Опиумная война

Ее слова были туманны, но Алтан, похоже, понял, о чем она. Он забрал у Рин трубку и снова вдохнул, это и было признание.

Заговорил он не скоро.

— Я вот-вот совершу нечто ужасное, — сказал он. — И у тебя есть выбор. Ты можешь пойти со мной в каменную темницу. Думаю, ты знаешь, что я намерен сделать.

— Да.

Не задавая вопросов, Рин знала, кого держат в тюрьме Чулуу-Кориха.

Ненормальных преступников, которые совершают противоестественные преступления.

Если Рин пойдет с ним, то поможет выпустить чудовищ. Ужаснее чимея. Страшнее любой твари из императорского зверинца, потому что эти чудовища не были зверьми, неразумными созданиями, которых можно держать на привязи и контролировать, они были воинами. Шаманами. Богами в облике людей, которым нет дела до мира смертных.

— Или ты можешь остаться в Голин-Ниисе. Сражаться вместе с осколками никанской армии и попытаться победить в войне без помощи богов. Останешься хорошей девочкой Цзяна, будешь соблюдать его предостережения и откажешься от своей силы. — Он протянул к ней руку. — Но мне нужна твоя помощь. Мне нужен еще один спирец.

Рин посмотрела на его тонкие смуглые пальцы.

Если она поможет освободить эту армию, то не превратится ли и сама в чудовище? Не будет ли и она виновна в том, в чем обвинял их Чахан?

Возможно. Но что им терять? Захватчики накачали страну опиумом, а когда она прогнила, вернулись, чтобы довершить начатое.

Рин взяла ладонь Алтана и обвила ее пальцами. Она не могла и вообразить, каково это — чувствовать его кожу своей. В библиотеке, в компании только древних свитков Никанской империи в качестве свидетелей, Рин поклялась Алтану в верности.

— Я с тобой, — сказала она.

Глава 23

ЧУЛУУ-КОРИХ

Из «Классификации богов» Сээцзиня, составленной из летописей Красного императора, записанной Вачиром Могоем, главным историком Синегарда.

Задолго до Красного императора страна была не великой империей, а землями, населенными мелкими рассеянными племенами. Это были кочевники с севера, вытесненные из Глухостепи ордами великого хана. И теперь они пытались выжить в этой странной и теплой стране.

Они многого не ведали: когда приходят дожди, когда разливается река Муруй, какие здесь почвы. Они не знали, как вспахивать землю и сеять семена, чтобы выращивать урожай, а не охотиться. Им нужен был поводырь. Нужны были боги.

Но боги Пантеона не желали помогать людям.

— Люди эгоистичны и мелочны, — заявил Эрлан-шэнь, величайший воин небес. — Их жизнь так коротка, что они не думают о будущем своей земли. Если мы им поможем, они истощат землю и переругаются. На земле не будет мира.

— Но они страдают, — возразила его сестра-близнец, прекрасная Саньшэнму. — А мы способны им помочь. Так почему бы этого не сделать?

— Ты слепа, сестра, — сказал Эрлан-шэнь. — Ты слишком хорошо думаешь о смертных. Они ничего не привносят в мироздание, и мироздание ничего им не должно. Если они не выживут, так тому и быть.

Он запретил богам Пантеона вмешиваться в дела смертных. Но Саньшэнму, более мягкая из близнецов, была убеждена, что брат слишком скор на суждения. Она составила план, как тайно спуститься на землю, в надежде доказать Пантеону, что люди достойны помощи богов. Но в последнюю минуту Эрлан-шэня предупредили о заговоре Саньшэнму, и он бросился за ней вдогонку. Пытаясь удрать от брата, Саньшэнму приземлилась неудачно.

Она три дня лежала на дороге. Скрывалась она под внешностью необыкновенной красавицы. А в те времена это было опасно.

Первый же встретившийся ей мужчина, солдат, изнасиловал ее и оставил умирать.

Второй, купец, забрал ее одежду, а саму бросил, чтобы не перегружать повозку.

Третий оказался охотником. Увидев Саньшэнму, он снял плащ и завернул ее. А потом унес в свой шатер.

— Почему ты мне помогаешь? — спросила Саньшэнму. — Ты же человек, а люди охотятся друг на друга. У вас нет сострадания. Вы лишь пытаетесь насытить свою жадность.

— Не все люди такие, — ответил охотник. — Только не я.

Когда они добрались до шатра, Саньшэнму уже была влюблена.

Она вышла замуж за охотника. Она многому научила людей его племени: как призывать дождь, как предсказать погоду по трещинам на черепашьем панцире, как воскурять благовония, чтобы ублажить богов плодородия в обмен на щедрый урожай.

Племя охотника процветало и распространилось по плодородным землям Никана. Разошлась молва, что на землю сошла живая богиня. У Саньшэнму появилось множество почитателей по всей стране. Жители Никана воскуряли благовония и возводили статуи в ее честь, в честь первой богини, о которой они узнали.

И в должный срок она родила охотнику ребенка.

Эрлан-шэнь наблюдал с небесного трона и злился.

Когда сыну Саньшэнму исполнился год, Эрлан-шэнь спустился в мир людей. Он поджег праздничный шатер, обратив гостей в панический ужас. Охотника он пронзил своим трезубцем и убил его. Он забрал сына Саньшэнму и сбросил его со склона горы. Потом схватил перепуганную сестру за горло и поднял ее в воздух.

— Ты не можешь меня убить, — просипела Саньшэнму. — Ты же связан со мной. Мы две половинки целого. Ты и сам не выживешь после моей смерти.

— Да, — согласился Эрлан-шэнь. — Но я могу заточить тебя в темницу. Раз ты так любишь мир смертных, я построю для тебя тюрьму на земле, и ты будешь сидеть там до скончания времен. Таково твое наказание за то, что посмела полюбить смертного.

Пока он говорил, в воздухе возникла огромная гора. Эрлан-шэнь оттолкнул сестру, и гора погребла ее под собой несокрушимой каменной темницей. Саньшэнму пыталась выбраться, но в темнице она утратила магические способности.

Многие года она чахла в каменной темнице. И каждая минута была пыткой для богини, которая когда-то летала по небесам.

О Саньшэнму существует множество сказаний. И много их о ее сыне, Воине Лотоса, он был первым шаманом в Никане, связующей нитью между богами и людьми. Рассказывают и о его войне с дядей, Эрлан-шэнем, ради освобождения матери.

О Чулуу-Корихе тоже ходили легенды. И о короле обезьян, высокомерном шамане, которого Нефритовый император запер на пять тысяч лет в наказание за наглость. Можно сказать, с этого и начался век легенд, потому что это было началом века шаманов.

Многое из этого правда. Но выдумок гораздо больше.