Оппозиция

Под ней - листовки.

Пересчитывает. Двадцать шесть штук. Семьдесят четыре раздал.

Данил берёт шестнадцать.

Шестнадцать надо раздать сегодня.

Шестнадцать антиправительственных листовок. Шестнадцать листовок, призывающих сменить власть, разрушить режим, убрать президента. Шестнадцать листовок, и за каждую можно получить уголовный срок.

Данил смотрит на фото отца. Потом на эти листовки. Обычные, распечатанные с цветного принтера.

Страшно.

"Интересно, а можно узнать, с какого принтера напечатали?
– думает он.
– Ерунда, принтеров сейчас полно. А можно узнать, с какого компа? Да чушь".

Он сложил эти листовки, сунул их в карман.

. . .

Уже было около шести часов - многолюдно. С тех пор как открыли метро и построили торговый центр - людей прибавилось.

"Нет, в своём районе не буду. Стрёмно", - подумал Данил.

Спустился в метро, проехал одну станцию - вышел на Достоевской.

Достоевская не такая людная. Данил вышел из метро на Суворовскую площадь, прошёл к Театру российской армии. Большое здание с пятиконечной крышей. Отец говорил, что раньше этот театр назывался Театром советской армии, а ещё раньше - красной. И что во время войны, чтобы укрыть театр от бомб, сшили специальный купол в форме звезды и накрыли крышу театра.

Данил встал у памятника Суворову. Суворов смотрел прямо на театр. И Данил смотрел тоже. Огромная растяжка с рекламой спектакля "ПОЛА НЕГРИ" висела напротив.

В театр стали заходить люди.

"Спектакли начинаются в семь, - подумал Данил.
– Сейчас или никогда".

Включил музыку на телефоне, чтобы всё заглушала, чтобы ничего не слышать.

В одном рюкзаке сникерс и Маркс,

"Оборона" и Леннон на поцарапанной R-ке,

Но самое главное - искры в глазах

И этот свет вряд ли быстро померкнет.

Огонь желания лучшего мира,

Агония власти, так надоело,

двести листовок, язык как рапира

И тёмной ночью он шагает на дело.

Под музыку собраться с силами было проще - и он пошёл прямо к людям.

Они брали листовки, привычно не обращая на них внимания, думая, что это реклама спектаклей, какие обычно раздают перед спектаклями.

Люди брали листовки, складывали в сумки, чтобы посмотреть в театре или дома.

"В театре откроют, а там..", - ему было весело от этой мысли, как будто он здорово всех перехитрил.

"А что там?" - вдруг подумал он и замер.

Все эти люди, приехавшие на дорогущий спектакль на машинах, неужели им будет дело до каких-то там листовок?

Данил остановился как поражённый.

Он потратил листовки зря. Никто не захочет их читать. Всё напрасно.

Он хотел уже было забрать свои листовки обратно, отобрать их у людей, которым только что раздал, но было поздно. Все уже зашли внутрь.

От обиды чуть не заплакал. Но взял себя в руки.

И пошёл домой пешком. Мимо гостиницы Славянка и мимо Екатерининского парка - почти бегом от этого театра.

Но он был и горд за себя. Он был совсем один - без Димы - и смог это сделать.

Он точно знал одно - отец бы его поддержал.

Четверг

(Директор)

В школьной раздевалке душно и грязно. Она решётками отделена от коридора - и такое ощущение, будто в тюрьме. Все толкаются, смеются, ругаются. Выясняют отношения. Потом жизнь затихнет на время - но перед первым уроком особенно буйно.

Данил стоит с Олей, загородившись развешанными куртками.

– Ну что, в субботу?
– Данил обнимает её.

От волос вкусно пахнет. Мягкие, длинные.

– Давай. Только я на ночь не смогу. Давай днём.

– Давай.

– А где? У меня родители.

– Я что-нибудь придумаю.

Так можно постоять ещё минут пять - потом прозвенит первый звонок, и все побегут.

Данил провожает Олю до её класса.

– В столовой встретимся, - она целует его в щёку.

Данил остаётся в коридоре. Сейчас прозвенит звонок на гимн. Но Данил не хочет идти. Стоять и смотреть на этого президента на стене. После митинга, после акции, после листовок.

Звонок звенит. Данил остаётся в коридоре.

– Бегом в класс, - мимо идёт куратор.

Он каждое утро обходит свои владения.

Данил с ненавистью посмотрел на него, но зашёл в кабинет. Сел.

Зазвучал гимн. Все встали.

Россия - священная наша держава,

Россия - любимая наша страна.

Могучая воля, великая слава -

Твоё достоянье на все времена!

Данил продолжал сидеть. И все постепенно стали смотреть только на него.

Музыка уже давно звучала - а Данил всё сидел, опустив глаза, и смотрел в пол.

От южных морей до полярного края

Раскинулись наши леса и поля.

Одна ты на свете! Одна ты такая -

Хранимая Богом родная земля!

Куратор подошёл к нему.

– В чём дело? Когда звучит гимн - мы встаём.

Данил встал. Куратор отошёл.

"Каждый день встаём как овцы, - думал Данил, - каждый день смотрю на этот портрет. Каждый урок. Хватит".

Президент по-прежнему висел на стене. Такой уже знакомый. Других президентов Данил не знал. Только этого. Данил вдруг подумал, что если бы этот президент вдруг умер, то людям бы ничего не сказали - и он продолжал бы висеть вот так на стенах.

"Может быть, уже давно правит кто-то другой.
– Думал Данил.
– А он всё висит. И все на него смотрят".

Данил посмотрел на Олега - тот стоял, вытянувшись во весь рост, в бардовом пиджаке.

От этого всего Даниле стало противно.

Музыка оглушала. Она звучала повсюду.

Широкий простор для мечты и для жизни

Грядущие нам открывают года.

Нам силу даёт наша верность Отчизне.

Так было, так есть и так будет всегда!

Данил не знал, что ему делать. И вдруг он сел.

– В чём опять дело?
– окрикнул куратор, перебивая музыку.
– Быстро встал!

– Нет, - сказал Данил.

– Вставай, - куратор закричал на Данила, но музыка стала громче. Он уже не мог её перекричать.

– Нет.

Куратор слегка коснулся мыском ботинка ног Данилы и хотел было силой поднять его - но это оказалось не просто. Данил не был особенно высоким и сильным, но он был в отца - и природное упрямство всегда делало его несгибаемым. И Данил не встал.

– Так и будешь сидеть?