Опыты (Том 1)

Он неплохо выразился, сказав «если бы мог найти», ибо легко бывает найти только таких людей, которые подходят для поверхностных дружеских связей. Но в той дружбе, какую я имею в виду, затронуты самые сокровенные глубины нашей души; в дружбе, поглощающей нас без остатка, нужно, конечно, чтобы все душевные побуждения человека были чистыми и безупречными.

Когда дело идет об отношениях, которые устанавливаются для какой-либо определенной цели, нужно заботиться лишь об устранении изъянов, имеющих прямое отношение к этой цели. Мне совершенно безразлично, каких религиозных взглядов придерживается мой врач или адвокат. Это обстоятельство не имеет никакой связи с теми дружескими услугами, которые они обязаны мне оказывать. То же и в отношении услужающих мне. Я очень мало забочусь о чистоте нравов моего лакея; я требую от него лишь усердия. Я не так боюсь конюха-картежника, как конюха-дурака. По мне не беда, что мой повар сквернослов, знал бы он свое дело. Впрочем, я не собираюсь указывать другим, как нужно им поступать — для этого найдется много охотников, — я говорю только о том, как поступаю я сам.

Mihi sic usus est; tibi, ut opus est facto, face. [19]

За столом я предпочитаю занимательного собеседника благонравному; в постели красоту — доброте; для серьезных бесед — людей основательных, но свободных от педантизма. И то же во всем остальном.

Некий отец, застигнутый скачущим верхом на палочке, когда он играл со своими детьми, попросил человека, заставшего его за этим занятием, воздержаться от суждения об этом до тех пор, пока он сам не станет отцом: когда в его душе пробудится отцовское чувство, он сможет более здраво и справедливо судить о его поведении [20] . Точно так же и я; и мне хотелось бы говорить о дружбе лишь с теми, которым довелось самим испытать то, о чем я рассказываю. Но зная, что это — вещь необычная и редко в жизни встречающаяся, я не очень надеюсь найти судью, сведущего в этих делах. Ибо даже те рассуждения о дружбе, которые оставила нам древность, кажутся мне слишком бледными по сравнению с чувствами, которые я в себе ощущаю. Действительность здесь превосходит все наставления философии:

19.

Мой обычай таков, а ты поступай, как тебе нужно. — Теренций. Самсебя наказующнй, 80.

20.

Некий отец, застигнутый скачущим верхом на палочке… — Имеется ввиду царь спартанский Агесилай II (см. прим. 13, Гл. III).

Nil ego contulerim iucundo sanus amico. [21]

Древний поэт Менандр говорил: счастлив тот, кому довелось встретить хотя бы тень настоящего друга [22] . Он, конечно, имел основания это сказать, в особенности, если сам испытал нечто подобное. И в самом деле, когда я сравниваю всю последующую часть моей жизни, которую я, благодарение богу, прожил тихо, благополучно, и, — если не говорить о потере такого друга, — без больших печалей, в нерушимой ясности духа, довольствуясь тем, что мне было отпущено, не гоняясь за большим, — так вот, говорю я, когда я сравниваю всю остальную часть моей жизни с теми четырьмя годами, которые мне было дано провести в отрадной для меня близости и сладостном общении с этим человеком, — мне хочется сказать, что все это время — дым, темная и унылая ночь. С того самого дня, как я потерял его,

21.

Покуда я в здравом уме, ни с чем не сравню милого друга (лат.) — Гораций.Сатиры, I, 5, 44.

22.

…счастлив тот, кому довелось встретить хотя бы тень настоящегодруга. — Менандр в цитате у Плутарха: О братской дружбе, 3.

quem semper acerbum, Semper honoratum (sic, Dii, voluistis) habebo, [23]

я томительно прозябаю; и даже удовольствия, которые мне случается испытывать, вместо того, чтобы принести утешение, только усугубляют скорбь от утраты. Все, что было у нас, мы делили с ним поровну, и мне кажется, что я отнимаю его долю;

Nec fas esse ulla me voluptate hic frui Decrevi, tantisper dum ille abest meus particeps. [24]

23.

…[дня], который я всегда буду считать самым ужасным и память окотором всегда буду чтить, ибо такова, о боги, была ваша воля (лат.) — Вергилий.Энеида, V. 40–50.

24.

И я решил, что не должно быть больше для меня наслаждений, ибо неттого, с кем я делил их (лат.) — Теренций. Самсебя наказующий, 149–150.

Я настолько привык быть всегда и во всем его вторым «я», что мне представляется, будто теперь я лишь полчеловека.

Illam meae si partem animae tulit Maturior vis, quid moror altera, Nec carus aeque, nec superstes Integer? Ille dies utramque Duxit ruinam. [25]

И что бы я ни делал, о чем ни думал, я неизменно повторяю мысленно эти стихи, — как и он делал бы, думая обо мне; ибо насколько он был выше меня в смысле всяких достоинств и добродетели, настолько же превосходил он меня и в исполнении долга дружбы.

25.

Если бы смерть преждевременно унесла [тебя], эту половину моей души, кчему задерживаться здесь мне, второй ее половине, не столь драгоценной и безтебя увечной? Этот день обоим нам принес бы гибель (лат.) — Гораций. Оды, II,17, 5 сл.

Quis desiderio sit pudor aut modus Tam cari capitis? [26] О misero frater adempte mihi! Omnia tecum una perierunt gaudia nostra, Quae tuus in vita dulcis alebat amor. Tu mea, tu moriens fregisti commoda, frater; Tecum una tota est nostra sepulta anima, Cuius ego interitu tota de mante fugavi Haec studia atque omnes delicias animi. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Alloquar? audiero nunquam tua verba loquentem? Nunquam ego te, vita frater amabilior, Aspiciam posthac? At certe semper amabo? [27]

26.

Нужно ли стыдиться своего горя и ставить преграды ему, если ты потерялстоль дорогую душу? (лат.) — Гораций. Оды, I, 24, 1–2.

27.

О брат, отнятый у меня, несчастного. Вместе с тобой исчезли все моирадости, которые питала, пока ты был жив, твоя сладостная любовь. Уйдя изжизни, брат мой, ты лишил меня всех ее благ; вместе с тобой погребена и всямоя душа: ведь после смерти твоей я отрекся от служения искусству и от всехуслад души… Обращусь ли к тебе — мне не услышать от тебя ответного слова;отныне никогда я не увижу тебя, брат мой, которого я люблю больше жизни. Но,во всяком случае, я буду любить тебя вечно! (лат.). Цитируетсянеточно. — Катулл, LXVIII, 20 сл. и,начиная со слова Alloquar LXV, 9 сл. Цитируется неточно.

Но послушаем этого шестнадцатилетнего юношу.

Так как я узнал, что это произведение уже напечатано и притом в злонамеренных целях людьми, стремящимися расшатать и изменить наш государственный строй, не заботясь о том, смогут ли они улучшить его, — и напечатано вдобавок вместе со всякими изделиями в их вкусе, — я решил не помещать его на этих страницах [28] . И чтобы память его автора не пострадала в глазах тех, кто не имел возможности познакомиться ближе с его взглядами и поступками, я их предупреждаю, что рассуждение об этом предмете было написано им в ранней юности, в качестве упражнения на ходячую и избитую тему, тысячу раз обрабатывавшуюся в разных книгах. Я нисколько не сомневаюсь, что он придерживался тех взглядов, которые излагал в своем сочинении, так как он был слишком совестлив, чтобы лгать, хотя бы в шутку. Больше того, я знаю, что если бы ему дано было выбрать место своего рождения, он предпочел бы Сарлаку [29] Венецию, — и с полным основанием. Но, вместе с тем, в его душе было глубоко запечатлено другое правило — свято повиноваться законам страны, в которой он родился. Никогда еще не было лучшего гражданина, больше заботившегося о спокойствии своей родины и более враждебного смутам и новшествам своего времени. Он скорее отдал бы свои способности на то, чтобы погасить этот пожар, чем на то, чтобы содействовать его разжиганию. Дух его был создан по образцу иных веков, чем наш.

28.

…я решил не помещать его на этих страницах. — См. прим. 2, Гл.XXVIII.

29.

Сарлак, или Сарла — городок на юге Франции, где родился Ла Боэси.

Поэтому вместо обещанного серьезного сочинения, я помещу здесь другое, написанное им в том же возрасте, но более веселое и жизнерадостное [30] .

Глава XXIX Двадцать девять сонетов Этьена де Ла Боэси

Госпоже де Граммон, графине де Гиссен

Сударыня, я не предлагаю вам чего-либо своего, поскольку оно и без того уже ваше и поскольку я не нахожу ничего достойного вас. Но мне захотелось, чтобы эти стихи, где бы они ни появились в печати, были отмечены в заголовке вашим именем и чтобы им выпала тем самым честь иметь своей покровительницей славную Коризанду Андуанскую [1] . Мне казалось, что это подношение уместно тем более, что во Франции немного найдется дам, которые могли бы столь же здраво судить о поэзии и находить ей столь же удачное употребление, как это свойственно вам. И еще: ведь нет никого, кто мог бы вложить в нее столько жизни и столько души, сколько вы вкладываете в нее благодаря богатым и прекрасным звучаниям вашего голоса, которым природа одарила вас, вместе с целым миллионом других совершенств. Сударыня, эти стихи заслуживают того, чтобы вы оказали им благосклонность; вы, несомненно, согласитесь со мною, что наша Гасконь еще не рождала произведений, которые были бы изящнее и поэтичнее этих и которые могли бы свидетельствовать, что они вышли из-под пера более одаренного автора. И не досадуйте, что вы обладаете лишь остатком, поскольку часть этих стихов я как-то уже напечатал, посвятив их вашему достойному родственнику, господину де Фуа; ведь в тех, что остались на вашу долю, больше жизни и пылкости, так как они были сочинены в пору зеленой юности и согреты прекрасной и благородной страстью, о которой я как-нибудь расскажу вам на ушко. Что же касается тех других стихов, то он написал их позднее в честь невесты, когда готовился вступить в брак, и от них веет уже каким-то супружеским холодком. А я придерживаюсь мнения тех, кто считает, что поэзия улыбается только там, где ей приходится иметь дело с предметами шаловливыми и легкомысленными. (Эти стихи можно прочесть в другом месте [2] .)

30.

…вместо… серьезного сочинения, я помещу… более веселое ижизнерадостное. — Вместо «Рассуждения о добровольном рабстве» Монтеньпоместил в следующей главе (XXIX) своих «Опытов» 29 сонетов Ла Боэси. Этистихи печатались во всех изданиях «Опытов», вышедших при жизни Монтеня, итолько незадолго до смерти, подготавливая новое издание своей книги(вышедшее в 1595 г.), Монтень изъял из нее сонеты Ла Боэси и написал: «Этистихи можно прочесть в другом месте». Однако отдельным изданием сонеты этинигде не были напечатаны.

1.

Коризанда Андуанская — так на античный лад прозвали Диану де Фуа,вышедшую замуж за Граммона, графа да Гиш, или де Гиссен, и впоследствииставшую фавориткой короля Генриха IV.

2.

…можно прочесть в другом месте. — См. прим. 30 Гл. XXVIII. В нашемиздании текст этой главы, как и всех остальных, дается по бордоскомуэкземпляру «Опытов» 1595 г.

Глава XXX Об умеренности [1]

Можно подумать, что наше прикосновение несет с собою заразу; ведь мы портим все, к чему ни приложим руку, как бы ни было оно само по себе хорошо и прекрасно. Можно и к добродетели прилепиться так, что она станет порочной: для этого стоит лишь проявить к ней слишком грубое и необузданное влечение. Те, кто утверждает, будто в добродетели не бывает чрезмерного по той причине, что все чрезмерное не есть добродетель, просто играют словами:

1.

Приведенные Монтенем в этой главе примеры кровавых жертвоприношенийцитирует воинствующий атеист начала XVIII в. Жан Мелье в своем «Завещании»,XXIV.

Insani sapiens nomen ferat, aequus iniqui, Ultra quam satis est virtutem si petat ipsam. [2]

Это не более, как философское ухищрение. Можно и чересчур любить добродетель и впасть в крайность, ревнуя к справедливости. Здесь уместно вспомнить слова апостола: «Не будьте более мудрыми, чем следует, но будьте мудрыми в меру» [3] .

Я видел одного из великих мира сего, который подорвал веру в свое благочестие, будучи слишком благочестив для людей его положения [4] .

2.

И мудрого могут назвать безумцем, справедливого — несправедливым, еслиих стремление к добродетели превосходит всякую меру (лат.) — Гораций. Послания, I, б,15–16.

3.

…будьте мудрыми в меру. — Апостол Павел. Послание к римлянам, XII,3.

4.

Я видел одного из великих мира сего… — Монтень, по-видимому,намекает на французского короля Генриха III.

Я люблю натуры умеренные и средние во всех отношениях. Чрезмерность в чем бы то ни было, даже в том, что есть благо, если не оскорбляет меня, то, во всяком случае, удивляет, и я затрудняюсь, каким бы именем ее окрестить. И мать Павсания [5] , которая первой изобличила сына и принесла первый камень, чтобы его замуровать, и диктатор Постумий [6] , осудивший на смерть своего сына только за то, что пыл юности увлек того во время успешной битвы с врагами, и он оказался немного впереди своего ряда, кажутся мне скорее странными, чем справедливыми. И я не имею ни малейшей охоты ни призывать к столь дикой и столь дорогой ценой купленной добродетели, ни следовать ей.

5.

Павсаний — спартанский полководец (V в. до н. э.), впоследствиипредавшийся персам и осужденный за это своими соотечественниками на смерть:был замурован в храме Афины, где пытался найти убежище.

6.

Авл Постумий Туберт — римский диктатор в 431 г. до н. э.Приписываемый ему приказ об обезглавлении сына — легенда.