Операция «Степь»

«Мне лучше всего занять позицию между казармой и площадью, – решил Глеб. – Делегаты непременно пожелают посмотреть казачьи игрища. Байжан будет наверняка среди них…»

Он пересек больничный двор, обуглившиеся останки больничного здания, в котором много часов оборонялся от бандитов Уильский гарнизон, и выехал к воинскому городку. Навстречу неверной походкой брел человек в полушубке и в ватных штанах, нависших над высокими хромовыми сапогами. Глеб узнал Кузьму Овчинникова, начальника комендантской команды. «Только бы не у него оказался Байжан», – подумал Ильин.

– Американец! – обрадованно воскликнул Овчинников. – На ловца и зверь… Ищу тебя, чертушку, ноги сбил.

– В сторонку! – крикнул Глеб.

Мимо них на брызжущих пеной конях промчались два казака. До скачек еще оставалось минимум час, но этим, видно, не терпелось. По красным лицам и выпученным глазам можно было судить, что хлебнули всадники уже изрядно.

– Вот паскуда! – весело ругнулся Овчинников, которому комок грязного из-под копыт снега угодил в лицо. – Тебя, Ильин, Буров ждет. Срочно нужен. На скачки успеешь.

– Буров? – Глеб удивленно поднял брови. – Не говорил, зачем?

– Не… Я тоже туда. Вроде как конвоиром, – и он захохотал.

«Настроение у Кузьмы отменное, – отметил Глеб. – Вчера расстрелял дружка-собутыльника, и словно бы ничего не случилось. Но зачем я Гаюсову?»

– Держись за стремя, конвоир! – Губы Ильина смешливо дернулись.

У входа в домик следственной комиссии блаженствовал на солнышке Капустин, очень сейчас похожий на сытого кота.

– С прибытием вас! – Он ернически сорвал с себя кубанку. – Борис Аркадьевич уж грызет кулаки. Скачки скоро…

«Дались им эти скачки, – с досадой подумал Глеб, спрыгивая с седла. – Если появится еще и Яшка Обухов, то плохи мои дела. Пахнет жареным».

Овчинников и Капустин прошли следом за ним по полутемному коридору. «В самом деле – конвой», – понял Глеб.

Гаюсов сидел за столом, уткнувшись в серую картонную папку. Когда Глеб и остальные остановились в дверях, он захлопнул ее и встал.

– Кузьма, – бесцветным голосом сказал он. – Возьми-ка у него маузер. Так. Положи на стол. Капустин, обыщи одежду. Бумаги, документы – все на стол.

– Что происходит? – гневно сдвинув брови, крикнул Глеб. Тем не менее не сделал и малейшей попытки помешать лапищам Федора, которые шарили по его карманам.

– Происходит пока что обыкновенный обыск, – тем же невыразительным тоном пояснил Гаюсов. – Человек ты горячий, вдруг тебе что-то не понравится в моих вопросах. Пусть машинка у меня полежит.

Он открыл ящик стола и смахнул туда маузер вместе с кобурой и ремнем.

– Ты, Капустин, у дверей постой… Нет, лучше не здесь – на солнышке погрейся. А Кузьма пусть на всякий случай квартирку товарищу подготовит. Свободные есть?

– Найдем, товарищ Буров, – ухмыльнулся Овчинников. – Самую наилучшую, матцевскую.

– Тогда идите пока, а ты, Ильин, пересядь на лавочку. И учти, она к стенке прибита, не оторвешь.

Глеб стер ладонью пыль с лавки и сел. Закинул ногу за ногу.

– Ломаешь комедию? – презрительно спросил Глеб, когда они остались вдвоем.

– Комедию? – задумчиво повторил Гаюсов. – Нет, для тебя это, пожалуй, несколько другой жанр. Пока – драма. Возможна и трагедия. Многое зависит от тебя самого.

«Револьвер у него прямо под рукой, – соображал Глеб. – Не успею. Даже если упасть на пол и рвануть его за ноги… Да и крюк на дверь накинут. Сложно».

Поплевав на пальцы, Гаюсов раскрыл папку и поднял холодно спокойные глаза на Ильина.

– Ты удивишься, Глеб, моей осведомленности насчет твоей жизни и деятельности в последние месяцы. Ты будешь поражен, пардон, неприятно поражен. Но такова моя служба… Да!

– Если ты, Буров, сможешь обойтись без словоблудия, я буду тебе признателен. Советую заниматься риторикой перед зеркалом, а мне твои…

– Ладно! – хлопнул по столу ладонью Гаюсов. – Буду лаконичен. Ты, я вижу, торопишься. Хотя туда, – он хмыкнул, – редко кто спешит…

– Опять? – Губы Глеба брезгливо покривились.

– Пардон! – Самолюбие Гаюсова было все же задето, глаза зло сузились. – Буду почти телеграфно краток. Итак, что у нас в папке? Первое: фантастические побеги Никифора Долматова из чекистских застенков. Что его спасало? Могущество Айлина-Ильина, рядового сотрудника АРА? Через верных людей мы узнали, что господин Шафрот понятия не имел о существовании какого-то Никифора. То есть всесилие АРА ни при чем. Зато Ильин, удивительное дело, может буквально все.

Гаюсов распечатал пачку «Катыка», поднес зажигалку к папиросе. Прикурил другую и бросил через стол Глебу: «Лови!»

Глеб словно и не заметил, хотя курить захотелось мучительно. Тонкий дымок, извиваясь, поднимался к лицу, раздражал обоняние.

– Ах, какие мы гордецы! – усмехнулся Гаюсов. – Слушай дальше. Как ты и предполагал, тебя обласкал Федор Долматов, наш великий политик… Коммунистическую щуку он бросил в реку, полную тупых карасей. У меня есть, правда, обрывочные, записи того, что политпропагандист Ильин внушал серому мужичью Атаманской дивизии. Например, такие речи: «Плевать на то, что советская власть отменила разверстку. Она хочет подкупить крестьянина, сделать сытым. А нам с вами важнее другое! Даешь Учредительное собрание! Даешь связи с мировой демократией!»

Глеб иронически зааплодировал. Гаюсов усмехнулся.

– Разумеется, на митингах ты выкрикивал лозунги малограмотного эсера Долматова. Но как ты их преподносил? Солдаты матерились. И задумывались: а может, Ленин прав? Так-то!

Он сунул недокуренную папиросу в бронзовую пепельницу, невесть как очутившуюся в этом сарае. «Возит с собой, что ли?» – подумал Глеб.

– Теперь о чекисте, которого спасли твои люди. Ануфриев и Красюк так и вились вокруг тебя. А я, невинная душа, поверил, что ты хочешь собственной рукой застрелить осквернителя семейной чести… Сплоховал, каюсь.