Опять Вавилон
Шрифт:
В пять он сел в такси и отправился покупать Питерсам подарки, каждому особый, - задорную тряпичную куклу, ящик с солдатиками в одежде римских воинов, цветы для Марион и большие полотняные носовые платки для Линкольна.
Видно было, когда он приехал, что Марион смирилась с неизбежным. Теперь она его встретила, как члена семьи, непутевого, но своего - до сих пор он был посторонний, был опасен. Онории сказали, что она уезжает, и Чарли с удовольствием отметил, что у нее хватило деликатности не слишком показывать, как она счастлива. Она улучила минуту, когда сидела у него на коленях, и только тогда шепнула ему на ухо: "Ура!" - шепнула: "А
Они с Марион остались в комнате одни, и Чарли под влиянием минуты отважился заговорить:
– Болезненная это штука, распри между родными. Как-то не по правилам протекают. Не болячка, не рана - так, трещина на коже, которая никак не затянется из-за того, что не хватает ткани. Хорошо бы, у нас с тобой немного наладились отношения.
– Не всякое легко забывается, - отозвалась она.
– Сначала надо, чтоб было доверие.
– Он не ответил, и, помолчав, она спросила: - Ты когда думаешь ее забирать?
– Сразу, как найду гувернантку. Послезавтра, я полагал.
– Послезавтра - ни в коем случае. Мне еще приводить в порядок ее вещи. В субботу, не раньше.
Он покорился. В комнату вернулся Линкольн, предложил ему выпить.
– Выпью положенное, - сказал Чарли.
– Виски с содовой.
Здесь было тепло, люди были у себя дома, люди сошлись к очагу. Дети держались очень уверенно, с достоинством; отец и мать чутко, внимательно наблюдали за ними. У родителей были заботы поважней, чем приход гостя. Что, в самом деле, важней для Марион - вовремя дать ребенку ложку лекарства или выяснять отношения с родственником. Не скучные люди, нет, просто жизнь крепки прижимает, обстоятельства. Чарли подумал, нельзя ли как-нибудь вытащить Линкольна из банка, где он тянет лямку.
Протяжный, заливистый звонок в дверь; через комнату в коридор прошла bonne a tout faire[*Прислуга (франц.)]. Под второй протяжный звонок дверь открылась, трое в гостиной выжидательно подняли головы. Ричард придвинулся на такое место, откуда видно, что происходит в коридоре. Марион встала. Прислуга пошла обратно по коридору, за нею по пятам надвигались голоса, они вышли на свет и приняли образ Дункана Шеффера и Лорейн Куолз.
Им было весело, их разбирал отчаянный смех, они покатывались со смеху. Чарли в первые секунды остолбенел, тупо соображая, каким образом они ухитрились пронюхать, где живут Питерсы.
– Ая-яй!
– Дункан шаловливо погрозил Чарли пальцем.
– Ая-яй!
Их скорчило в три погибели от нового приступа смеха. В тревоге и замешательстве Чарли торопливо поздоровался, представил их Линкольну и Марион. Марион, почти не разжимая губ, кивнула. Она отступила к камину; с ней рядом стояла дочь, и Марион одной рукой обняла девочку за плечи.
Закипая от досады, Чарли ждал объяснений. Дункану понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.
– Пришли звать тебя обедать, - сказал он.
– Ломается, видите ли, играет в прятки - мы с Лорейн требуем, чтобы это прекратилось.
Чарли подступил ближе, незаметно тесня их назад, к коридору.
– Не могу, к сожалению. Скажите, где вас найти, и через полчаса я позвоню.
Это не возымело действия. Лорейн с размаху криво плюхнулась на стул, и в поле ее зрения попал Ричард.
– Боже, чей это такой милый мальчик!
– вскричала она.
– Поди сюда, милый!
Ричард оглянулся на мать и не тронулся с места. Лорейн демонстративно пожала плечами
и снова повернулась к Чарли:– Идем пообедаем. Пожалуйста. Родные не обидятся. Так редко видимся. Вернее, р-робко.
– Я не могу, - сказал Чарли отрывисто.
– Вы обедайте без меня, я позвоню потом.
У нее вдруг сделался неприятный голос.
– Хорошо, мы уйдем. Я только помню случай, когда вы дубасили ко мне в дверь в четыре утра. Вас приняли и дали выпить, - так люди поступают с приятелями. Идем, Дунк.
Все еще заторможенные в движениях, с набрякшими и злыми лицами, они нетвердой походкой удалились по коридору.
– Всего хорошего, - сказал Чарли.
– Всего наилучшего!
– едко отозвалась Лорейн.
Когда он вернулся в гостиную, Марион стояла как вкопанная на том же месте, но теперь подле нее, в полукольце другой ее руки, был и сын. Линкольн все раскачивал на коленях Онорию, туда-сюда, словно маятник.
– Безобразие!
– взорвался Чарли.
– Нет, каково безобразие!
Никто не ответил. Чарли присел в кресло, взял свой стакан, поставил обратно.
– Два года людей в глаза не видел, и у них хватает наглости...
Он не договорил. Потому что Марион стремительно, яростно выдохнула: "А-ах!" - круто, всем телом, повернулась и вышла из комнаты.
Линкольн бережно спустил Онорию на пол.
– Садитесь-ка, дети, за стол, суп стынет, - сказал он и, когда они послушно скрылись в столовой, прибавил, обращаясь к Чарли: - У Марион неважно со здоровьем, ей дорого обходятся встряски. Она в буквальном смысле слова не переносит подобного рода публику.
– Я их не звал сюда. Они сами у кого-то выпытали, где ты живешь. И умышленно...
– Очень жаль, одно могу сказать. Во всяком случае, это не упрощает дело. Извини, я сейчас.
Он вышел; Чарли замер в кресле, подобрался. Было слышно, как едят в соседней комнате дети, односложно переговариваются, успев забыть о неурядице между взрослыми. Из другой комнаты слышались невнятные на отдалении обрывки разговора, звякнул телефон, когда с него сняли трубку, и Чарли в смятении отошел в другой конец комнаты, чтобы не получилось, что он подслушивает.
Через минуту вернулся Линкольн.
– Вот что, Чарли. Похоже, обед сегодня отменяется. Марион плохо себя чувствует.
– Рассердилась на меня?
– Есть отчасти.
– Линкольн говорил резковато.
– Не по ее силам...
– Ты что, хочешь сказать, она передумала насчет Онории?
– Сейчас, по крайней мере, она слышать ничего не хочет. Сам не знаю. Лучше позвони мне завтра в банк.
– Объясни ты ей, пожалуйста, я понятия не имел, что эти люди могут сюда явиться. Я сам возмущен не меньше вашего.
– Сейчас не время ей что-то объяснять. Чарли встал. Он взял пальто, шляпу, сделал несколько шагов по коридору. Он открыл дверь в столовую и проговорил чужим голосом:
– Дети, до свиданья.
Онория вскочила из-за стола, подбежала и крепко обхватила его руками.
– До свиданья, доченька, - сказал он машинально и спохватился, стараясь говорить мягче, стараясь еще умилостивить неизвестно что.
– До свиданья, ребятки.
V
Сгоряча он отправился прямо в бар "Рица", думая застать там Лорейн и Дункана, но их не было, да и все равно, здраво рассуждая, что он мог бы сделать. У Питерсов он даже не пригубил свой стакан и теперь взял себе виски с содовой. Подошел Поль, поздоровался.