулами. Можно было подумать, что она питается исключительно жалкими объедками.

– Ну? – нетерпеливо сказала она.

Но Дайана продолжала сидеть молча и совершенно неподвижно, плотно сдвинув колени и аккуратно составив ноги в изящных розовых туфельках.

– Какие симпатичные медвежата у вашей дочки. Мне они очень нравятся, – сказал Байрон, стараясь быть любезным и говорить «взрослым» тоном, как Джеймс.

– Это медведи Беверли, – сказал Уолт. – И все эти фарфоровые безделушки тоже. Она их коллекционирует. Правда ведь, Беверли?

– Да, коллекционирую! – с вызовом подтвердила Беверли, не сводя глаз с Дайаны.

Вообще-то в доме совершенно не ощущалось никаких следов присутствия маленькой девочки, если не считать ее фотографии на камине. Джини, мрачно прищурившись, смотрела прямо в объектив. Байрон подумал, что этот снимок совсем не похож на школьную фотографию Люси, которую вспышка фотоаппарата явно застала врасплох. У этой же девочки на фотографии был такой вид, словно кто-то велел ей улыбнуться, «потому что сейчас вылетит птичка», но она все же предпочла не улыбаться. У нее были такие же, как у Беверли, мелкие и остренькие черты, и выглядела она такой же напряженной.

– А еще Беверли хочет собрать полную коллекцию этих черных уродцев, которые прилагаются к товарам фирмы «Робертсон» [35] , – сказал Уолт. – Весь оркестр. Уж больно ей нравятся их крошечные инструменты и все прочее.

– Моя мама тоже любит всякие безделушки, – сказал Байрон.

– Только эти, от «Робертсон», уж больно дорогие, – прибавил Уолт.

Байрон снова украдкой посмотрел на Дайану. Она сидела, так крепко обхватив себя руками, словно только заглянула за край утеса и теперь боялась упасть в пропасть.

35

Крупная фирма по производству джемов, желе, конфитюров и т. п., основана в 1861 г.

– Слушайте сюда, – сказал Уолт, явно намереваясь перейти к делу. – Джини ведь ничего плохого не сделала, так?

Только теперь Дайана наконец-то соизволила открыть рот и каким-то ломким голосом начала рассказывать о том, что случилось на Дигби-роуд. Байрон слушал так внимательно, что от напряжения во рту у него совершенно пересохло. На мать он старался не смотреть. Вместо этого он наблюдал за Беверли и за тем, как Беверли следит за каждым словом и каждым движением его матери. Особенно ее завораживал блеск перстней, украшавших руки Дайаны.

А Дайана рассказывала, как четыре недели назад они поехали этой дорогой, чтобы немного срезать путь, и она слегка потеряла контроль над автомобилем, это случилось как раз в тот момент, когда на обочину выехала их дочь на велосипеде. Она плакала, сморкалась в платочек и все повторяла: «Мне так жаль! Простите меня». Когда она умолкла, воцарилось такое долгое молчание, что она, чтобы успокоиться, взяла в руки лежавшую рядом голубую мягкую игрушку, положила ее к себе на колени и вцепилась в нее.

– Вы что же, хотите сказать, будто сбили нашу Джини на своем автомобиле? – первым нарушил затянувшуюся паузу Уолт. От удивления он сильно наморщил лоб и щеки. – Вы поэтому сюда заявились?

Голубая зверушка у Дайаны в руках вдруг так задрожала, словно была живая и обладала весьма расшатанной нервной системой.

– Мне, конечно, следовало сразу остановиться. Сама не пойму, почему я этого не сделала. И почему даже из машины не вышла. А ваша дочь… с ней все в порядке?

Кровь так и грохотала у Байрона в ушах.

Уолт вопросительно уставился на Беверли. А она – на него.

– Это, должно быть, ошибка, – пробормотал Уолт. – Вы уверены, что там была наша Джини?

Байрон встал, еще раз внимательно рассмотрел фотографию Джини и сказал, что он совершенно уверен. И прибавил, чувствуя себя единственным и главным свидетелем, что видел все собственными глазами. К тому же имеется одна улика, продолжал он, потому что никто по-прежнему не говорил ни слова, все только смотрели на него во все глаза, и это было все равно что стоять под жарким светом софитов. Байрон объяснил, что они обнаружили вмятинку на колпаке колеса, и сказал, что это неопровержимая улика. Именно так выразился бы Джеймс.