Операция прикрытия (сборник)

– Минутку! – Капитан исчез за сделанной под шкаф дверью. Павлов подошел к столу, взял журнал «Огонек», начал неторопливо перелистывать страницы.

– Прошу! – Капитан вновь появился в приемной.

Павлов вошел и вытянулся у дверей.

– Товарищ комиссар…

– Здравствуй, Андрей Сергеевич! – Начальник управления, высокий плотный человек с погонами комиссара милиции третьего ранга тяжело поднялся из-за стола и, застегивая китель, пошел навстречу Павлову. – Ну, проходи, садись. – Комиссар показал рукой на стул. – Ну, как у тебя, плохо?

– Плохо, товарищ комиссар.

– Знаю. А я уже приказ приготовил, забрать тебя начальником ОББ Управления.

– Видно, не судьба, товарищ комиссар.

– Ты, Павлов, фаталист… Прямо, как его, у Лермонтова-то?

– Вулич.

– Точно, Вулич. Ты, однако, что-то мрачно настроен. Есть концы?

– Пока имеются наметки.

– Значит, так и докладывать в обком партии и в наркомат? Ну что молчишь?

– Нечем обрадовать, товарищ комиссар.

– Как с людьми?

– Плохо, товарищ комиссар.

– Я уже дал команду, как Токмаков вернется, к тебе его. Докладывай.

– Банда базируется в районе между деревнями Смолы и Гарь. Командует ею бывший следователь немецкой вспомогательной полиции Андрей Рокита. Приблизительный состав банды – пять-шесть стволов.

– Что они делают?

– Грабят крестьян, забирают продукты.

– Как ты думаешь, Павлов, зачем им столько продуктов?

– Я думаю, они отправляют их в город…

– И я так думаю. Продукты сейчас – это все. Деньги, золото, ценности. Мы располагаем данными, что в районах ездят какие-то люди, одетые в советскую военную форму, выдают себя за интендантов, скупают у крестьян продукты. Мне кажется, дорогу к банде надо искать в городе. Черный рынок. Понял, Павлов?

Комиссар достал из пачки папироску, постучал мундштуком по коробке.

– Мы связались со штабом охраны тыла. Но пока за порядок спрос с нас – с милиции. Ты слышал, какие разговоры после налета в Смолах поползли? Мол, мы поляков и литовцев уничтожаем.

– Слышал.

– Помни, армия есть армия, ей воевать надо. А вооруженный бандитизм – наша забота. Вот за это я с тебя спрошу по всей строгости.

Волощук чистил пулемет. МГ лежал на столе, жирно поблескивая смазанным рубчатым кожухом. Ветер шевелил цветы на подоконнике, шелестя газетой, разложенной на столе.

– Эй, староста! – крикнул кто-то у дверей.

Волощук положил руку на наган, полузакрытый бумагой.

– Войти можно?

– Входи! – крикнул председатель, узнав голос соседа.

Тройский, в простой рубашке поверх немецких форменных брюк, тяжело опустился на лавку, начал скручивать цигарку.

– Ну, Казимир? – спросил Волощук.

– Дай документ, староста. Хочу перебраться к брату в город. Боюсь я. Мой дом с Капелюхом рядом. Они и ко мне придут.

– Документ? – зло сощурился Волощук. – Нет!..

Горбатый Яруга вышел из хаты и долго, приложив ладонь к глазам, оглядывал лужайку, деревню, лес. Село жило своими дневными заботами. Внимательно и долго рассматривал он усадьбу Тройских, пустой дом Капелюхов. Потом, припадая на поврежденную ногу, горбун двинулся к сараю. Открыв тяжелые створки, начал осматривать телегу. Он готовил ее к дальней дороге, смазывая дегтем крепления оглобель и облучка. Потом, найдя в углу кучу тряпья, начал обматывать обода колес. Работал неторопливо, аккуратно.

Закончив с телегой, Яруга пошел на лужайку, поймал стреноженную лошадь. Запряг ее и задами выехал к лесу.

Телега шла мягко, без шума и скрипа, и горбун был доволен.

В лесу он спрятал телегу в кустарник, забросал ее ветками.

Пыля по большаку, влетели в село две машины и остановились на середине улицы. Из кабины выскочил молоденький лейтенант в свежем, необмятом еще обмундировании, потянулся, глядя на солнце, и прошелся, разминая ноги. Он радовался жизни, погонам своим с двумя звездочками, ладным хромовым сапогам.

– Слезай! – нарочито строго скомандовал он. Чувствовалось, что ему еще не надоело командовать и носить на боку тяжелый ТТ.

Затем лейтенант оглядел дворы. Пусто. Только запоздавшие крестьяне торопливо прятались в хаты.

– Лапшин! – крикнул лейтенант. – Организуй помыться.

Лейтенант толкнул калитку, вошел во двор усадьбы.

– Эй, хозяин!

Дом молча смотрел на него окнами, забранными ставнями.

Лейтенант поднялся на крыльцо, постучал. Никакого ответа.

– Товарищ лейтенант, – подбежал сержант, – да они попрятались все. Ребята хотели купить чего или сменять, так разговаривать не хотят.

– Почему? – со строгим недоумением спросил лейтенант.

– Вроде как дикие они. Западники. Католики, одним словом.

– Странно очень. Мы Красная армия…

Сержант пожал плечами.

– Давай мыться, – сказал лейтенант и скинул гимнастерку.

Он мылся, покрякивая от холодной колодезной воды, и никто не обратил внимания на полуразвалившийся дом с красным флагом у крыльца.

С чердака Волощуку были отлично видны машины, моющийся офицер и солдаты. Он напряженно следил за ними, на всякий случай провожал каждого воронено-безжалостным стволом МГ.

Яруга вел лошадь к лесу, похлопывая ее по упругому теплому боку. Лошадь встряхивала головой, косила темно-фиолетовым глазом. Яруга вел ее к кустам у опушки, где хворостом была засыпана телега.

Оглянувшись, Яруга начал разбрасывать хворост. Вот она, телега, смазанная, ладно пригнанная, с колесами, по ободам обмотанными старыми шинелями. Такая не заскрипит, не застучит на кореньях.

Яруга впряг лошадь и за узду медленно повел ее в лес. Он шел тихо, неслышно катилась телега, только лошадь иногда недовольно пофыркивала. Лес был по-осеннему свеж и тих.

А он уходил все глубже в чащу, иногда останавливаясь, прислушиваясь настороженно.

На поляне у кустов стоял покосившийся легковой автомобиль. Яруга обошел его со всех сторон, заглянул внутрь. Достал клеенчатый плащ, осмотрел его, бросил в телегу. Потом вынул нож и срезал кожу с сидений.

Обошел машину, открыл багажник, нашел домкрат, сумку с инструментами, выволок запасное колесо. Потом влез в машину и начал отвинчивать часы на панели.

Солнце уже поднялось высоко, а Яруга все еще блуждал по лесу. Вот тропинка нырнула в кусты, и он повел лошадь по ней.