Опыт нелюбви

– Совсем ты опьянела, – хихикнула Сашка, – раз длинное слово выговорить не можешь. Ну и ладно! Я тоже пьяная. А как ты хотела про секс узнать? Не попробуешь – не узнаешь.

– Но он… Этот Длугач… Он, понимаешь, совсем другой… Как… Как Колька Ветчинкин – в Кофельцах, помнишь?

– Олигофрен, что ли? – удивилась Сашка. – Ты же говорила, он твой начальник.

– Да нет! То есть да, начальник. Возможный. Но он не потому на Кольку похож, что олигофрен, а потому что… Или не на Кольку, а на всех остальных… Он – другой, понимаешь? Вот мы с тобой одни, и с Любой, и с Царем, а он – совсем другой. У Рубцова стихи есть: «Лучше разным существам в местах тревожных не встречаться». Вот мы с ним – разные существа, я это чувствую, я это даже знаю!

– Сейчас же перестань знать, – приказала Сашка. – Перестань думать – начни жить! Дай ты себе наконец такую возможность. И будешь счастлива. На свидание к нему пойдешь, обязательно выпей, – посоветовала она. – Не вусмерть, конечно, напивайся, а так, для храбрости прими.

– Я и без выпивки храбрая. – Кира почувствовала, что голова у нее откидывается назад и глухо стукается о стенку. – Я его совсем не боюсь… Да. Я его даже хочу, вот что! И… я спать пойду, ладно? – жалобно попросила она. – Ты сиди, Саш, сиди…

– Может, тебе мятной воды сделать? – забеспокоилась Сашка. – А, Кир? А то ты что-то сильно опьянела.

Мятная вода являлась самым легким способом вытрезвления. За ней следовал нашатырный спирт, который следовало разболтать в воде и выпить, чтобы прийти в себя мгновенно. К десятому классу вся их честная компания освоила эти способы не хуже, чем способы незаметной доставки портвейна из магазина домой в обертке из лаваша.

– Не надо, – покачала головой Кира. – Мне хорошо. Мне легко. Я усну и во сне его увижу.

– Раз так, то ладно, – давясь смехом, кивнула Сашка. – Только сильно-то к нему хоть во сне не присматривайся. Закрой глаза и отдайся страсти.

Глава 11

«Снова напиться, что ли?» – подумала Кира.

Она подумала об этом с самым настоящим отчаянием. Все валилось у нее из рук, а взгляд в зеркало доводил до слез. Она не нравилась себе категорически, бесповоротно! И дело было даже не в том, что себе не нравилась, а в том, что сознавала: она не может понравиться никому, потому что производит впечатление абсолютно бестолковое.

Будь Кира советом директоров, она ни за что не доверила бы сколько-нибудь солидный пост женщине, у которой юбка собирается бесформенными поперечными складками и едва не расходится по швам из-за непотребной округлости бедер, а блузка на груди натянута так, что, кажется, вот-вот пуговицы во все стороны брызнут. И на пиджаке то же самое.

Пиджак Кира застегивать не стала: все-таки меньше будет заметно, что он ей тесен. А тесен он ей стал потому, что в издательстве «Транспорт» деловой костюм был ей не нужен, и она сто лет его не надевала. Ну, по крайней мере, месяца два. И это были два зимних месяца, и как всегда зимой, она за это время, конечно, поправилась.

Как назло, обнаружилось это непосредственно перед выходом из дому. Кира выгладила костюм с вечера, но примерить его не удосужилась. И вот теперь пожалуйста, любуйся в зеркало, как твои дурацкие формы его распирают!

Кира уныло провела щеткой по голове. Волосы у нее мало того что были какие-то разноцветные, так еще и лежали странно: и не вились, и ровными не были. Ее прическа являла собою из-за этого нечто вроде торчащих в разные стороны перьев курицы-пеструшки, и что с ними можно сделать, было непонятно. Во всяком случае, Кира этого не понимала.

Она вообще ничего во всем этом не понимала – как одежду выбирать, как причесываться… Она с юности ничего в этом не понимала и уже перестала об этом думать. Есть же в жизни каждого человека какие-то области, которые для него абсолютная терра инкогнита. И ничего, все при этом как-то живут же, просто не лезут в то, чего им понять не дано. Вот и она не лезла в область всех этих одежно-причесочных мелочей, хотя и считалось, что в этом как рыба в воде должна себя чувствовать женщина ее возраста. Не лезла – и ничуть из-за этого не переживала. Пока не оказалось, что женщина эта, то есть она, Кира, претендует на руководящую должность в солидной компании, а значит, обязана уметь прилично одеться по крайней мере на собеседование.

«Может, не ходить? – трусливо подумала Кира. – Я же и так не на паперти отираюсь. Кто сказал, что у меня должна быть какая-то другая работа?»

Но трусость и нерешительность все-таки не относились к главным ее качествам. А напор как раз относился, несмотря на склонность к самоуничижению; такой вот парадокс.

Она сердито отвернулась от зеркала. Не время сейчас копаться в своем сознании и размышлять о его парадоксах!

Когда поезд метро вдруг остановился в туннеле, а потом поехал медленно, рывками, Кира не обратила на это внимания. Это тоже было особенностью ее сознания: обращать внимание лишь на главные, определяющие черты внешнего мира. Подробности движения метропоездов к этому главному явно не относились, а потому в Кирином сознании и не задерживались.

Но когда машинист объявил, что поезд дальше не пойдет, потому что на линии авария, и пассажирам предлагается двигаться дальше наземным транспортом, – она встрепенулась. Этого еще не хватало! Кира ничего в этих краях не знала и понятия не имела, как доехать отсюда поверху до Пятой Парковой улицы.

Она с трудом выбралась из метро. Автобусы и маршрутки уходили битком набитые. Плотная толпа стояла вдоль дороги. Те, кто пробились к проезжей части, отчаянно махали руками проезжающим машинам, остальные бестолково топтались у вереницы киосков.

– Смысла нет тут стоять, – услышала Кира. – Пошли пешком, Кать, по дороге будем машину ловить.

С этими словами женщина лет пятидесяти пошла вдоль дороги, и подруга ее двинулась за ней.

– А к Пятой Парковой в какую сторону? – крикнула им вслед Кира.

– А за нами идите, – ответили они. – Нам тоже туда.

Дожидаться ее женщины, впрочем, не стали. Да и мудрено было ее дождаться: Кира ковыляла медленно, то и дело оскальзываясь на островках льда, не сбитого с тротуара. Ковыляла она потому, что вышла из дому в туфлях.

Обувь была еще одним предметом ее неприятных утренних размышлений.

Критически изучив свои сапоги, Кира поняла, что явиться в таких на собеседование просто невозможно: каблуки у них были стесаны, да, собственно, это и не каблуки были, а танкетка, которую, кажется, во времена маминой молодости называли «манка». Для хождения по зимним московским улицам эта нескользящая «манка» была очень даже удобна, но для того чтобы предстать перед советом директоров… Кира поежилась, вообразив, как она будет выглядеть. Ей представился почему-то сверкающий паркет, и что она стоит одна в центре огромного торжественного зала… Бр-р, даже подумать про дурацкую «манку» неприятно!