Опустошённый (You are Empty)

Скомкав записку и бросив её на столик, я перехватил поудобнее автомат и вышел из гримёрки. Последние двойные двери направо вели в помещение за сценой. Звук симфонического оркестра стал просто невыносим. В голове началась ужасная вибрация, такая, что я едва не потерял сознание, упав на колени. В голове прошелестел тихий голос:

– Володя, ты убийца! Ты думаешь, что сможешь что-то изменить?

Вдруг внезапно, оркестр перестал играть, и я очнулся. Я поднялся на ноги, оглядываясь вокруг. Никого рядом не было.

– Кто тогда мне это сказал?

Пришло странное чувство того, что за мной кто-то наблюдает. Я встал и направился вдоль каких-то разваленных декораций. Впереди был помост с тремя ступеньками наверх. Я услышал чей-то громкий сдавленный голос, доносившийся со сцены:

– После Великой Октябрьской Революции мы очистили нашу Родину от таких ублюдков и империалистов, как вы. Колчаковцы, деникинцы, чехи – все вы мечтаете уничтожить нас, и жить за счёт бедного крестьянства.

Я выглянул из-за огромной занавески на сцену. Спиной ко мне стояли четыре красноармейца с винтовками наперевес. Слева от них стоял столб, на котором висел человекв белом парадном мундире. Полный мужчина средних лет с повязкой на глазах. Он явно пытался вырваться, но верёвки, стягивающие его вокруг столба, держали его крепко.

– Что они собираются с ним делать?

Тем временем, хриплый голос продолжал:

– Вы полагаетесь на буржуев-бизнесменов из США или этим империалистам из Франции и Англии. Не думаете ли вы, что они спасут ваше положение на фронте?

В ответ связанный лишь прокричал:

– Ненатурально, товарищи, не верю! Нет реализма, прибавить грубости в тоне! И где опять этот Матвеев?

– Ваше последнее слово, генерал, - пробасил неизвестный и тут же раздался жуткий треск помех.

– Это запись! Они используют в своём спектакле репродуктор. Что за чертовщина?

– Давайте к сцене расстрела, - крикнул связанный.

Я схватился за автомат, прицелился в ближайшего красноармейца. Я понимал, что сейчас будет, но мешкал с выстрелом.

– Во- первых, я не смогу справится с ними с четырьмя сразу. Во-вторых, этот связанный может оказаться таким же безумцем, как и они.

Но тут я увидел, как на груди связанного висел какой-то мелкий но длинный предмет. Ключ! Наверняка, от двери, ведущей на крышу. Тем временем из репродуктора послышался вопль:

– Взбесившихся собак я требую расстрелять!!!!

Красноармейцы вскинули к плечу свои винтовки и дали залп по расстрельному столбу. Мужчина обмяк и повис на верёвках. В этот момент я выскочил на сцену и открыл длинную очередь навстречу противнику. Крайний левый красноармеец каким-то образом устоял, получив порцию пуль в бок. Слегка пригнувшись, он выставил вперёд свою «трёхлинейку». Теперь уж мой левый бок пронзила тупая боль, и я, выронив автомат, упал на пол. Красноармеец взмахнул винтовкой, намереваясь добить меня штыком, но я одним резким движением выхватил из-за пояса пистолет. ТТ выпустил две пули, которые вошли в череп моего противника. Перекатившись, я услышал выстрел, но вовремя приподнявшись и, вытащив из-за спины карабин, прицелился. Единственный оставшийся в живых красноармеец передернул затвор «трёхлинейки» и уже прицеливался. Мой выстрел оказался первым:пуля вошла в грудь красноармейцу, и он не смог ответить мне выстрелом. Вторая пуля уложила противника наповал и он медленно рухнул на сцену, показывая поистине театральную смерть.

Вскочив на ноги, я ощутил, как из свежей раны обильно течёт кровь. Времени не было, подхватив автомат и пистолет с пола, закинув СКС за спину, я подскочил к трупу администратора и снял ключ с его шеи. Двойные двери распахнулись с треском, и в зал вбежали солдаты. Откуда они тут появились – непонятно. Выхватив гранату из-за пояса, я выдернул кольцо, метнул её вперёд и бросился вперёд на ходу, паля из ППШ. Солдаты ответили мне плотным огнём из своих автоматов, но я к тому времени упал в оркестровую яму, как в зиндан. Раздался оглушительный взрыв, и я, оглядевшись, не обнаружил никаких безумных музыкантов.

– Кто же тогда играл? Хм, вполне возможно… это была тоже запись с репродуктора.

Поднявшись, я спустился по лестнице за кулисы, сжимая в руке ключ. В театре становилось жарко. Пора было забирать выжившего с крыши и линять отсюда. На лестнице я, скорчившись от боли, упал на одно колено.

– Серьёзно он меня штыком зацепил.

Резво сбросив карабин и вещмешок, я нашёл в своих запасах бинт и перекись из аптеки. Сняв китель, я сорвал с себя окровавленную майку и приступил к обработке раны. Порезы и раны, который делает штык винтовки Мосина всегда глубокие и рваные. Они долго заживают и сильно болят. Но в моём случае, штык «трёхлинейки» прошёл вскользь, слегка вспоров кожу. Но кровь сильно текла. Обработав рану перекисью, я перевязал торс в месте пореза бинтом, затянул как следует. Порядок. Надев китель на голое тело, застегнул все пуговицы, надел на плечи рюкзак и СКС, взял в руки автомат, приподнялся. Боль в боку стала резкой, ноющей.

– Ничего, привыкну. В крайнем случае, у меня есть ещё обезболивающее. Оно не даст мне мучиться. Теперь главное – освободить того парня!

Вернувшись к запертой двери, я взял в руки ключ, вставил его в скважину и повернул. Замок открылся, дверь распахнулась.

– Слава Богу, я теперь смогу выбраться отсюда, - услышал я знакомый голос.

Передо мной предстал молодой человек лет двадцати двух, с тонкими конечностями и худощавого телосложения. Его вытянутое лицо было каким-то отрешённым от всего. Длинные каштановые волосы уложены в аккуратный пробор на макушке. Одет он был в голубое трико с оборкой: по всей вероятности, он – танцор в этом театре.

– Ты в порядке? – спросил я, - Я – старший лейтенант Серов, можно Володя.

– Всё в порядке, - лишь ответил танцор, - Если тебе нужно на крышу, то ты теперь можешь пройти туда! А мне пора спешить.

Что-то неправильное было в его облике, что-то нечеловеческое. А затем я понял: глаза. Широко раскрытые, вращающиеся зрачки, неестественный блеск во взгляде.

– Он тоже обезумел!

– Я – люблю – танцевать! – довольно произнёс танцор и начал крутиться вокруг своей оси.

– Прекрати немедленно! – попросил грубо его я.

Я был готов поднять свой автомат, но тут позади меня грохнул выстрел, и танцор рухнул на пол. Резко обернувшись, я выпустил короткую очередь в чекиста, поднимающегося по лестнице со своим «Маузером». Спасённый мной танцор был мёртв – аккуратное пулевое отверстие во лбу. Глаза выпученные и остекленевшие, глядели в потолок.

– В любом случае, я не смог бы составить ему компанию. Он был одним из НИХ.

Услышав шаги внизу, я встал и, превозмогая боль в раненом боку, ринулся в открытую дверь. Похоже, театр окружали и пришли за нарушителями спокойствия. Очутившись на чердаке, я почувствовал запах гари.

– Этот сумасшедший пытался развести костёр, чтобы привлечь к себе внимание. Неужели ему нужно было так выбраться отсюда?

На чердаке валялись старые декорации, газеты, афиши, мебель. В центре из всего этого хлама было пепелище, которое ещё тлело. Крыша в этом месте прохудилась, и из большой дыры было видно поддёрнутое серыми кучевыми облаками небо. Пройдя через все эти препятствия на своём пути, в конце чердака я нашёл металлическую дверь.

– Чтож, придётся мне уходить по крышам. Солдаты наверняка перекрыли все пути к отступлению. Выбора нет.