Оправдать любой ценой

Ровно в десять я ждала Аясова у подъезда. Он немного опоздал, объяснив это тем, что «счастливые часов не наблюдают».

– Вы бы видели, как у моей дамы сверкали глаза, а ее улыбка… Как порой такие мелочи, как игрушка или ужин при свечах, могут подарить столько эмоций.

– Смотрю на тебя и завидую белой завистью.

– Ничего, Татьяна Александровна, когда-нибудь и в вашей жизни появится достойный человек.

– Ох, мне остается только мечтать, – отшутилась я. – Немногие мужчины, что у меня были, – лишь мимолетные увлечения, чтобы убить время и самой не умереть от скуки, не более.

– Страшная вы женщина, Татьяна Александровна. Красивая, но страшная. Я бы даже сказал, роковая.

Улыбка слегка тронула мои губы. Сколько раз меня так называли? Сколько мужчин уходили, бросив эти слова? А сколько еще уйдут, хотя, если честно, уж лучше бы и не приходили. После расставаний не остается ни боли, ни соплей и страданий, скорее, разочарование, скука и дежавю с противным привкусом грусти.

– Мы с вами совсем заговорились, Татьяна Александровна. Пора бы уже ехать.

– Поедем на машине, – я указала на арендованную темно-красную «девятку», – когда-то у меня была такая. – На самом деле эту машинку я взяла на время у старых знакомых. Зная, что предстоит копаться в делах бандитов – а они бывшими, как известно, не бывают, – выбрала оптимальный вариант. За невзрачной внешностью старушки автопрома скрывалась рабочая лошадка с бронированными стеклами, укрепленными дверцами и мощным двигателем.

– А что же сейчас?

– А сейчас пора бы пересаживаться на что-то более удобное, но для привлечения наименьшего внимания поедем на этой. К тому же люди с машинами, как у меня, вряд ли ездят на свалку.

Венчик услужливо, словно дворецкий, открыл мне дверь и помог сесть. Мне такие жесты казались наигранными, фальшивыми и ненастоящими от любых мужчин, кроме Аякса. Для него галантность и желание помочь даме были чем-то обыденным и само собой разумеющимся. Этакий гусар в современном мире.

Едва мы тронулись, Венчик завел рассказ о мире, бытии и философии. Какому-нибудь философу или хоть как-то этим интересующимся было бы интересно послушать его, но только не мне. От бесконечного потока слов начинало клонить в сон. После пятого или шестого зевка мой «собеседник» обидчиво подметил:

– Татьяна Александровна, во-первых, зевать с настолько открытым ртом неприлично. У людей, мало знакомых или же еще не удостоившихся познакомиться с вами, может сложиться впечатление, что вы дурно воспитаны. В приличном обществе это моветон. А во-вторых, неужели мои рассказы ни капли вас не заинтересовали?

– Если честно, я совсем далека от всего, что вы говорите, – я перешла на «вы», поскольку знала: Аякс трепетно относится к таким мелочам. – Я бы с удовольствием обсудила с вами древнюю литературу или высказывания Платона, если бы понимала хоть что-то. – Я старалась говорить мягче, боясь, что Венчик обидится и откажется показывать мне Восточную башню. – И надеюсь, мы можем найти общую тему.

– Что ж, спасибо за откровенность, – он задумчиво осматривал пролетающие мимо дома и магазины, – кажется, я знаю, на что вы намекаете.

– Да? И на что же? – нельзя было прямо говорить Аяксу, что мне интересна информация о «Востоке» и Балу, ибо тогда он заломит цену и за эту информацию. – Опять вы говорите загадками.

– Я говорю о Восточной башне и, скорее всего, о так называемой ОПГ «Восток». Страшные люди, культурные маргиналы и экзистенциально потерянные персоны, должен вам доложить.

– Неужели? Как я могу судить, вы много о них знаете. Поделитесь, если не секрет? Нам все равно еще долго ехать.

– А чего же не поделиться? Я ведь не работаю и никогда не работал из убеждений и принципов. Зачем мне гнуть спину, чтобы кто-то другой наживал себе состояние? Лучше уж самому устраивать свою жизнь. Чем я, собственно, и занимался уже тогда, в девяностые. Хорошие были времена – рыба тогда была вкуснее и дешевле, а способов заработать – больше.

– Мне кажется, мы ушли от темы.

– Да-да, я тогда собирал металл и бутылки на свалках. Тогда не было новомодных сортировок, и там жгли все, что привозили. Тогда-то я и познакомился с тогдашним главарем «Востока» – Сергеем Анатольевичем.

«Череп! – сразу сообразила я. – Ничего себе у него знакомства были!»

– У них там кто-то случайно выбросил часики дорогие, ну а я как раз их нашел. Ничего у них не просил за них. Отдал и отдал, чего бы не помочь людям. А они, вы только представьте, на следующий день приехали на черных тонированных иномарках, говорят: «Друг, проси, что хочешь. Все дадим». Оказывается, часики-то эти были подарены Сергею Анатольевичу покойным отцом, весьма ценная вещица, с точки зрения памяти. Ну а я – доброе сердце – отмахнулся, мол, зачем мне ваши побрякушки?

– А они чего?

– Обижаешь, говорят. Хотели мне машину подарить, дачу за городом. Да только я, знаете, как думаю? – Он выдержал небольшую паузу, подбирая слова: – Как пришло, так и уйдет. Тогда время такое было. Как узнают, что у тебя что-то вдруг появилось, так сразу начнется – откуда, как заработал, кто дал, за что, а не спекулянт ли ты? От зависти сожгли бы через месяц, к бабке не ходи.

На этой ноте мы замолчали. За окном пролетали яркие вывески с не менее яркими призывами. Кажется, скоро выборы, вот кандидаты и проводят свои компании и, как всегда, много обещают.

Я довольно широко улыбнулась и почти хихикнула. Помнится, четыре года назад один из кандидатов обещал одновременно закрыть лакокрасочный завод, ибо тот катастрофически сильно загрязнял воздух, и дать до двух тысяч новых мест, не строя новых предприятий. Как он это собирался сделать? Я до сих пор не знаю и, наверное, никогда не узнаю, потому что его не выбрали.

Аякс долго не мог ехать молча, поэтому принялся мурлыкать себе под нос песни конца прошлого века. Среди них я различала знакомый мне шансон, который любили родители. Помню, вечерами, когда я уже ложилась спать, в соседней спальне старенький приемник запевал «Калинку-малинку» или что-нибудь на иностранном языке. Мне до сих пор иногда снится, как папа колдует над шипящим, как гадюка, приемником, и через несколько секунд из него вновь вырывается «Калинка, калинка, калинка моя…».

– Что-то хорошее вспомнили?

– Детство, Венчик, детство. А как ты понял?

– Так у вас на лице все написано.

– Чего написано? – я посмотрела в зеркало. – Лицо как лицо.

– Ну не скажите, Татьяна Александровна. Человек может быть вечно серьезным, строит из себя деловую и занятую ячейку рабочего коллектива, но стоит только на секунду вспомнить что-нибудь теплое, например задуматься о семье, которая ждет тебя дома, или резко нахлынут воспоминания из детства, и все – нет больше хмурого выражения лица, да и глаза блестят по-другому. Вот такое лицо у вас было. А сейчас вот опять прежнее.

Я снова посмотрела в зеркало. Лицо и лицо, глаза такие же, улыбаюсь я разве что по праздникам или в случае успешного закрытия дела. Из изменений только еще одна парочка появившихся морщинок, но мама говорила, что это оттого, что много думаю.

– Может, стоит меньше думать? – почему-то вслух спросила я.

– Боитесь, что появятся морщины?

– Не понимаю, как вы постоянно угадываете?

– Поживете с мое, тоже так сможете, – он вытащил из внутреннего кармана помятую пачку сигарет и кинул на меня вопросительный взгляд: – Не против?