Опустошители
Шрифт:
Заговорил он срывающимся от волнения голосом, но уже обретал нужную самоуверенность. И даже на мгновение отвел глаза от Рюйтера:
— Я надеялся, что вы придете, Клевенджер, — сказал он с чувством. Парень, похоже, позабыл, что мы не пили братской чаши, и не клялись в обоюдной дружбе до гроба... — Только поэтому не дал девчонке удрать. О да, голубушка, я все прекрасно приметил. И понял: ты бежишь за маменькой, а она — у американского частного детектива. Дружная семейка, ничего не скажу. Помогите, Клевенджер.
Говорил он почти небрежно, однако глаза, шнырявшие от Ганса ко мне и
— Чем же помочь, amigo?
— Подберите вон тот пистолет. И подержите гостя на мушке, покуда я вытрясу из женщин кой-какие сведения... Осторожно, между нами не суйтесь! Парень хитер и опытен.
Я даже не огрызнулся, хотя отнимал оружие у хитрых и опытных парней, когда Фентон еще отнимал конфеты у младшего братишки. Или сестренки. Если таковые имелись. Я попросту приблизился к Рюйтеру по всем правилам, поглядел в упор. Пистолет покоился подле самых ног пленника. И сторониться, чтобы я поднял его, Ганс де собирался.
— Когда скажу, — процедил я, — сдвинешься влево на пол-ярда, иначе ударю носком ботинка в пах. А ежели сдвинешься на пол-ярда и один дюйм — ударю дважды. Еще и стволом по голове добавлю... Готов? Отступай!
Дженни, разумеется, пристально изучала меня, обнимая дочь за плечи. Но о миссис Дрелль я задумывался меньше всего. Стоя спиною к Ларри, осыпая Ганса раздраженными угрозами, я незаметно подмигнул немцу. Величайшей заботой моей был господин Рюйтер, и следовало втемяшить ему, что рядом — не враг, а помощник. Иначе Ганс мог испортить всю затею, коль скоро начнутся решительные действия.
Затею, правда, мог испортить кто угодно, и все же из них троих Рюйтер был самым опытным и опасным. Я увидел, что глаза его еле заметно расширились. Я подмигнул опять и угрожающе шагнул вперед.
Рюйтер пожал плечами и подался в сторону.
Подобрав пистолет с глушителем, я проверил обойму и не обнаружил никаких неполадок. И обзавелся достаточно тихим огнестрельным приспособлением. Оставалось лишь развернуться и выпалить. Единственное средство урезонить возбужденность сопляка с револьвером.
Я знал это и знал, что застигну зеленого, безмозглого Ларри врасплох, и понимал, что именно этого и потребовал бы Мак и приветствовал бы мой поступок — во всяком случае, не осудил. Я получил предварительное прощение любых грехов.
Но пистолет по-прежнему был величиною неизвестной. Только в кино возможно поднять первый попавшийся ствол и лихо гасить свечи либо тузов простреливать на расстоянии пятидесяти ярдов. Правда, Рюйтер — профессионал и навряд ли пользуется пистолетом, у которого большой разброс или иной недостаток.
Я медлил недопустимо и сам сознавал это, Всего смешнее, жалел Фентона. Бедный межеумок доверился мне всецело. Он колотил меня по челюсти, пинал в ребра, но теперь уповал, что я — честный американец и не подведу его перед лицом общего противника. Впору было самому застрелиться от злости на собственное слюнтяйство, но я не мог — повторяю, не мог проделать отверстие в безмозглом фентоновском
черепе, не испробовав для начала менее радикальных методов.В конце концов, успокоил я служебную совесть, передо мной не закаленный знаток, вроде Маркуса Джонстона. И, если подобраться поближе, можно слегка пришибить Ларри, не причиняя серьезных увечий... Отпустив затвор, я прицелился в Ганса.
— О`кей! — объявил я, безотрывно глядя в глаза немцу. — О парне позаботились. Шевельнется — изрешечу.
И вновь подмигнул.
Ганс ответил микроскопическим кивком, давая понять, что понял, уяснил, уразумел. Ни на секунду не обольщаясь мыслью о возникшем двустороннем соглашении, стоило все же рассчитывать на выдержку Рюйтера. Он посмотрит, какую предлагают помощь — тем паче, что предлагают задаром.
Созерцая немца, я не мог не вспоминать мертвую девушку в гостинице “Лосиная Голова” и не думать о поставленном на боевой взвод, направленном в брюхо Рюйтеру испанском пистолете с глушителем. Но Мак настрого велел оберегать и холить Ганса. Личная ненависть не учитывается, утолять ее возбраняется, говаривал он еще в дни войны.
— Так-с, миссис Дрелль! — зашипел где-то за моею спиной Ларри Фентон. — Пожалуйте в это вот креслице!
Я чуток подвинулся — так, чтобы и Рюйтера видеть, и за событиями краешком глаза наблюдать. Это, во-первых, казалось движением естественным, а во-вторых, на пару футов сократило расстояние до Ларри.
Женевьева поколебалась и села в указанное кресло. Пенни шагнула ей вослед.
— Нет уж, девочка, — процедил Фентон. — Ты уж, пожалуйста, не бегай. Повернись к дяде спинкой. Сомкни руки позади.
Мгновение-другое Ларри примеривался, потом внезапно ухватил Пенелопино запястье, вздернул к лопаткам, держа юную особу за подбородок, не давая согнуться. Пенни завопила благим матом. Дженни охнула, попыталась вскочить, но тут же осела.
Ибо Фентон отпустил физиономию прыткой девицы, выдернул из-за пояса револьвер, приставил к виску Пенелопы.
Я изобразил негодующее восклицание, сделал непроизвольный, хорошо рассчитанный шаг в сторону федерального агента и выиграл еще два фута.
— Эй, парень, ты спятил?
— Не вмешивайся! Следи за пленным! И не вмешивайся!
Голос Фентона звенел истерикой.
— Миссис Дрелль, мы устали гоняться за нужной вещью. И не выпустим из Канады ни ее, ни вас, ни вашу дочь, ни этого красавца! И вы сию минуту скажете, куда переслали эту вещь. Иначе услышите, как трещит переломленная ключица. Ключица этой девки! Мы устали играть в сыщики-разбойники, миссис Дрелль!
Дженни облизнула губы. Веснушки на побелевшем лице проступили еще ярче.
— Мы? — выдохнула она. — Где ваш напарник? Он ведает, что вы здесь вытворяете? Ларри еле заметно вздрогнул.
— Не ваше дело. Мистер Джонстон связывается с Вашингтоном. А я действую своими способами.
Что ж, не впервые молодой и глупый агент пускается во все тяжкие, дабы в отсутствие старшего стяжать себе лавры героя... Сплошь и рядом он числится героем посмертно. Причем героем тупоголовым.
Я выиграл еще три дюйма, но Фентон уже метнул через плечо беспокойный, подозрительный взгляд. Пришлось остановиться.