Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)
Шрифт:
28 апреля Брюггеман доносил боярам втайне, отдельно от Крузиуса, данное ему от голштинского князя повеление объявить, что шведы с голландцами договорились, дабы последним поселиться в Ижорской земле.
В мае месяце те же послы прислали другую запись, обозначив, с какого срока начать считать персидскую торговлю и платить по договору за «персидской ход» ефимками, а именно: по возвращении из Персии в Москву, спустя семь месяцев, начать первый десятилетний срок и тогда же вскоре заплатить половину, т. е. 300 тысяч ефимков, хотя бы товары их не были вскоре доставлены в Ярославль; другую же половину уплатить в последних числах того же года.
7 июня послы писали к князю своему, чтобы он прислал новую на учиненный в Москве с ними договор подтвержденную грамоту; сами же они 1 июля отправились в Персию с русскими посланниками Алексеем Савиным Романчуковым, подьячим Скобельцыным и толмачом Юшковым.
1 июля послан в Голштинию гонец Григорий Арефьев сын Неронов, подьячий Юрий Зяблой и толмач Нечай Дрябин с объявлением князю, что послы его в Персию поехали, но «в подъемах, подводах и кормех учинился государю убыток за непривозом из Голштинии по договорной записи казны». Неронов 5 февраля 1637 г. возвратился в Москву с ответною (от 7 октября 1636 г.) грамотою: герцог, благодаря за позволение проезда послам
В 1639 г. 2 января голштинские послы Крузиус и Брюггеман, возвратясь из Персии в Москву, были у государя 8 января и 23 февраля. Между прочим жаловались они на думного дьяка Назара Чистого, взявшего у них, послов, «запону (т. е. взятку) в 2000 руб. безденежно»; наконец, 8 марта, разменясь ратификациями и уверив «твердо содержать все условия, прежде с ними, послами, учиненные», они поехали из Москвы 14 марта, а с ними отпущен был в Голштинию и персидский посол Имам-Кули-бек. В Москве остался голштинским агентом Балтазар де-Мушерон.
18 марта отправлены в Голштинию в гонцах Петр Дементьев сын Образцов, подьячий Юшка Зяблой и толмач Архип Малахов с известием о возвратном из Персии в Москву приезде голштинских послов и с требованием, чтобы по договору присланы были к сроку деньги, трактатом обещанные. 3 декабря они возвратились в Москву с двумя от князя ответными, от 3 сентября, грамотами из Готторпа. В первой князь жаловался на печатника Лихачева, несправедливо донесшего государю о многих вещах, до голштинской компании относящихся; а во второй — на думного дьяка Назарья Чистого, не только бесстыдно и безбоязненно похвалявшегося разрушить все это «важное о коммерции в Персию дело», но и домогавшегося еще 1000 ефимков к двум уже полученным в дар от него, князя, чрез Марселиса.
27 июня прислали из Ревеля те же послы к агенту Мушерону «немчина Якова Сверкеля» с письмом (от 16 мая), сообщавшим, что царская ратификация, коею они в Москве разменялись, «нашлась во многих местах с прибавкою». Прибавка состояла в условии: «если по приезде из Персии в Москву голштинских послов, спустя семь месяцев, не будут заплачены по договору 300 тысяч ефимков, то взыскать эти деньги на них, послах, или на самом голштинском князе».
10 декабря агент Мушерон объявил в посольском приказе просьбу голштинского князя о пропуске в Персию на 80 возах товаров на 400 тысяч и послов для договора с шахом о персидской торговле. Сначала ему в этом было отказано, так как по договору голштинский князь не заплатил 300 тысяч ефимков, которые 2 августа должно было внести, но как он дал 17 марта 1640 г. обещание, что за эти товары особо будет заплачено 20 тысяч ефимков пошлины, то государь согласился.
22 марта отпущен был в Голштинию гонец Яков Сверкель с грамотою, наполненною выговором как за неплатеж доселе обещанных по договору денег, так и за порицание думных русских людей.
9 сентября находившийся в Москве гамбуржец Петр Гаврилов сын Марселис подал государю от голштинского герцога Фридерика (от 3 июня) грамоту, прося в ней уничтожить заключенный в Москве с послами его Крузиусом и Брюггеманом договор о голштинско-персидской торговле, так как договор «не по данному им наказу учинен, но по прихоти и воровству плута Брюггемана», за то получившего смертную казнь; притом, отрешая от агентства Мушерона (который вскоре затем в Москве умер) и Давида Рутца (Рутса), наперсников Брюггемановых, князь поручал дела свои датчанину Петру Гаврилову сыну Марселису, назначая его комиссаром и возлагая на него заключить новый о персидской торговле договор, старое же об этом дело все отставить и выдать обратно ему, Марселису.
17 октября Марселис, быв спрошен, объявил, что поставленная в договоре погодная дача 600 тысяч ефимков с этого торга — истинная невозможность, потому что это дело в Персии оказалось не таким, как говорено было с русской стороны. Вследствие этого Марселис подал новый в трех статьях проект для постановления договора на новых условиях.
В 1641 г. 8 января Марселис снова был у государя и объявил, что ему о «персидском торгу» говорить больше от князя голштинского не велено; он просил ответной к государю грамоты, которая ему и дана «с выговором и домогательством»: 1) чтоб он, голштинский князь, непременно по договору уплатил все деньги в казну; 2) что обвинение на посла Брюггемана пустое, потому что он, князь, сам подтвердил все в Москве условленное; 3) что другого об этой коммерции договора делать не для [10] чего и 4) что Россия от этого дела «никогда не отступится».
В 1642 г. 6 июня Марселис подал на вышеупомянутую государеву грамоту ответ от князя (от 18 октября 1641 г.); князь, изъявляя свое неудовольствие, просил государя более не укорять его этим делом, которое, может быть, со временем вновь будет предложено к рассмотрению его, государя.
В последний раз о том же деле писал царю Михаилу Феодоровичу герцог Фридерик в декабре 1643 г. Принося свои поздравления по случаю объявления царевича Алексея наследником, герцог пояснял, что он невиновен, если прекратилась торговля с Персией через русские пределы, так как он от персидского шаха не получил соответствующего дозволения.
Таким образом закончилась эта дипломатическая переписка.
Следует заметить, что роль Брюггемана, личного врага Адама Олеария, в этих переговорах представляется несколько странною. Во многих случаях, как видно и из книги Олеария, он поступал на свой страх; кроме того, поведение его в России и Персии не могло содействовать успеху переговоров. Тем не менее не из-за него расстроилась персидская торговля голштинцев, но по многим причинам, из которых важнейшие были: опасность пути в Персию, ошибочное предположение о возможности огромных барышей от этой торговли и — трудность для герцога голштинского добыть необходимые по условию деньги. Трудность эта усиливалась еще потому, что московское правительство ни за что не хотело допустить в голштинскую компанию голландцев и англичан, боясь, по-видимому, их экономической силы. Что касается Брюггемана, то в Москве были правы, видя в его обвинении пустые отговорки голштинцев, желавших избежать исполнения тягостных для них условий. По книге Олеария (кн. VI, гл. 27 — не переведенная в настоящем издании), Брюггеман не мог дать полной отчетности в деньгах, был обвинен в оскорблении секретаря посольства, т. е. самого же Олеария, а затем оказался также виновным в том, что «нарушил должную верность его княжеской светлости, преступил в опасной и грубой мере пределы повелений, презрел совесть, честь и стыд и углубился в разные преступные, для посла неслыханные правонарушения и пороки». Точнее определяет Олеарий преступления Брюггемана, следующим образом перечисляя
их: «он превышал приказанное, вскрывал письма к высоким лицам и подделывал их, дал неправильный отчет, допускал явные обманы, вскрывая и задерживая письма собственного коллеги и других, прелюбодействовал, вел жизнь, полную соблазна, совершил преднамеренное убийство (засек персидского солдата при возвращении из Персии), растратил много тысяч денег и товаров княжеских, представлял подложные счета и т. п.». За все это Брюггеман был приговорен к позорной казни повешением, но помилован к отсечению головы мечом. Перед казнью, как рассказывает сам бывший секретарь посольства, бывший посол в присутствии ряда свидетелей примирился с Олеарием.Во всех упомянутых проступках и преступлениях Брюггемана нет никакого основания видеть исключительную причину неудачи голштинского предприятия. Большинство их не имело никакого значения для посольства, так как они касались только частных отношений Брюггемана к другим лицам посольства, а указание на нарушение полномочий опровергается тем, что договоры, заключенные Брюггеманом (притом совместно с Крузиусом), были ратификованы. В биографии Адама Олеария, написанной Ф. Ратцелем в «Allgemeine Deutsche Biographie», сказано: «Казнь Брюггемана — темный, не вполне выясненный пункт в истории этого замечательного посольства».
Биография Олеария представляется в главных своих чертах достаточно известною.
Адам Олеарий — Olearius, как он себя называл, латинизируя свою фамилию Oelschlager, — родился в Ашерслебене около 1599 г. и умер в своем доме под Готторпом 22 февраля 1671 г. Отец его был бедный портной в Ашерслебене, по-видимому, рано умерший, так как, по сведениям биографов, молодой Олеарий получал средства для обучения своего в высшем учебном заведении от прибылей пряжи, которой занимались его мать и сестры. Лишь изумительное прилежание дало ему возможность посещать лейпцигский университет, где он в 1627 г. стал магистром философии, а затем ассессором философского факультета и «коллегиатом» меньшего княжеского учреждения — Furstenstiftung (а не ординарным профессором). С 1630–1633 гг. он был конректором (помощником ректора) Николаевской гимназии в Лейпциге. Лейпцигеким связям, по-видимому, обязан Олеарий участием в голштинском посольстве 1634 и следующих годов, а со своей стороны он сам, как кажется, привлек к этому делу своих друзей Павла Флеминга и Гартмана Грамана. По возвращении в апреле 1635 г. Олеарий, по поручению герцога, посылался к кардиналу-инфанту брабантскому, вернулся больным и долго лежал в постели, но все-таки мог примкнуть и ко второму, еще более знаменитому посольству уже не только в Московию, но и в Персию. Оно еще более подробно описано в его книге (в нашем издании переведены только те главы ее, которые касаются России). Кратковременным пребыванием в Персии Олеарий воспользовался как нельзя лучше; это видно как из его описания путешествия, так и из позднейших трудов его по персидскому языку и литературе. К сожалению, ему сильно мешали выходки посла Брюггемана, от которых страдали достоинство всего посольства. Олеарий, от лица товарищей решившийся сделать Брюггеману представление, принужден был от бешенства его спасаться у испанских августинских монахов и лишь неохотно отказался от мысли вернуться через Вавилон и Алеппо. Он не упускал случая определять положение разных мест, делать наблюдения над магнитною стрелкою, собирать всякие материалы для карт и приобретать персидские книги и рукописи. Друга своего фон-Мандельсло, путешествие которого в Индию Олеарий позже издал, он оставил вместе с другими членами посольства в Испагани. На возвратном пути отношения между Олеарием и послом Брюггеманом стали еще хуже. Как рассказывает Олеарий в издании 1647 г., в Астрахани Брюггеман вновь сильно задел его лично во время обеда. Олеарий отвечал едкою фразою, из-за которой Брюггеман, схватив кинжал, грозил его убить и заставил уйти из-за стола. На это оскорбление Олеарий по возвращении жаловался в Голштинии, и Брюггеман должен был публично и письменно извиниться перед ним. В 1639 г. посольство вернулось в Голштинию. Олеарий, на которого Брюггеман сильнее всего злоумышлял, поспешил еще до остальных лиц свиты вернуться в Готторп, по-видимому, чтобы принести жалобу на Брюггемана. Эта жалоба, вероятно, и привела к уголовному процессу, результатом которого была казнь Брюггемана. Еще когда Олеарий возвращался в 1639 г., московский царь сделал попытку принять его у себя на службу в качестве астронома, но Олеарий, недовольный тем, что его в России считали за волшебника и звездочета, отказался, тем более что друг его Иог. Ад. Кильман стал герцогским советником и он ожидал хорошей карьеры в Готторпе. В 1643 г., когда Олеарий вновь был в Москве, он снова отказался от подобного же предложения остаться. Он так и остался в Готторпе верным слугою герцога Фридерика и его преемника Христиана-Альбрехта до самой смерти своей. Герцог Фридерик сделал его своим математиком и антикварием и принял его в число своих советников. В 1650 г. ему поручили управление библиотекою и так называемою кунсткамерою. В библиотеке видное место заняли привезенные Олеарием арабские, персидские и турецкие рукописи, по восточной литературе он многое издал, а арабско-персидско-турецкий словарь оставил в рукописи Олеарий старался также привести в порядок собрание редкостей своего государя, приобретя для него знаменитую тогда коллекцию врача Палудана в Энкгейзене. Чтобы ознакомить широкие круги общества с этой кунсткамерою, Олеарий издал с иллюстрациями ее описание. Из описания видно, что здесь на особых куклах имелись и мужское и женское русские одеяния, одеяние черкесов, татар и т. п. В 1651 г. он стал членом литературного общества «Fruchtbringende Gesellschaft», состоявшего под председательством герцога саксен-веймарского. Олеарий славился в это время, как «голштинский Плиний» или «готторпский Улисс», он являлся математиком, физиком, историком, ориенталистом (он известен был как лучший в Европе знаток персидского языка) и поэтом. Под присмотром Олеария с 1654 по 1664 г. строился Андреем Бушем знаменитый готторпский глобус, 11 футов в диаметре, с изображением на внутренней стороне звездного неба, а на наружной — земного шара, внутри глобуса был стол, за которым могли сидеть 10 человек, наблюдая движение небесных тел по системе Коперника. Этот глобус Христианом-Августом, внуком Фридерика, подарен был Петру Великому в 1713 г. и в 1714 г. перевезен в С.-Петербург. Жизнь Олеария в общем протекла спокойно, хотя смуты XVII в. несколько коснулись и его. 30 октября 1658 г, во время датско-шлезвигской войны, его дом близ Готторпа был разграблен императорскими войсками. Когда смерть на 72 году положила конец прилежной до конца деятельности этого крепкого, жизнерадостного старика, тело его было погребено в шлезвигском соборе; на надгробном камне были высечены его портрет и длинная эпитафия, составленная зятем его Л. Бурхардом.