Операция «Посейдон»

— До утра он от нее не отобьется. Это точно, скорее еще попросит добавки. Правда, как она мне поведала, ее рекорд — девятнадцать часов.

— Возьми меня с ней на встречу. Хоть посмотреть, чем же она берет мужиков?

— Ты что, приказ Председателя КГБ забыл об усилении конспирации в работе с агентурой, окучивающей иностранцев?

— Да ладно тебе. Блюститель законности. Сам, поди, под юбку к ней заглядываешь?

Легкий удар, нанесенный Анатолию под дых, поставил точку в этой части разговора.

После небольшого перекура друзья продолжили отработку плана.

— Хорошо бы эти бумаги еще и пометить, чтобы наверняка знать, где он хранит основную документацию. Ведь где-то он ее прячет? Я теперь абсолютно уверен, что на квартире у «Филина». Я беру на себя «Филина» и создаю условия для захода в его квартиру. Нам нужно торопиться, ведь если «Филин» унесет их в посольство, тогда пиши — пропало. Посольство — это все-таки не ювелирный магазин, который мы решили почистить. Большой политический скандал может случиться, однако. Ты, Анатолий, берешь на себя анализ материалов наружного наблюдения и других технических средств контроля. Бережной Олег отвечает за вывод «Филина» из квартиры в мастерскую к художнику. На том и порешили.

На следующий день Гали и Барков беседовали на той самой конспиративной квартире, где встретились когда-то в первый раз.

Ко времени описываемых событий, Гали уже несколько лет активно сотрудничала с УКГБ по Москве и Московской области. Красивая, стройная и умная девушка привлекала к себе внимание мужчин. Выполняя задания кураторов из КГБ, она легко шла на установление интимных отношений с иностранцами. Расслабившись после изрядно выпитого спиртного и обласканные прелестной красоткой, лежа в гостиничном номере, они начинали рассказывать ей о себе, своих друзьях, целях приезда в Москву. Среди информационного мусора, который Гали приносила на встречи с операми, иногда, правда очень редко, проблескивали крупицы золота, ради которых, собственно, и работала гигантская машина КГБ.

Со временем за Гали закрепилась репутация опытного агента, которому было достаточно поставить конечную цель в отношении конкретного объекта. Остальное она додумывала сама, опираясь на невероятно развитую интуицию и цепкий практичный ум. Гали зарабатывала себе эту репутацию добросовестно и методично. Она не совершила ни одного прокола, контролировала каждое свое слово, чему, безусловно, способствовала отлично натренированная память.

Сегодня куратор выглядел как математик, решающий теорему Ферма.

— Ты ведь была знакома с Игорем Хмельницким? Он сейчас в зените славы.

— Да, — кивнула она, — у меня с ним давние приятельские отношения, хотя случались и размолвки.

— А если подробнее, — улыбнулся Барков, — он был в тебя влюблен?

— Кто его знает, — пожала плечами Гали, — тогда он ревновал меня к Бутману.

— В ближайшую субботу у него в гостях будет один иностранец-дипломат, и твоя задача привязать его к себе на три-четыре часа, а если получится, то и подольше.

— Анатолий Иванович, а нельзя ли представить меня иностранцу как совладелицу арт-галереи… в Париже…

Барков задумался.

— Что, не потяну?

— Нет, почему, идея хорошая, — серьезно ответил Барков, — даже очень… Прекрасная идея. Начинай входить в роль. Представляешь, какие дела можно крутить под крышей твоего салона? Аж дух захватывает. Ты же меня спрячешь где-нибудь в подсобке, если за мной в Париже будет гнаться их контрразведка. — И он громко рассмеялся.

— Ну, я думаю, до этого дело не дойдет, хотя чем черт не шутит. На меня можете рассчитывать. Я добро не забываю.

С Хмельницким Гали «случайно» встретилась в баре Дома кино, где впервые появилась когда-то с блистательным Виктором Храповым. Она прошла совсем рядом с Игорем, болтая с подругой.

— Счастлив тебя видеть.

— Да, — улыбнулась она, — решила пройтись по местам нашей общей славы. Рада, что ты в порядке.

— Почему в порядке? — удивился Хмельницкий. — Как раз наоборот.

— По тебе такого не скажешь. Но как тебе угодно. Я рада видеть тебя и таким.

— Да, в общем-то, я тоже, — ответил Хмельницкий, с удивлением разглядывая ее.

— Надеюсь, что обиды похоронены?

— Кто ты теперь, Гали? — улыбнулся он.

— Я все та же, и в то же время — совсем другая.

— Я слышал, ты бываешь в Париже столь же часто, как я в Пскове.

— Псков когда-то был намного красивее Парижа. По крайней мере, так считал Стефан Баторий. А он знал толк в разных городах.

— Сейчас ты скажешь, что в последнее время коллекционируешь русских художников двадцатых и тридцатых?

— Да, скажу, — терпеливо отвечала Гали. — Так что придется мне посетить твою мастерскую. Говорят, что ты занялся иконами.

— Это заманчиво, — мечтательно улыбнулся он. — Я не об иконах… а о твоем визите…

— А ты забудь ту историю…

— Да ты что! Это выше моих сил.

— Ты серьезно?

— Прикажешь смотреть на тебя только как на покупателя?

— У меня к тебе есть деловое предложение. Если ты согласишься, мы можем заработать приличную сумму денег, я не имею ввиду рубли. Над этой идеей я уже работаю целый год. И мне сейчас почти все ясно, что и как делать.

— Так не томи, говори скорее, что за идея?

— Ты будешь здесь, соблюдая осторожность, собирать ценные старинные русские иконы и дореволюционный антиквариат. А я беру на себя миссию вывоза всего этого во Францию и организацию продажи в Париже. Я не хочу действовать через Союз художников. Они рвачи, ты это знаешь лучше, чем я. Союз заменишь ты. Все деньги, заработанные в Париже, будем делить — 30 процентов тебе, 70 мне.

— А почему такая несправедливость? — удивленно спросил Хмельницкий.

— А ты хорошенько подумай, — рассуждала Гали. — Ты всего-навсего скупаешь иконы и картины и хранишь их до поры, до времени. А я ищу негров-дипломатов, вьючу их багажом, на всякий страховочный случай покупаю пару наших таможенников. В Париже арендую помещение под выставочный зал. Даже самый маленький, как ты понимаешь, будет стоить очень дорого. К тому же, обеспечиваю рекламу, устраиваю презентации, привожу журналистов, телевизионщиков и т. д. и т. п. Все это стоит, по сравнению с Москвой, больших денег. Я уже все просчитала. Если ты согласишься, то первый год мы будем работать в убыток. В конце второго года выйдем на небольшую прибыль и только в середине третьего, если не будет никаких форсмажоров, вернем вложенные деньги. Если это тебя не устраивает, что ж — твои проблемы, я найду другого.

— Нет, погоди — погоди. Не греби так резко. Мне нужно тоже время все взвесить, просчитать.

— Ну, вот и думай.

— У тебя есть знакомые дипломаты?

— Да, дипломаты стран третьего мира, всякие там черножопые эфиопы катаются по миру, минуя таможенные досмотры. А за скромную мзду они перевезут все, что угодно…

«Шляхтич» смотрел на Гали с прищуром… Вероятно, прикидывал, сколько получит за участие в этом деле.

— Хорошо, приходи ко мне в субботу в мастерскую часам к пяти. Не ты одна водишься с дипломатами. У меня будет гость из Скандинавии. Там все и обсудим. Думаю, времени будет достаточно.