Операция «Шасть!»

Друзья, уже видевшие себя посасывающими знаменитые на весь космос газированные тины в обществе не менее знаменитых синеволосых чертовок, приуныли. Все, за исключением Дредда. Тот вновь побарабанил по королевскому амулету и спросил:

– Скажи-ка, Геннадий, а какова грузоподъемность твоего блюдца? Тонны полторы будет?

– Не имею известного масштаба, чтобы ответить, – растерялся дружбанолог. – Тонны, понтоны, тритоны… Ты, милая ящерка Ваня, мыслительные мышцы не гипертрофируй. Ты пальцем изобличи.

– Да запросто, – отозвался Дредд. – «Оку» вместе с нашей компанией может поднять и вокруг Земли обнести? Ну хотя бы на половину шарика?

– Предположительно может, – подумав секунду-другую, сказал профессор. – Предположительно пять таких машин оттранспортирует на расстояние тысячу раз вокруг планеты. За одни сутки. Без судьбоносных потерь энергии. Но зачем это?

– И правда зачем? – поддержала заинтригованная компания.

– Да меня, ребята, его королевское величество отец родной приглашает в гости, – признался русско-папуасский принц. – Давно уже зовет. Обещает с родней познакомить и устроить грандиозную пирушку. А на нашем родовом острове, слава первочеловеку Сидо, не сосавшему материнской груди, комары и другая жалящая гадость отсутствует как класс. Зато мяса, рыбы и фруктов завались. Настоящий Эдем. Змеи, конечно, наличествуют, как во всяком уважающем себя Эдеме. Но и те от людей прячутся. Потому что отцовы подданные кушают их за милую душу. – Обрисовав райский остров, Дредд потупился и пробормотал: – Заодно я б ему Ингу показал…

Муромский при последних словах более удачливого поклонника Инги погрустнел. Впрочем, совсем незаметно и очень ненадолго. Он, человек с необъятным сердцем (и опытом в сердечных делах), понимал, что этому органу, отвечающему за любовь и кровь, не прикажешь.

Как и некоторым другим органам – добавят авторы, обожающие оставлять последнее слово за собой. Особенно когда речь идет о звучных банальностях.

– А что, парни, я не против, – потер руки Попов. – Пальмы, лагуны и знойные мулатки…

– Папуаски, – уточнил не терпящий ошибок в терминах Добрынин.

– Тем более! – воскликнул Алексей. – Тем более папуаски! Уж явно не хуже парнокопытных бестий с Лямбды Скота. Ну что, Никит? Илья?.. Пашка?.. Как вы?

– Пас, – печально сказал Пафнутий. – У нас с Тоней смена, я ж говорил.

– А вы забейте! – бесшабашно предложил Леха.

Паша замялся. Видно, забить ему очень хотелось.

– Кончай подзуживать, Попа, – строго сказал Илья. – Сам работу потерял, так хоть других не провоцируй. Не слушай его, Пафнутий. Тропические острова – штука, понятно, хорошая. Но ломать из-за одной экзотической попойки жизнь – последнее дело. Вот поженитесь с Антониной, тогда и махнете туда в свадебное путешествие. Законным образом. А Ваня поспособствует. Так ведь, землячок?

– Какой разговор! – Дредд вскинул руки в жесте «милости просим, гости дорогие». – Да само собой, Паша! Сегодня заодно и провентилируем вопрос. Закажем для вас лучшую хижину поближе к океану, охлажденных кокосов молочной зрелости и так далее…

Пафнутий после таких слов заметно повеселел. Ожидаемый медовый месяц на пальмовом атолле мог примирить его с любыми трудностями дня сегодняшнего.

Да и кого бы не примирил?

Отправляться в путешествие решили из-за города, с давешней полянки возле Пятака. С той самой, где состоялся первый контакт братских цивилизаций. Во-первых, символично, а во-вторых, вдали от досужих глаз.

Приехали, осмотрелись. Свидетелей не обнаружили, поэтому извлекли персеанское летающее блюдце из багажника. За время нахождения в состоянии консервации оно успело слегка запылиться, и еще кто-то нарисовал на нем помадой два сердечка с крылышками. Внутри более крупного сердца обнаружилась заглавная буква «И», а внутри того, что поменьше, – «Ф». Впрочем, никто этих рисунков не видел, кроме Геннадия. А тот не стал оповещать о таинственных надписях всех и каждого. Только задрал морду кверху, подмигнул обоими глазами кому-то невидимому и прошептал: «Дружбанологи вселенной на твоей стороне, милая ящерка!» После чего прижал блюдце к низу живота, занес над ним правую конечность и громогласно объявил:

– Добьемся мы увеличенья своею собственной рукой.

Получилось несколько двусмысленно, о чем известило дружное фырканье сильной половины общества. Профессор смущенно подвигал хвостом и изменил формулировку:

– Дело мастера трепещет!

Скажем прямо, мастера побаивалось не только дело. Поэтому за дальнейшими действиями персеанского профессора осторожные земляне наблюдали издалека. Наблюдать не могла только Инга. Мужчины так надежно защитили ее своими телами, что она без проблем пережила бы извержение небольшого вулкана. Без проблем, но и без зрительных впечатлений.

Дружбанолог в свете фар «Оки» отыскал на поверхности корабля управляющий орган трансформатора. Поощрительно крякнул в собственный адрес, нажал кнопку и отбросил средство космического передвижения в сторону. Кораблик упал на ребро, немного прокатился, а потом шлепнулся на «донышко». Тут же выдвинулись три тоненькие ножки, на которых блюдце и укоренилось. По серебристым бокам побежали юркие разряды неведомой энергии, послышался треск, будто от ломаемых вафель. На макушке звездолета замигал синий маячок, завыла пронзительная сирена. Кораблик сжался, словно спринтер перед стартом, а затем рывком увеличился. Затем еще и еще.

Через полминуты перед курносой мордочкой «Оки» стояла внушительная летающая посудина. Была она приблизительно трех метров в диаметре и двух в высоту – если считать вместе с ножками. Между прочим, в полноразмерном варианте звездолет походил скорей на гигантскую раковину мидии, чем на блюдце.

– Ура, заработало! – закричали обрадованные зрители и побежали поздравлять Геннадия. Тот, похоже, и сам был изумлен столь скорым и удачным результатом.

Оказалось, что со «стыковкой узлов» проблем не возникнет. Звездолет обладал сферическим силовым полем переменного радиуса, которое позволяло ему надежно удерживать подле себя любые объекты сравнимого с ним размера и массы. И отталкивать любые объекты, возникающие снаружи силовой сферы. Хоть шальные метеориты, хоть зенитные ракеты. Кроме того, названное поле делало персеанский корабль абсолютно невидимым во всем спектральном диапазоне. Поэтому ракет и международных осложнений, связанных с нарушением воздушных границ, можно было не опасаться.

Небольшая заминка возникла при составлении маршрута. Все-таки Геннадий был неопытным авиатором и плохо знал географию Земли. Как всегда, на помощь пребывающим в растерянности гражданским лицам пришли вооруженные силы в лице Никиты Добрынина. Бывший комиссар назубок помнил карты местности любого уголка земного шара, включая Антарктиду, Тибет и пустыню Гоби. Единственное место, где Добрынин, по его словам, «ориентировался всего лишь на четверочку с минусом», были джунгли в пойме Амазонки. К счастью, вожделенный остров Дреддова папаши находился в районе, известном отставному офицеру на ять.

– Папуа – Новая Гвинея… Так-так… Океания, Соломоновы острова… Угу-угу… – деловито бормотал он, слушая объяснения Дредда. Когда тот завершил рассказ, Никита кивнул, повернулся к дружбанологу и сказал: – Геннадий, ты говорил, что тарелочка двухместная. Предложишь мне место пассажира или уступишь пилотское кресло?

– Уступлю пилотское, – поспешно ответил профессор.

– Благодарю за доверие, – отчеканил Никита и полез в звездолет, мурлыча: – «Персей нам дал титановые крылья, а для движка впендюрил „Токомак“…»