Опередить дьявола

Тернер смущенно кашлянул.

— Мм… прочитайте это, босс. Факс из Уилтшира. Оригинал оэмпэшники [5] привезут нам лично.

— Что это?

— Письмо. Оно лежало на приборной доске, завернутое в одежду девочки.

— В какую одежду?

— Мм. — Тернер тяжело вздохнул.

— Ну?

— В ее трусики, босс.

Кэффри уставился на листок. У него словно горели кончики пальцев.

— И о чем там говорится?

О, господи. Я ж говорю, босс: лучше сами прочитайте.

5

Оэмпэшник (ОМП) — офицер, работающий на месте преступления.

11

Мужчина сидел на корточках, в полевом лагере; пламя от костра озаряло его испачканное лицо и бороду красным цветом, и можно было подумать, что этот человек не естественного, а вулканического происхождения. Кэффри, сидевший в трех метрах от него, молча наблюдал. Уже четыре часа как стемнело, а мужчина занимался тем, что сажал луковицу в мерзлую землю.

— Жил-был ребенок, — сказал он, ковыряя лопаткой землю. — Ребенка звали Крокус. Это была золотоволосая девочка. Она любила носить фиолетовые платьица и ленты.

Кэффри слушал, не произнося ни слова. За то недолгое время, что он знал этого бродягу, которого местные называли Скитальцем, он научился слушать, не задавая лишних вопросов. Он давно усвоил: здесь он ученик, а Скиталец учитель, который решает, о чем им говорить, где и когда встречаться. Последний раз они сидели вместе аж полгода назад, всего же виделись раз двадцать. Каждый раз Кэффри искал его ночи напролет, колеся по загородным шоссе со скоростью пять миль в час, сжимая руль и выворачивая шею, чтобы разглядеть все пространство за живыми изгородями. Сегодня, едва он начал поиски, как увидел костер, горевший посреди пустоши подобно маяку. Как будто Скиталец давно поджидал здесь детектива, и усилия Кэффри его явно забавляли. Сам же он ждал подходящего момента.

— Однажды, — продолжал Скиталец, — девочку похитила ведьма и заточила среди облаков, чтобы ее родители не могли ни поговорить с ней, ни даже ее увидеть. Они до сих пор не знают, жива ли она, но каждую весну на ее день рождения они поднимают глаза к небу и молятся о том, чтобы их ребенок вернулся. — Он прибил лопаткой землю вокруг луковицы и полил сверху водой из пластиковой бутылки. — Это акт веры, после многих лет считать, что их дочь еще жива. Абсолютной веры. Представляете, каково это — в точности не знать, что же с ней произошло. Не знать, жива она или умерла.

— Тело вашей дочери не было найдено, — сказал Кэффри. — Так что вам должны быть понятны их чувства.

— Тело вашего брата тоже не нашли. Так что мы похожи. — Он улыбнулся. В лунном свете блеснули его зубы, крепкие и здоровые на почерневшем лице. — Как две капли воды.

Как две капли воды? Более непохожих людей трудно себе представить. Измученный бессонницей одинокий коп и грязный бомж, перекати-поле, никогда не ночующий на одном месте дважды. Но было у них и кое-что общее. Голубые глаза. Всякий раз, встречаясь со Скитальцем, Кэффри вздрагивал: будто сам на себя смотрит. Но, главное, их связывала общая судьба. Кэффри было восемь лет, когда его старший брат Эван, игравший на задворках их лондонского дома, неожиданно исчез. Хотя Кэффри не сомневался, что всему виной стареющий педофил Иван Пендерецкий, живший за железнодорожными путями, которому даже не было предъявлено обвинения. Ну а дочка Скитальца была пять раз изнасилована, а затем убита выпущенным по УДО педофилом Крейгом Эвансом.

Крейгу Эвансу повезло меньше, чем Пендерецкому. Скиталец, в те дни преуспевающий бизнесмен, сумел отомстить. Теперь Эванс живет в лечебном учреждении для хроников, неподалеку от своего родного дома в Вустершире, прикованный к инвалидному креслу. Скиталец точно рассчитал, нанося ему увечья. Эванс остался без глаз и уже не способен видеть детей, а также без полового члена, так что уже никого не изнасилует.

— Именно это сделало вас другим? — спросил Кэффри. — Способным видеть?

— Видеть? Это вы о чем?

— Сами знаете. Вам дано видеть. Больше, чем остальным.

— Сверхъестественные способности? — Он фыркнул. — Не болтайте глупости. Я питаюсь кореньями, как зверь. Я живу и наблюдаю. Мои глаза всегда открыты для света. Но это еще не делает меня ясновидящим.

— Вы знаете то, чего не знаю я.

— И что? Быть копом еще не значит быть суперменом. Зарубите это себе на носу.

Скиталец приблизился к костру и подбросил веток. Его носки сушились на двух палках. Хорошие носки. Самые дорогие. Из шерсти альпаки.

Скиталец мог себе это позволить. На его банковском счету лежало несколько миллионов.

— Педофилы. — Кэффри пригубил свой сидр. Жидкость обожгла горло, а в желудке по-прежнему царил холод, но он знал, что одной кружкой за ночь он наверняка не ограничится. — Моя тема. Похищения детей. Исход известен наперед: при удачном раскладе ребенка возвращают почти сразу после нападения, при неудачном ребенку остается жить не больше двадцати четырех часов. С момента похищения Марты прошло почти тридцать. — Он опустил кружку. — Хотя, если вдуматься, может, этот расклад как раз следует считать счастливым?

— Что ребенка убили в первые двадцать четыре часа? Удачный расклад? Как это понимать? Логика полицейских?

— Возможно, это лучший выход, чем тот, когда жертву мучают дольше.

Скиталец на это ничего не ответил. Оба долго молчали, обдумывая сказанное. Кэффри поднял взгляд к небу: луну затянуло бегущими облаками, показавшимися ему царственно одинокими. Он представил себе, как золотоволосая девочка поглядывает оттуда на своих земных родителей. В лесу покрикивал лисенок. И где-то в этой необъятной ночи находится Марта. Из внутреннего кармана пиджака Кэффри достал фотокопию письма, еще недавно завернутого в ее трусики, и протянул бородачу. Скиталец, буркнув, взял письмо, раскрыл и, развернув к огню, начал читать. Кэффри наблюдал за его лицом. Специалист-графолог уже высказался: угонщик постарался изменить свой почерк. Пока оэмпэшники перегоняли машину Брэдли, детектив снова и снова перечитывал письмо. Он уже знал его наизусть.

Дорогая Мартина мамочка,

Я не сомневаюсь, что Марте хочется, чтобы я с вами связался, хотя она ничего такого не говорила. Она вообще не слишком-то РАЗГОВОРЧИВА. Она мне сказала, что ей нравятся БАЛЕТ и СОБАКИ, но мы-то с вами хорошо знаем, что в этом возрасте девочки такие лгунишки. БОЛЬШИЕ ЛГУНЬИ. Я-то думаю, что ей нравятся совсем другие вещи. Хотя вам она, конечно, в этом не признается. Ей ОЧЕНЬ понравилось то, чем я вчера с ней занимался. Видели бы вы ее личико! А через минуту она мне снова лжет. И у нее при этом делается такое мерзкое лицо, хоть совсем не смотри. К счастью, я его слегка ПОПРАВИЛ. Теперь оно гораздо лучше. Ах, Мартина мамочка, вы мне не окажете услугу? Ну пожалуйста, пожалуйста!!!! Скажите этим полицейским засранцам, что им меня не остановить, пусть даже не пытаются. Не для того же все это началось, чтобы вот так вдруг прекратиться. Правда?

Скиталец дочитал до конца. Он поднял глаза на детектива.

— Ну? — спросил тот.

— Заберите. — Он силой вложил листок в руку Кэффри. Глаза его изменились. Они сделались красными, мертвыми.

Кэффри сунул письмо обратно в карман. И повторил свой вопрос:

— Ну?

— Будь я настоящим ясновидящим, я бы вам сейчас сказал, где эта девочка. А еще сказал бы, чтобы вы привлекли все имеющиеся в наличии силы и нашли ее, даже ценою собственной жизни, потому что этот человек, — он показал пальцем на то место, куда детектив спрятал письмо, — умнее всех прежних, о которых нам доводилось говорить.