Операция «Пророк»

Карпов никогда не допускал грубости в адрес нижестоящих чинов – рядовых оперработников. Однажды, услышав отзыв о своем коллеге-генерале: «груб, но справедлив», – поправил собеседника, заявив:

«Неверно! Тот, кто прав по существу, всегда должен быть прав и по форме».

Когда генерал Карпов приходил к выводу, что творческий ресурс вновь принятого подчиненного ограничен или, того хуже, отсутствует вовсе, избавлялся от такого оперативного сотрудника незамедлительно: переводил в смежное подразделение, направлял «на усиление» в московские райотделы, а то и «на повышение» за пределами столицы. Заметив у подчиненного, пусть даже небесталанного, карьерную алчность, делегировал его в партийные органы Комитета.

Одним словом, подчиненных, которые не укладывались в его, карповское «ложе», он провожал с почестями – так обветшалую икону раньше клали на воду, доверяя ее течению реки.

Случалось, что Карпов, как Христос, оставался в пустыне с последними учениками – наиболее опытными сотрудниками. Вознаграждение, то есть пополнение высокой пробы, если и ждало его, то много времени спустя. Но уж оставшихся в результате тщательной селекции Карпов заставлял не работать – пахать. Поблажки, любимчики, наушничество, так почитаемые в других подразделениях, в Службе генерал-майора Карпова отсутствовали.

Считая, что безгрешные пребывают лишь в раю, всем упрекам в адрес своих сотрудников он выставлял труднооспариваемые аргументы: «оперативного сотрудника надо ценить за достоинства, а не за отсутствие недостатков» и «мой опыт подсказывает, что люди, лишенные недостатков, часто не имеют и достоинств».

Были у Карпова и другие способы оправдать своих подчиненных, дело в конце концов не в этом. Дело в другом: их он в обиду не давал, за что был любим рядовыми операми беззаветно, а кадровиками и партийными бонзами Комитета ненавидим до боли в желваках. Кадровики, как только в службе Карпова открывалась вакансия, требовали ее заполнения, протежируя отпрыскам партийных вельмож, в лучшем случае, родственникам известных ветеранов-чекистов. Просьбам кадровиков генерал не противился и с порога их не отвергал. Профессионально-родовая преемственность, трудовые династии, в которых составными являлись дед-отец-сын, могут иметь место и в системе госбезопасности. Почему бы и нет? Понятно и стремление многих оперативников попасть в элитное сообщество, коим являлась Служба Карпова. Но каждого, предложенного кадрами «именитого» кандидата он предварительно изучал на расстоянии. Благо, что были у него не только завистники и недоброжелатели. Надежных товарищей из числа высших офицеров Комитета, на которых он мог опереться, тоже было немало. И если Карпов в сосватанном сотруднике отмечал обездвиженность оперативной мысли, инертность поступков, профессиональную дряблость, то отказывал бескомпромиссно.

Коллеги Карпова считали, что не только ум, врожденный вкус к оперативной работе, тяга к просчитанному риску и отсутствие высокомерия сделали его кумиром целого поколения оперативных сотрудников. Они подозревали, что за бескомпромиссностью генерала скрывается «высшее благоволение» и поддержка председателя – Юрия Владимировича Андропова. И были правы в своих подозрениях.

Глава пятая И вновь о «Пророке»

Генерал Карпов трезво оценивал ограниченные возможности использования в интересах своей службы избалованных отпрысков номенклатурных работников. Тянулись они в его Службу, наивно полагая, что это – именно то место, куда дождем осыпаются ордена, почести, денежные премии, заграничные командировки.

Работа в Службе виделась им сплошной каруселью дипломатических раутов, где, походя, рассеянно – за рюмкой коньяка – проводятся вербовки послов, министров, военных атташе. В перерывах между приемами и коктейлями совершаются лихие похищения офицеров генеральных штабов иностранных держав. А после удачно проведенной акции можно оттянуться в обществе юных длинноногих блондинок где-нибудь на Канарах или в Рио-де-Жанейро. И всюду, конечно, хруст новеньких банкнот, аромат французских духов и дорогих сигар, хлопанье открываемых бутылок шампанского, подобострастие прислуги.

«Сынкам» и невдомек было, что все оперативные находки зиждятся, как на постаменте, на терпеливых задницах подчиненных генерала Карпова, а в полученные ими ордена вплавлены их собственные кровь, пот, нервы. Да разве объяснишь, да разве поймут…

Выслушав доводы Казаченко в пользу привлечения капитана милиции Ганнибала Аношина к разработке «ПРОРОКА», Карпов надолго задумался.

– Что-то не так, товарищ генерал?

Рискнул прервать затянувшиеся начальственные размышления Олег.

– Нет-нет, – мгновенно отреагировал шеф, – просто хочу прояснить кое-что. Сдается мне, что, привлекая «АРАПА» к сотрудничеству, мы находимся в положении, которому дали определение итальянцы: «за неимением лучшего приходится спать со своей женой». Выбора действительно нет. Как, впрочем, и времени для выбора. У нас в обойме всего один патрон – «АРАП». А если этот патрон окажется холостым? Уж больно наш кандидат понятен и чист, как образцовая анкета, как месткомовская характеристика… Справится ли он с заданием? Всякий оперативник – режиссер, ясно представляющий, к а к надо сыграть роль. Но не всякий режиссер сам с этой же ролью может справиться… Обладает ли Аношин достаточной фантазией для принятия авантюрных решений? Ситуация может сложиться далеко не христоматийная… Ты оставь-ка мне все документы, а завтра я тебя вызову… Начальство мне уже в затылок дышит с этим «ПАКЕТОМ», будто он только-только появился на натовских судах! Чудны дела твои, Господи… Ладно, ступай!

Глава шестая Нет ничего тайного, что ни стало бы явным

ЕГО ночные вылазки к окнам женского общежития продолжались уже несколько месяцев. Как правило, они приходились на ночи полнолуния или им предшествующие. Иногда на ночи, следовавшие за полнолунием. В другие же дни и вечера ОН с абсолютным спокойствием, даже безразличием, проходил мимо открытых окон. Свет их приобретал роковую притягательность лишь в означенный период.

Самое замечательное заключалось в том, что ОН, вопреки заведенному правилу, ставшему со временем его «alter ego», даже не пытался подвергнуть анализу своё поведение и то, что с ним происходило. Не то, чтобы не пытался. Ему такая мысль даже в голову не приходила. Не испытывал ОН и угрызений совести. Ни перед собой, ни перед женой. Как если бы это происходило не с ним, а со знакомым ему человеком. При всём том ОН всё помнил. Хотя эти воспоминания были лишены всяких красок и эмоционального фона. Лишь статистические зарисовки, не более. Однако по мере приближения полнолуния подсмотренные им картины извращенной любви приобретали цвет, звук. Они будто бы просыпались, оживали. Но теперь они жили не сами по себе, а в его воображении и сознании. Не отдельно от него, но вместе с ним. Ожившие, они как омут, манили, затягивали. И не было никаких человеческих сил им противиться…

Теперь на лесбийский спектакль ОН выдвигался под предлогом выгула Султана. Удобно. И жена спокойна, и кобелю дополнительная прогулка. С другой стороны, при таком матером охраннике следить за развитием сексуального шоу было просто безопаснее. И вот почему. Однажды ночью он выяснил, что из порочного родника черпает не ОН один. Оказалось, что у него есть подельники, или скорее конкуренты.

В очередной раз после затянувшейся за полночь Коллегии он возвращался на служебной машине домой. Расставшись с водителем, как обычно в начале Гоголевского бульвара, ОН, теперь уже торопливо, двинулся по проторенному маршруту.

Ознакомившись на месте с обстановкой и удостоверившись, что вокруг всё спокойно, а секс-труппа на месте, ОН нырнул за угол, чтобы принести ящики.

«Партер, первый ряд, третий звонок, занимайте ваши места, господа… Тореадор, смелее в бой, торе-а-а-доррр», – мурлыкал он себе под нос, устанавливая свой помост. Ведь, если разобраться, то составной частью рампы можно считать не только мраморный банный столик, где выступали трое, а иногда – четверо жриц однополой любви, но и его самого, балансирующего на импровизированных подмостках.