Опоздавшая

Карен отвернулась, чувствуя себя виноватой. Джефри опасается, что им не сделают предложение, а оно уже сделано, и притом — огромное. Она же ничего ему не сказала. Боже, кто перед кем должен извиняться? Она хотела подойти к нему, но он отвернулся. Она взяла его за руку.

— Джефри, пожалуйста! Послушай меня. Я никогда не хотела вести большой бизнес. Я хотела делать то, что я делаю. Сейчас у нас все хорошо. Мы не бедствуем. Бизнес идет не хуже, чем раньше. Мы выплатим наши долги! Я только что придумала потрясающую коллекцию для шоу в Париже. У нас прекрасное жилье, есть деньги на банковском счету. А раз у нас нет детей, то зачем нам очень большие деньги?

— Так значит, все сводится к этому? — сказал он, вытягивая свою руку из ее ладоней. — Дети? Что за проклятье, Карен, ты только и думаешь о них, даже в такое время, как сейчас. Не путаешь ли ты Божий дар с яичницей? Как ты вообще можешь сопоставлять одно с другим? Мы теряем единственный в жизни шанс. А только это сейчас и важно!

Она подумала о Перри, стоящим под дождем.

— Пошел ты к черту, Джефри! Ребенок — это тоже единственный в жизни шанс!

— Как и продажа собственного предприятия.

— Я не слыхала, чтобы кто-нибудь на смертном одре сожалел, что у него не хватило времени на деловые мероприятия. И не надо говорить мне, что я сопоставляю несопоставимое.

Она подумала, не сообщить ли ему о том, насколько он ошибается в оценке состояния дел. Ее так и подмывало ошарашить его, но она решила повременить с нажатием на эту кнопку. И вдруг раздражение прошло и осталось только сожаление. Джефри никогда раньше так не ошибался, не был таким уязвимым.

— И не смей говорить мне, что сейчас не то время. Мы говорим о нашем будущем, — уже спокойнее добавила она.

— Твое будущее! Твое имя! А как насчет моего будущего? До сих пор я считал, что твое имя — это и мое имя тоже. Мне хотелось бы, чтобы и ты не забывала об этом.

Он резко перевернулся и, случайно или нарочно, зацепил бокал вина, который полетел через комнату и ударившись об обеденный стол, разбился вдребезги. Осколки заскользили по полированной поверхности стола, рассыпались на белых сиденьях кресел, стукались о стены. Звон стекла не удивил и не остановил Джефри в его стремительном движении к окну, которое он открыл одним рывком. Он смотрел на улицу, стоя спиной к Карен. Стало очень тихо. Она слышала, как капают капли белого вина, стекая со стола. Она не двигалась. В этот момент она не только жалела Джефри, но и презирала его.

Она слышала его глубокий вздох. Он редко сдерживался, но сейчас явно пытался это сделать. Совладав собой, он повернулся к ней.

— Мне очень хотелось этого контракта.

— А мне — ребенка, — сказала она. — Но мы не можем всегда иметь все, что захотим.

Она повернулась и вышла, оставив его одного стоять у окна.

На следующее утро, когда Карен, проснувшись, продрала глаза, она увидела, что Джефри заполняет поднос для еды в постели на откидной крышке передвижного столика. На нем были кусочек дыни, круасоны, розетка сливочного масла и какое-то желе. Рядом лежали «Таймс», «W» и ежедневный выпуск «Женской одежды». Сервировку завершала вазочка с единственным бутоном белой розы. Карен поднялась и села, откинувшись на подушках.

— Кого я должна убить, чтобы заслужить такой сервис? — спросила она.

— Только меня, — ответил Джефри, устанавливая поднос на ее коленях. Он сел в ногах кровати и положил руку на ее ногу.

— Прости меня за вчерашний вечер, — сказал он. — Мне стыдно за все, что произошло.

Карен потянулась за чашкой с кофе, отпила глоток и кивнула с нейтральным видом. Примирение не будет легким.

Джефри был таким красивым, что трудно было устоять перед ним… Несомненно, он был избалован, как ребенок, и вокруг него всегда крутились женщины, начиная с Сильвии. Но более, чем кто-либо другой, он старался быть взрослым. Этот завтрак в постели был его извинением… Но неужели он думает, что может купить все, что хочет, за кусочек дыни? Он сидел у нее в ногах. Его густые с проседью волосы были аккуратно уложены, на нем была надета накрахмаленная и почти светящаяся в рассеянном утреннем свете, безукоризненно белая льняная рубашка. Его щеки были гладко выбриты, а на одном ухе еще оставался след от крема для бритья.

Она улыбнулась ему. Трудно было сдержать улыбку. Он старается, очень старается. За время их семейной жизни они ссорились не раз, и каждый раз, успокоившись, он шел на компромисс. Немногие мужчины способны на это. Но Джефри всегда оттаивал, как бы горяча ни была их ссора. И это лишний раз убеждало Карен, что он по-настоящему любит ее. Ей не приходило в голову, что не любовь, а нужда в ней заставляла его поступаться своим гонором.

— Послушай, у меня идея. «Настоящая сделка», — сказал Джефри.

Карен отставила чашку с кофе.

— «Настоящая сделка»? — переспросила она.

«Настоящие сделки» всегда означали что-то очень важное. Она посмотрела на него внимательнее.

— Как будем делить дивиденды? — пошутила она, но тут же серьезно добавила: — Так что ты придумал?

— Я думаю, что мы можем найти способ получить то, что нам хочется, причем такой, который устроит нас обоих, — сказал он. — Как насчет того, чтобы, получив предложение от Norm Со, если такое будет, ты соглашаешься продать наше предприятие, а я соглашаюсь помочь тебе заполучить приемного ребенка?

— Ребенка? — спросила Карен. — Ты согласен завести ребенка?

Джефри кивком подтвердил свое согласие.

— Но ты правда хочешь его?

Он плотнее охватил ее ноги.

— Послушай, Карен. Я делаю все, что могу. Я знаю, что сильно огорчил тебя, не желая брать приемыша, но я не хотел притворяться и скрывать свои настоящие чувства. Я очень хочу заключить контракт с Norm Со, ты очень хочешь младенца. Я могу понять твое желание, даже если сам не испытываю энтузиазма по этому поводу. Надеюсь, что и ты сможешь меня понять. Так как насчет того, чтобы заключить «настоящую сделку»?

Карен уставилась на него. Это он серьезно? А если так, то все ли с ним в порядке? Она чувствовала, как сердце ее сжалось. Неужели Дефина ошиблась, и для нее, Карен, исполнятся все четыре заветных желания?

— Не знаю, Джефри. Я не уверена, что надо торговаться по этому поводу. Я считаю, что ты не должен быть родителем по принуждению.

— Да, конечно. А ты не должна быть недовольной продажей К. К. Inc. Ведь, продав компанию, ты получишь больше времени для воспитания ребенка. Да и у меня будет больше свободного времени, которое я смогу посвятить живописи. Живопись и младенец. Неплохо для парня девяностых годов, вроде меня. Да и вообще, я не вижу другого выхода.

— Ты все это всерьез? — никак не могла поверить она, не отрывая глаз от смятых белых простыней.

Впервые за много недель ее сердце колотилось с надеждой, словно с нее скинули тяжелый груз.

— Ты думаешь, что у нас будет бэби, ползающий по этому пуховому одеялу?

— Да, и писающий на него. Как тебе нравится идея младенца, писающего на портхолтские простыни?

Карен засмеялась.

— Не знаю. Надо будет спросить у Эрнесты, — но тут же, оборвав улыбку, спросила: — А что, если нам не удастся заполучить младенца?