Операция «Святой»

— А Гендерсон, — ответил Галифакс, жестом отказываясь от предложенного лордом Астором виски, — дал ему понять, что не в интересах Германии делать первый шаг, особенно когда у польской границы стоят русские. Наш посол облачил свои слова в самую осторожную форму, вы его знаете… Но Риббентроп начал грозить! Грозить нам! — Глаза Галифакса гневно сверкнули. — Он стал грозить общеевропейской войной! Какова наглость! — У министра иностранных дел Великобритании не было слов. — Мы же обо всем договорились в марте! Что за человек…

— И прекрасно, — не растерялась леди Астор, — и пусть попробует. — Она взглянула на часы. — Пойдемте в столовую. Как только приедет сэр Нэвиль, мы найдем такие формулировки для нашего демарша, что Риббентроп тысячу раз призадумается. Не беспокойтесь, Эдвард.

За столом все для приличия отпили по глотку кофе, и через пять минут поверх мейсенских тарелок лежали блокноты и записные книжки журналистов. Джефри Доусон выложил свой толстый гроссбух, в который он обычно заносил тезисы для политических обзоров «Таймса».

Чемберлен поднялся со своего места, огляделся исподлобья:

— Да, вынужден констатировать тяжесть момента, — начал он, — но бог даст мне силы. Совершенно очевидно, что Чехословакия не может продолжать существовать в своем нынешнем виде. Искусственно образованные границы действительно требуют пересмотра, и я не возражаю против аннексии Судет, поскольку это справедливо. Но я настаиваю на мирной передаче Гитлеру Судетской области, что должно повлечь за собой пакт четырех, который законодательно, в соответствии с международными правовыми нормами, закрепит новые границы в Европе.

— Но если Гитлер вопреки здравому смыслу начнет широкие военные действия? — спросил Доусон.

— Мы драться не будем, — решительно ответил Чемберлен. — За что?

— Я не знаю, есть ли на свете что-то такое, за что премьер готов был бы драться, — пробормотал сосед Доусона Джозеф Кеннеди, но его услышали. Доусон только выразительно повел бровью, а леди Астор отвернулась — неужели Джо считает, что у сэра Нэвиля уж совсем нет идеалов…

— Я готов драться за британские интересы. — Чемберлен смотрел прямо на Кеннеди. — Поскольку они не задеты, готов использовать предоставленное судьбой время, чтобы сделать еще одно усилие ради сохранения мира.

— Экспансия Германии в сторону Чехословакии, Венгрии и Балкан неизбежна, — заговорил военный министр Хор.

— Отчего вы так пессимистичны, мистер Хор? — спросил Доусон. — Я знаю, сейчас многие утверждают, якобы Бенешу деться от Гитлера некуда. Но я посмотрел бы иначе на вопрос. У Бенеша в стране под ружьем весь народ, а за спиной — Сталин. С такими двумя козырями от Бенеша можно ждать любых сюрпризов!

— Нет! Вот это-то и страшно! Этому надо помешать! — закричала леди Астор. — Мы так не договаривались! Никакой войны! Я боюсь, в конце концов! Я говорю, нужно остановить и Бенеша, и Гитлера, любым способом, — и речь леди Астор начала пестреть отнюдь не дипломатическими формулировками…

Журналисты перестали стенографировать. Вот уж истинно: не для печати.

— А вы, Нэвиль, — выкрикнула леди Астор под занавес своего «выступления», — еще что-то говорили о плане, от которого у Галифакса захватило дух! — Хозяйка дома вдруг демонстративно удалилась.

Пришлось ждать те пять минут, за которые она успеет припудрить покрасневший от возбуждения нос.

Чемберлен по-птичьи крутил сухощавой головой, размышляя, что следует сказать здесь, а что — в палате. На три назначены дебаты по чешскому вопросу. Оппозиция станет бушевать не хуже этой невозможной Нэнси. Ну, хорошо…

— У меня есть план общеевропейского договора с участием Франции, Германии, Англии и Италии…

— Без СССР? — уточнил О’Брайн из «Дейли Мейл».

— Разумеется, — кивнул ему Чемберлен.

— Необходимой предпосылкой этого пакта должно быть разрешение су детского вопроса. Границы Чехословакии нужно пересмотреть, как я уже говорил. Чехи должны быть реалистами и пойти на соглашение с немцами без войны. Что же касается господина Гитлера, который, естественно, раздражен неразумной позицией господина Бенеша… То… — Тут Чемберлен вплотную подошел к плану «Зед», который поверг Галифакса в безумный восторг, но усомнился, стоит ли его докладывать людям, которые сегодня же растрезвонят о нем на весь свет. Весь смысл плана «Зед» именно в его внезапности!

Вошла Нэнси с подносом, принялась обносить гостей ликером, бросая на премьера требовательные взгляды. Он понял, что от нее не отвертеться, и заговорил о своих намерениях неопределенно и туманно.

— Что же касается господина Гитлера… Во-первых, я и Даладье наверняка будем вынуждены обратиться к нему с призывом быть более осмотрительным. Лично я готов раскрыть перед господином Гитлером всю привлекательность возможности решить острый вопрос эволюционно. Эволюция… На ней крепится мироздание, как уверял покойный мистер Дарвин, — премьер острил.

О’Брайн вышел на Сент-Джемскую площадь голодный и злой. Разумеется, британское лицемерие давно вошло в поговорку на континенте, но существуют же пределы! Не до шуток, честное слово! В центре континента стоят две наиболее подготовленные армии, и одно слово — и они сойдутся, сметя, возможно, с лица Земли не одну Чехословакию. Так уже было, когда эти армии встретились из-за еще менее интересного клочка земли, чем Судеты, после убийства эрц-герцога Фердинанда.

В половине третьего О’Брайн договорился с Дорном встретиться в палате — О’Брайн достал для него гостевой билет на галерею. Но, пожалуй, есть смысл увидеться пораньше, а заодно действительно позавтракать. Отказался от машины, любезно предложенной коллегой из «Дейли телеграф», и пошел пешком через площадь, в клуб на Сент-Джеймс-стрит. Год назад он тут завтракал с Пойнтом, размышляя, кто же такой Дорн и как использовать в своих интересах этого человека, явно связанного с разведкой. Теперь же не ясно, кто кого использует в своих целях: то ли О’Брайн Дорна, то ли Дорн О’Брайна. Впрочем, они оба пришли к выводу: если не остановить поток лжи и лицемерия, который падает из Кливдена и с Даунинг-стрит в пучину мировой политики, если не раскрыть перед общественным мнением народов суть заговора, творимого под сенью парламента, — война действительно окажется не за горами.

Из клуба О’Брайн позвонил Дорну в контору.

— Мистер Дорн на переговорах, — ответил служащий тоном пресс-секретаря Форин-оффис. О’Брайн весело рассмеялся. В самом деле, служащий Дорна имеет право так говорить, если он, конечно, в курсе, какие переговоры, случается, ведет его хозяин. Совсем далекие от деревообработки и лесоторговли.

— Когда мистер Дорн освободится, — продолжил О’Брайн, но его тут же перебили:

— Мистера Дорна нет в конторе.

— Но если мистер Дорн даст о себе знать, — настойчиво сказал О’Брайн, — попросите его до двух часов позвонить в клуб «Этенеум» мистеру О’Брайну. Номер телефона…

— Благодарю. Телефоны клубов есть в справочнике. Непременно.

Дорн не позвонил. Он приехал в «Этенеум» около часа дня. Выглядел он усталым и очень расстроенным. Таким, пожалуй, О’Брайн никогда еще не видел его.

— Ну, как ваши переговоры? Продали очередную партию шведского леса?

— Я рад, Майкл, что мы увиделись до дебатов. Я действительно был на переговорах. Позвольте, я не стану пока называть людей, с которыми имел дело, поскольку сначала должен сделать все, что в моих силах, чтобы не было того, о чем они говорили со мной, — видимо, Дорн впрямь был не в себе, откуда-то вдруг неправильные английские фразы — Дорн всегда говорил очень точно, с оксфордским синтаксисом. — Речь шла о том, что в случае аннексии чехословацкой территории английская собственность в этих областях будет передана Германии.