Опыты (Том 1)
Шрифт:
и непрерывное бешенство, тем более мучительное, что считается, будто единственное возможное для него оправдание — это любовное чувство.
Итак, долг целомудрия весьма многогранен и многолик. Хотим ли мы, чтобы женщины держали в узде свою волю? Она — вещь очень гибкая и подвижная и слишком стремительная, чтобы ее можно было остановить. Да и как это сделать, если грезы уносят женщин порою так далеко, что они не в силах от них отступиться? Как в них, так, пожалуй, и в целомудренной чистоте, — и в ней тоже, — поскольку она женского рода, — нет ничего, что могло бы их защитить от вожделений и желаний. Если мы посягаем лишь на их волю, то многого ли мы этим достигнем? Представьте себе сонмы таких желаний, наделенных способностью лететь, как оперенные стрелы, не глядя перед собой и ни о чем не спрашивая, и готовых вонзиться во всякую, кого только настигнут.
94.
Известно, на что способна разъяренная женщина (лат.). — Вергилий. Энеида,V, 6.
Скифские женщины выкалывали глаза своим рабам и военнопленным, чтобы свободнее
Просто ужас, какое великое преимущество — действовать в подходящее время! Всякому, кто спросит меня, что всего важнее в любви, я отвечу: уметь выбрать мгновение; второе по степени важности — то же, и то же самое — третье. Ибо в этом случае все возможно. Мне часто недоставало удачи, но порою и предприимчивости; сохрани боже от беды тех, кто вздумает посмеяться над этим. В наш век нужно побольше напористости, которую молодые люди нашего времени извиняют свойственной им горячностью чувств, но если женщины ближе присмотрятся к ней, они обнаружат, что она проистекает скорей из презрения. Я суеверно боялся нанести им оскорбление, и я всей душой уважаю то, что люблю. Не говорю уж о том, что это такой товар, который теряет свой блеск и тускнеет, если не относиться к нему с должным почтением. Я люблю, чтобы сюда вносилось кое-что от юношеской застенчивости, от робкой и преданной влюбленности. Впрочем, не только в этом, я и в другом знаю за собой кое-какие проявления нелепой застенчивости, о которой вспоминает Плутарх [96] и которая омрачала и портила мне жизнь на всем ее протяжении. В общем свойство это не очень подходит к моему душевному складу, но разве внутри нас не сплошные мятежи и раздоры? [97]
95.
Скифские женщины выкалывали глаза своим рабам… — Об этомрассказывает Геродот: IV, 2; Монтень произвольно толкует Геродота.
96.
…проявления… застенчивости, о которой вспоминает Плутарх… —См.: Плутарх. О ложном стыде.
97.
Мне столь же неприятно встретить отказ, какотказать, и до того горестно причинять огорчение, что в тех случаях, когдадолг обязывает меня приневолить кого-нибудь к выполнению чего-либосомнительного и для него неприятного, мне дается это с превеликим трудом икрайнею неохотой. А если мне самому приходится попадать в подобноеположение, то, сколь бы справедливо ни было сказанное Гомером, а именно, чтостыдливость для бедняка — нелепая добродетель, я обычно стараюсьпереложить свои обязанности на кого-нибудь еще, чтобы он краснел вместоменя. Но тем, кто навязывает мне неприятное дело, я также с трудом даюотпор, и потому со мною не раз случалось, что, желая произнести «нет», я ненаходил в себе достаточно сил для этого. — См.: Гомер.Одиссея, XVII, 347.
Итак, величайшая глупость пытаться обуздать в женщинах то желание, которое в них так могущественно и так естественно. И когда мне доводится слышать, как они похваляются тем, что их сердце исполнено девственной чистоты и холодности, я только посмеиваюсь над ними; они заходят, пожалуй, чересчур далеко. Если это беззубая и одряхлевшая женщина или молодая, но высохшая и чахоточного вида девица, то хотя им не очень-то веришь, их слова все же до некоторой степени правдоподобны. Но кто из них продолжает дышать и двигаться, те таким отпирательством немало вредят себе, ибо неразумные оправдания на пользу лишь обвинению. Так, например, один дворянин, мой сосед, которого подозревали в мужском бессилии,
Languidior tenera cui pendens sicula beta Nunquam se mediam sustulit ad tunicam. [98]по истечении трех или четырех дней после своей свадьбы, желая снять с себя давнее подозрение, пустился повсюду напропалую божиться, будто бы в минувшую ночь он двадцать раз насладился со своею супругой, что и послужило в дальнейшем к уличению его в полнейшем невежестве по мужской части и к расторжению его брака. Я не говорю уж о том, что кичиться своим целомудрием, как упомянутые мной дамы, в сущности, нечего, ибо где же воздержанность и добродетель, если нет побуждений обратного свойства? В таких случаях нужно сказать: «Да, мне этого очень хочется, но, тем не менее, я не собираюсь сдаваться». Даже святые, и те говорят не иначе. Само собой разумеется, я имею в виду лишь таких женщин, которые намеренно похваляются своей бесчувственностью и холодностью и, сообщая об этом с серьезным лицом, хотят, чтобы им безоговорочно верили. Ибо, когда на их лицах, вы без труда читаете, что они притворяются, когда произносимые ими слова опровергаются их глазами, когда они изъясняются на своем милом тарабарском наречии, где все шиворот-навыворот и шито белыми нитками, это мне и впрямь по душе. Я верный поклонник вольности в обращении и непосредственности; но тут не может быть серединки наполовинку: если в них нет настоящего простодушия и ребячливости, они просто нелепы, и дамам неуместно к ним прибегать: в такого рода общении они немедля переходят в бесстыдство. Уловки и хитрости способны обмануть только глупцов. Лжи в этих делах принадлежит почетное место — это окольный путь, ведущий нас к истине через заднюю дверь. Но если мы не можем сдержать женское воображение, чего же мы добиваемся? Внешне целомудренного поведения? Но бывают и такие поступки, которые совершаются без свидетелей, а между тем несут пагубу целомудрию,
98.
Чей бессильный кинжальчик свисал безобидным крючочком и никогда неподнимался до середины туники (лат.). — Катулл, XVII, 21–22.
И те, которых мы меньше всего опасаемся, больше всего, пожалуй, и должны внушать нам опасение:
Offendor moecha simpliciore minus. [100]Бывают вещи, которые, не являясь порочными, могут погубить беспорочность женщины, и притом даже без ее ведома и соучастия: Obstetrix, virginis cuiusdam integritatem manu velut explorans, sive malevolentia, sive inscitia, sive casu, dum inspicit, perdidit [101] .
Иная лишила себя девственности нечаянно, желая в ней убедиться, иная потеряла ее, резвясь.99.
Она часто делает то, что делается без свидетелей (лат.). — Марциал, VII,62, 6.
100.
Меня меньше возмущает более бесхитростное распутство (лат.). — Марциал,VI, 7, 6.
101.
Повивальная бабка, исследуянекую девушку, то ли умышленно, то ли по неумелости, то ли случайно, своеюрукой лишила ее девственности (лат.). — Августин. О градебожием, 1,18.
Мы не сумели бы дать нашим женщинам точного списка поступков, которые должны быть для них запретными. Наш закон пришлось бы изложить в общих и достаточно неопределенных выражениях и словах. Созданное нами самими представление об их целомудрии просто смешно, ибо наиболее совершенные его образцы, какими я только располагаю, это Фатуа, жена Фавна, которая, выйдя замуж, ни разу не дала взглянуть на себя ни одному мужчине [102] , и жена Гиерона, не ощущавшая зловония, исходившего от ее мужа, считая, что это общее для всех мужчин свойство [103] . Чтобы удовлетворять нас и нравиться нам, нужно, чтобы женщины не видели и не чувствовали.
102.
…Фатуа… не дала взглянуть на себя ни одному мужчине… —Рассказ об этом содержится у Лактанция: Божественные установления, I, 22.
103.
…жена Гиерона, не ощущавшая зловония… — Источник Монтеня:Плутарх. Как можно извлечь пользу из своих врагов, 7.
Итак, давайте признаем, что основа понимания этого долга заложена главным образом в нашей воле. Были мужья, которые претерпели неверность жен не только без единого обращенного к ним упрека и оскорбления, но с чувством глубочайшей признательности и глубочайшего уважения к их добродетели. Иная, дорожа своей честью больше, чем жизнью, отдала ее на поругание бешеной похоти смертельного врага ее мужа, дабы спасти ему жизнь, и сделала для него то, чего бы никогда не сделала для себя. Здесь не место умножать эти примеры: они слишком возвышенны и слишком прекрасны, чтобы попасть в этот перечень; сохраним их до рассуждений на более благородные темы.
Но что до примеров, подходящих для нашего перечня вещей более низменных, то не видим ли мы всякий день женщин, которые отдаются другим только ради выгоды, извлекаемой из этого их мужьями, по прямому их приказанию и при их посредничестве? В древности аргосец Фавлий предложил царю Филиппу свою жену из тщеславия; из любезности то же сделал и Гальба, пригласивший Мецената отужинать у него в доме; заметив, что гость и его жена принялись тайком переглядываться и объясняться знаками, он откинулся на подушки и сделал вид, будто его одолела дремота, дабы не мешать им столковаться друг с другом. И сам себя невольно разоблачил, ибо, увидев в это мгновение, что один из рабов осмелился запустить руку в стоявшее на столе блюдо, он крикнул ему: «Неужели ты не видишь, мошенник, что я сплю только для Мецената?» [104]
104.
Неужели ты не видишь… что я сплю…? — Рассказы о Флавии и оГальбе приводятся Плутархом: О любви, 16.
У одной нрав распутный, а воля благонамереннее, чем у другой, внешне придерживающейся правил приличия. И как мы встречаем таких, которые жалуются, что их обрекли на безбрачие прежде чем они вступили в сознательный возраст, точно так же я встречал и немало таких, кто жалуется, и вполне искренне, что, еще не достигнув сознательного возраста, они уже были обречены на разврат; причиною этого может быть порочность родителей, или насилие, или нужда, а она — злая советчица. В Восточных Индиях, где целомудрие чтут, как нигде, обычай, однако же, допускает, чтобы замужняя женщина отдалась всякому, кто подарит ей за это слона, — и она делает это даже не без некоторой гордости, что ее оценили так дорого [105] .
105.
В Восточных Индиях… обычай… допускает, чтобы замужняя женщинаотдалась всякому, кто подарит ей… слона… — Ариан. Об Индии, 17.
Философ Федон, происходивший из хорошего рода, после захвата Элиды — его отечества — неприятелем, дабы прокормить себя, занялся тем, что стал за деньги продавать свою юность и красоту всякому, кто желал насладиться ими, и делал это, пока враги не ушли [106] . Солон, как говорят, был в Греции первым законодателем, предоставившим женщинам право открыто добывать для себя средства к существованию в ущерб своему целомудрию [107] , — обыкновение, по словам Геродота [108] , принятое и до Солона во многих других государствах.
106.
Философ Федон… стал… продавать свою юность и красоту… —Источник Монтеня: Диоген Лаэрций, II, 105; Авл Геллий. Аттические ночи, II,18.
107.
Солон… был… первым законодателем, предоставившим женщинам…добывать… средства к существованию… — Об этом говорит Корнелий Агриппа:О недостоверности и тщете наук, 68.
108.
…по словам Геродота… — См.: Геродот, I, 93–94.
Спрашивается к тому же, каковы плоды этой изнурительной заботы о целомудрии женщин? Ибо, сколь бы справедливой ни была наша страсть уберечь его, нужно выяснить, приносит ли она нам хоть чуточку пользы? Найдется ли среди нас хоть один, кто рассчитывал бы, что при любых стараниях ему удастся связать женщин по рукам и ногам?
Pone seram, cohibe; sed quis custodiet ipsos Custodes? Cauta est, et ab illis incipit uxor. [109]109.
Наложи засов, держи ее взаперти: но кто устережет самих сторожей? Твояжена хитроумна и понесет от них (лат.). — Ювенал, VI, 347–348,