Опилки мозга

На спортивной площадке таджики играли в футбол. Когда забили гол, я спросил:

– А у вас повтора нет?

– Нет!
– рассмеялись они.

Мальчик лет 7 ходит по огромной луже. Он в восторге смотрит на свои сапоги, на волны, ими поднимаемые, на водные просторы вокруг. Он чувствует себя Магелланом. Рядом на тротуаре - мать с сестренкой, они в туфельках, они чувствуют, что они не магелланы, они - зрители.

– Ходить по лужам - это лучше мороженого!
– говорю мальчику, проходя мимо.

– Нет, - отвечает он, переведя взгляд на мать.
– Лучше ходить по луже с мороженым!

***************************************************************************

Вот сейчас я лег спать и стал думать...

Я стал думать, что было бы, если бы я вернулся в прошлое и стал исправлять свои ошибки... Стал бы вырывать из прошлого корявые корни детского, стал бы вытирать прокисшими тряпками подлости, совершенные вместе с подлыми, давал бы больше денег на водку и женщин, жалел бы ошибавшихся с начала, пошел бы с серыми и омыл их ноги... Что было бы, если бы я не крал надежд посягавших на мою душу, не отрубал крыльев личным воронам? Что стало бы, если бы я пошел путем кротости, не своим путем?

Я стал бы зависимым от людей и женщин, я бы примирился с подлостью и воронами, я бы закапывал надежды в теплую землю, я стал бы кроток и стал бы мыть вам ноги, а это счастье...

***************************************************************************

ОЧНАЯ АСПИРАНТУРА - ЭТО КРУТО

 Может, и было что круче в СССР, но для меня, геолога - вряд ли. Очная аспирантура - это спринтерская дистанция, если ты спортсмен, или колесо, если ты обыденная белка. Я по жизни спортсмен, и потому защитил диссертацию в три года. Это был единственный случай в институте, в котором я защищался, да в других, геологических, такого никто не помнил, потому что геология – это не в библиотеках в носу чистеньким пальцем ковыряться, хотя и мне пришлось для проформы. Теперь все свидетели этого происшествия умерли, и потому будет только правда.

 Итак, в одном году первая семья моя распалась, и надо было что-то делать. Работал я тогда в Карелии, на Кительской оловянной шахте, туда мы подались с женой в надежде, что образуется, что склеятся горшки. Не образовалось,не склеились, она уехала с сыном в Душанбе. На следующий день я позвонил матери в Москву, сказал, что хочу поступить в очную аспирантуру. Отчим, кандидат геолого-минералогических наук, работал тогда в институте Литосферы на Замоскворечье, все рудные институты располагались рядом. Ну, пошел он в ИГЕМ практически напротив, сказал Бугельскому, начальнику аспирантуры, совершенно чудесному человеку, что надо. Тот, получив в виде презента огромного карельского сига, ответил, что аспирант на этот год уже принят, но в принципе можно принять еще одного за счет следующего года. Так и приняли, сдал экзамены, стал аспирантом.

Послушайте, это вовсе не сказка о советском рае. До того я 7 лет проработал на производстве (производство - это практическая работа на пленэре, в шахтах, на съемке и поисках, производство - это то, что науку презирает). Я много знал, даже думал, что знаю все. И ко всему относился, как к обыденной скале: заберусь? не заберусь?

Конечно, в отделе меня приняли согласно прописке, то есть, как провинциала, но я их уделал. С помощью йоги, Евтушенко, Андрея Платонова и других сокровенных знаний. С йогой было просто – как-то я обнаружил, что кабинет, в котором имел рабочий стол, в обед запирается изнутри, и там что-то делают. Спросил, ответили высокомерно:

– Мы йогой занимаемся.

– А это умеете? – встал я в лотос на голове, ничего, конечно, не подстелив, ведь провинциал.

В ответ было: - Ууу!

С Евтушенко тоже было просто. Они его ненавидели за «Братскую ГЭС» и прочие просоветские штуки, а я зачитал «Сережку ольховую». И доказал, что именно он ее написал, а не этот лысый из Питера, певший их любимое:

– То не море-океан, это стоны россиян.

Платоновым я их доконал, ведь люблю и знаю всего, а они говорили, что сгинул от Сталина, еще перед войной. За все это и прозвали за глаза "Мухомором" - хорошо! Я их три года травил, потому что "москвич" - это не ученая степень, не ум, но ОМЖ, то есть определенное место жительства.

...Платонова я люблю, он бог для меня. Великий писатель! Как писал!! И кончил дворником Литинститута, потому что русский был, не еврей. Вот еврейского мальчика приводили к Маршаку читать стихи или что-то еще с табуретки, и мальчик назавтра становился русским классиком.

До аспирантуры, или первые 30 лет жизни, я плохо представлял, что такое антисемитизм. А в ней узнал, ведь в институте евреев было 150 из 3-х сот научных сотрудников. И все друг за дружку держались, а остальная сволота – каждый за себя. Вот поступила аспирантка-еврейка, так все 150 к ней пришли с визитными карточками и обещаниями первой помощи. А я месяц сидел, пока в истерику не ударился:

 - Я поступил, я - ваш аспирант, почему вы 0 внимания?

Профессор Томсон, я у него 13 аспирантом был, сказал на это брезгливо:

– Вы взрослый человек, и нянек у вас не будет.

Он уже умер по возрасту, но хороший был человек. Я приносил ему писанину, он с ней работал долго и ответственно. Почему? Да потому что у Ильмара Николаевича Томсона все защищались! "Томсон" - это была марка, бренд, по-нынешнему, у него не могли не защититься!

************************************************************

 О БРИТЬЕ НОГ И ДРУГИХ БОЛЕЕ ПРИЯТНЫХ ВЕЩАХ

...Вы знаете, я провинциал, в Душанбе прожил 30 лет, и жена ног не брила по причине практического отсутствия на них волосяного покрова. Но развелись, в аспирантуру московскую поступил, чтоб выжить из сплошных неприятностей. Естественно, последовали студентки-лаборантки. И однажды в поле, ощутил, находясь в спальном мешке: не то что-то! Не так! Колется, в общем, что-то. Спрашиваю: а почему, Наташенька, у тебя ноги так колются?

Хоть и темно было, но остро почувствовал, что смотрят на меня как на полного идиота.

А так хорошо было. Как поступил в аспирантуру, сразу добрые люди нашлись (москвичи - это вообще лапушки). Отозвали в сторонку, зашептали:

– Летом в поле поедешь, бери двух лаборанток. Одну на зарплату, другую - на полевые к этой зарплате.

– Как это?
– удивился я.

– А так. Они все даром согласны.

– На что согласны?
– насторожился я.

– Посмотреть Среднюю Азию, Приморье, Алтай в обществе будущего светила советской науки, коим ты, как аспирант лучшего в Союзе института, несомненно являешься. И объявления клей в ВУЗах прямо сейчас (был январь, а поле - летом), чтоб было из чего выбирать.

Ну, так и сделал, и девушки пошли косяком. Выбрал к июню двоих, пальчики оближешь, одну на июнь-июль, другую - на август-сентябрь (с зарплатой и полевыми, ведь я совестливый). И поехал. Дали шофера, 4000 денег и 40 тонн бензина. Так 3 года ездил по горам Средней Азии, диссертация получилась просто замечательной, потом из нее один хлыщ докторскую сделал. Как? Да просто. Ведь в институтах люди разные. Одни "спортсмены", типа меня (сказал себе: за 3 года защитишься и защитился), другие "говоруны" - сделать ничего не способны, но в курилке наговаривают на 40 диссертаций, третьи же не курят, но послушав "говоруна", бегут за свой стол, статью строчить, а я ведь тоже поговорить люблю, иначе не здесь бы ошивался, а в Президиуме РАН...