Опиумная война

Цзян остановился перед другим рисунком. На нем монахи выстроились в ряд у стены в одинаковых позах.

— Это же… — поразилась Рин.

— Первая фигура Сээцзиня. Да, — кивнул Цзян. — Бодхидхарма предупредил монахов, что главная задача боевых искусств — воспитание человека. Если использовать их правильно, можно получить мудрого руководителя, который видит сквозь туман и понимает волю богов. Боевые искусства служат не только военным целям.

Рин попыталась представить, что техники, которым учит Цзюнь, всего лишь оздоровительная гимнастика.

— Видимо, боевые искусства сильно изменились.

— Верно.

Цзян явно ждал от нее определенного вопроса.

Рин подчинилась.

— И когда боевые искусства стали использовать в массовой армии?

Цзян довольно качнул головой.

— Незадолго до Красного императора в империю вторглись всадники из Глухостепи на севере. Во время оккупации они ввели жестокие меры, чтобы контролировать местных жителей, включая запрет на ношение оружия.

Цзян снова остановился перед рисунком с ордой степняков на огромных скакунах. На их лицах застыли безумные варварские ухмылки. В руках они держали луки в половину собственного роста. Внизу были нарисованы дрожащие от страха никанские монахи, некоторых из них уже расчленили.

— Когда-то храмы были тихими и мирными прибежищами, а теперь превратились в святилища для повстанцев и центры планирования и подготовки к революции. Воины и сочувствующие должны были надеть монашеские рясы и побрить головы, но в храме их готовили для войны. В таких священных местах, как это, они замышляли изгнать угнетателей.

— И вряд ли бы им помогла оздоровительная гимнастика, — сказала Рин. — Пришлось изменить технику.

Цзян опять кивнул.

— Именно. Для обучения боевым искусствам в монастырях требовалось последовательно овладеть сотнями сложных, запутанных фигур. Это занимало десятилетия. К счастью, предводители восстания понимали, что такой подход неприемлем для быстрого создания войска.

Цзян повернулся и посмотрел на нее. Они добрались до верхушки пагоды.

— Вот так и появились современные боевые искусства, система, основанная, скорее, на биомеханике человека, чем на движениях животных. Огромное разнообразие техник — некоторые из них едва пригодны для бойца — выкристаллизовалось в набор основных фигур, чтобы обучить воина за пять лет, а не за пятьдесят. Этим основам и учат вас в Синегарде. Этим основам обучают в имперском ополчении. Вот чем занимаются твои однокурсники. — Он усмехнулся. — А я покажу тебе, как их превзойти.

Цзян был хорошим, хотя и нестандартным боевым инструктором. Он заставлял Рин держать ногу на весу долгие минуты, пока та не начинала дрожать. Заставлял уклоняться, пока метал в нее оружие из мешка. Заставлял делать это упражнение с завязанными глазами, а позже признался, что ему просто показалось это забавным.

— Какой же вы все-таки мерзавец, — сказала Рин. — Но ведь вы это и сами знаете, да?

Как только Цзян посчитал, что основы она освоила, они перешли к спаррингу. Занимались они этим каждый день по четыре часа. Они дрались голыми руками и с оружием, иногда Рин отбивалась голыми руками, а Цзян брал оружие.

— Состояние ума не менее важно, чем состояние тела, — объяснял Цзян. — В пылу драки твой разум должен быть спокоен и устойчив, как скала. Нужно удерживать равновесие по центру, все видеть и все контролировать. Все пять элементов должны быть сбалансированы. Слишком много огня — и ты будешь наносить удары слишком хаотично. Слишком много воздуха — и будешь драться слишком легковесно, перейдешь в оборону. Слишком много земли — и… Ты меня слушаешь вообще?

Она не слушала. Трудно сосредоточиться, когда Цзян тычет в нее боевой алебардой, вынуждая танцевать вокруг, чтобы ее не проткнули.

Метафоры Цзяна для нее мало значили, но Рин быстро научилась избегать ранений. Возможно, этого он и добивался. У нее развилась мышечная память. Рин обнаружила, что стоит ожидать от оппонента только определенных движений и комбинаций, которые могут оказаться успешными. И научилась реагировать на них автоматически. Научилась за несколько секунд до атаки предугадывать движения Цзяна, читать их по наклону корпуса и блеску в глазах.

Он беспощадно наседал. Когда Рин уставала, Цзян напирал сильнее. А если падала, атаковал, как только она поднималась на ноги. Рин научилась постоянно быть настороже, засекать боковым зрением малейшие движения.

Однажды она прижалась к нему бедром и, навалившись изо всех сил, перекинула его через правое плечо.

Цзян проскользил по каменному полу и брякнулся о стену сада, так что зашатались полки и чуть не свалились горшки с кактусами.

Пару секунд Цзян лежал, приходя в себя. Потом встретился взглядом с Рин и заулыбался.

Последний день Рин с Сунь-цзы оказался самым тяжелым.

Сунь-цзы больше не был милым поросенком, став на редкость жирным и вонючим чудовищем. Ничего привлекательного. Если Рин и нравились его преданные карие глаза, всю ее привязанность сводили на нет необъятные размеры Сунь-цзы.

Нести его в гору было пыткой. Сунь-цзы больше не помещался в корзину. Рин приходилось нести его на спине, ухватив за передние ноги.

Она уже не могла идти с той же скоростью, как когда носила Сунь-цзы на руках, но приходилось поторапливаться, иначе она рисковала остаться без завтрака, а что еще хуже — пропустить занятия. Она раньше вставала. Бежала быстрее. Ковыляла в гору, при каждом шаге хватая ртом воздух. Сунь-цзы лежал на ее спине, положив рыло ей на плечо и купаясь в утреннем солнце, пока мускулы Рин скрипели от натуги. Добравшись до водопоя, она опустила свинью на землю и рухнула.

— Пей, обжора, — проворчала она, пока Сунь-цзы резвился в ручье. — Жду не дождусь того дня, когда тебя зарежут и съедят.

На пути вниз солнце шпарило вовсю, и, несмотря на зимний холод, Рин обливалась потом. Она проковыляла через мясной квартал к домишке вдовы Маун и без всякой элегантности скинула Сунь-цзы на пол.

Он перекатился на ноги, громко завизжал и стал носиться по кругу за собственным хвостом.

Появилась вдова Маун с ведром бурды для свиньи.

— До завтра, — выдохнула Рин.

Вдова Маун покачала головой.

— Никакого завтра не будет. По крайней мере, для него. — Она почесала Сунь-цзы по рылу. — Сегодня вечером он отправится к мяснику.

— Что? Уже? — вытаращилась на нее Рин.

— Сунь-цзы уже набрал максимальный вес. — Вдова Маун похлопала Сунь-цзы по бокам. — Только посмотри на этого жирдяя. Мои свиньи никогда не вырастали такими здоровенными. Может, твой безумный учитель был прав насчет горной воды. Может, мне стоит носить туда всех свиней.

Рин понадеялась, что этого не произойдет. Легкие до сих пор горели. Она низко поклонилась вдове.